– Я боюсь за тебя. Темная какая-то история.
– Коринна, ты меня не первый день знаешь: меня голыми руками не возьмешь. Приезжай ко мне, когда захочешь. Станция метро “Тур-Мобур”. Я читала контракт, я имею право принимать гостей.
– А вдруг ты случайно войдешь в эту темную комнату?
– Это на меня непохоже. И плевать я хотела на его фотографии.
“Бентли” ждал ее у подъезда. Шофер, за всю дорогу туда и обратно не проронивший ни слова, поставил машину во внутреннем дворе особняка. В сумерках дом показался Сатурнине еще сказочнее.
Она разложила свои вещи во встроенные шкафы, на ее взгляд слишком вместительные. Около восьми часов в дверь постучали.
– Добрый вечер, мадемуазель, – поздоровался вошедший мужчина. – Меня зовут Мелен, я домашний слуга. В котором часу вы позволите мне убраться в вашей комнате и ванной?
– Здесь чисто.
– Разумеется, но моя обязанность – убираться каждый день. Месье приглашает вас разделить с ним ужин: если вы согласитесь, я могу прибраться сейчас.
– Как хотите, – бросила в ответ Сатурнина, направляясь в кухню.
Дон Элемирио созерцал сложенную им пирамиду из яиц и спросил ее, любит ли она яйца. Она ответила утвердительно.
Он тотчас же со знанием дела приготовил омлет, совершенство коего привело Сатурнину в смущение.
– Если вы не против, мы поужинаем здесь же.
Кухонный стол был целиком сделан из органического стекла, приятного и на вид, и на ощупь. Дон Элемирио уселся на высокий табурет и пригласил ее приступать к еде незамедлительно.
Ел он молча, и она украдкой его разглядывала. С какой стати за ним закрепилась репутация соблазнителя? Наружности приемлемой, но и только. Одежда на нем была самая обычная, ничто во всем облике не приковывало взгляд. Что же до разговора, его просто не было. Если бы ее попросили отыскать в нем какое-либо достоинство, Сатурнина бы затруднилась.
– Чем вы занимаетесь? – спросила она.
– Ничем.
– Кроме фотографии, конечно?
Он секунду поколебался.
– Конечно. Но я редко ею занимаюсь. Жду вдохновения, а оно приходит нечасто.
– Чем же вы тогда занимаетесь целыми днями?
Она ожидала, что ее бестактность возмутит его. Ничуть не бывало.
– Я испанец.
– Мой вопрос не об этом.
– Это моя работа.
– В чем же она состоит?
– Никакая знатность даже близко не сравнится со знатностью испанской. Я знатен на полную ставку.
– А вот сегодня вечером, например, как вы проявите вашу знатность?
– Буду перечитывать протоколы инквизиции. Это изумительно. Как могли говорить дурно об этой судебной инстанции?
– Наверно, потому, что у нее были в ходу убийства и пытки.
– Убийства и пытки были в ходу задолго до инквизиции. Она же была в первую очередь судебным органом. Каждый имел право на суд до казни.
– Скорее пародию на правосудие.
– Ничего подобного. Я перечитываю протоколы, это высокая метафизика. Какой прогресс в сравнении с предшествующим варварством! Раньше обвинение в колдовстве немедленно приводило на костер. Благодаря суду святой инквизиции ведьм стали подвергать ордалии, которая могла их оправдать.
– Много ли ведьм было оправдано в результате такого испытания?
– Ни одной.
Сатурнина рассмеялась:
– Вы правы, прогресс колоссальный.
– Вы ничего не понимаете. Ордалия была доказательством, что они заслуживали смерти.
– Вы когда-нибудь ходи ли босиком по раскаленным углям?
– Я вижу, что вы сильная натура. Это не ваша вина. Вы француженка.
– Нет. Я бельгийка.
Он поднял голову и посмотрел на нее с интересом:
– Значит, вы отчасти испанка благодаря Карлу Пятому.
– Это дела давние.
– Нет. Мы так и остались в шестнадцатом веке. Отсюда продажа индульгенций.
До сих пор Сатурнина думала, что имеет дело с провокатором. В эту минуту она поняла, что перед ней сумасшедший.
– Чтение протоколов инквизиции когда-нибудь да закончится, – сказала она. – Что вы будете читать после?
– Перечитаю Грасиана и Луллия[1].
– Испанский отдел Лувра просто создан для вас, вы, должно быть, часто там бываете.
– Никогда не был.
– Вы шутите?
– Нет. Я вообще никогда не выхожу. Двадцать лет я не покидал этот дом.
– Даже на прогулку в машине?
– Нет.
– Но зачем же тогда вы имеете шофера и “бентли”?
Сказав это “имеете шофера”, Сатурнина хотела было поправиться, но хозяин дома, похоже, не был шокирован ее выражением и ответил:
– Мой секретарь и мой слуга часто прибегают к услугам шофера и его автомобиля. Я же, со своей стороны, предпочитаю оставаться здесь. Внешний мир шокирует меня своей вульгарностью и скукой.
– Вы никогда не скучаете, сидя здесь взаперти?
– Случается порой. Однако это не сравнить с тем, что испытываешь на светском приеме или дружеской вечеринке. У меня больше нет друзей. Это слишком скучно.
– Может быть, вы просто не встретили подходящих вам людей.
– Примерно до вашего возраста и у меня было то, что называют социумом. Клянусь вам, я добросовестно старался в нем жить. В конечном счете все откровенные признания похожи одно на другое. Мне неизмеримо приятнее общаться с Грасианом, Луллием и Торквемадой[2]. Тем более что они-то ничего от меня не хотят.
– Я могу понять, что вам наскучили люди. Но Париж, лес, мир!
Дон Элемирио устало отмахнулся.
– Я все это видел. Люди, возвращаясь из путешествий, говорят: “Мы ездили смотреть на Ниагарский водопад”. Для туризма нужна наивность, которой у меня нет. Понимаете, эти люди всерьез верят, будто Ниагарский водопад нуждается в том, чтобы они на него смотрели.
– Почему вы не покончите с собой? Если бы я думала, как вы, я бы повесилась.
– Вы ошибаетесь. Моя жизнь не лишена интереса.
– Вам достаточно ваших старых книг, чтобы жить?
– Не одни только книги. Есть Господь Бог, Христос, Святой Дух. Я католик, насколько может быть католиком испанец. Это меня немало занимает.
– Почему же вы не ходите к мессе?
– Месса приходит ко мне. Если хотите, я покажу вам часовню, где каждое утро испанский священник служит для меня одного. Это рядом с кухней.
– Ваша жизнь прельщает меня все меньше.
– И потом, есть женщины.
– Где же вы их прячете? Я ни одной не видела.
– Разве вы чувствуете себя спрятанной?
– Я не женщина вашей жизни.
– Именно так. С сегодняшнего утра.
– Нет. Я как следует прочла контракт на квартиру, прежде чем подписать.
– Это слишком тонко для контракта.
– Говорите за себя. Вы меня абсолютно не привлекаете.
– Вы меня тоже.
– Тогда почему же вы говорите, что я – женщина вашей жизни?
– Это рок. Пятнадцать женщин претендовали сегодня на комнату. Когда я увидел вас, я сразу понял, что именно с вами может свершиться судьба.
– Ничто не свершится без моего согласия.
– В самом деле.
– Значит, ничто не свершится.
– Я понимаю вас. Я вам не нравлюсь, это естественно. Я непривлекателен.
– Вы говорили, что вам наскучили люди. Напрашивается вывод, что наскучили вам мужчины.
– Женщины так же скучны, как мужчины. Но с некоторыми из них возможна любовь, которая не может наскучить. Тут есть какая-то тайна.
Сатурнина нахмурилась:
– Значит, эту квартиру вы сдаете исключительно ради женщин?
– Конечно. Для чего же еще?
– Я думала, ради денег.
– Пятьсот евро в месяц. Вы шутите!
– Для меня это приличная сумма.
– Бедное дитя.
– Я сказала это не для того, чтобы вы меня пожалели. Я что-то не понимаю. Для такого человека, как вы, не должно быть проблемой знакомство с женщинами.
– Вот именно. Я один из самых завидных женихов в мире. Отчасти поэтому я и не выхожу больше из дома. На каждом светском приеме меня осаждают женщины. Патетическое зрелище.
– Ваша скромность трогательна.