Порх, низенький мускулистый мужичок, немного похожий на медвежонка своей косолапостью и ласковым взглядом круглых, слегка навыкате глаз, был старше Юмеры на семь лет, ему было уже около тридцати восьми. Он был первым сыном дочери Бога Камня Новицы и мужа ее Лесьяра из Рода Медведей, но никакой склонности стать волхвом в своем племени не имел. Судьба была милостива к нему: его жена и два маленьких сына спрятались в лесу во время нападения дружины Даниила и поэтому остались в живых, а сам он попытался защитить Жертвенный Холм с алтарем вместе с другими мужчинами племени Медведей и был взят в плен.
Пришедший с ним Кален, войдя в дом, поклонился мне очень низко, гораздо ниже Порха. Он был моложе его лет на десять и попал в плен молодым шестнадцатилетним парнем. Его грустная красота много повидавшего и не сломавшегося в невзгодах человека, пристальный проницательный взгляд больших голубых глаз понравились мне. Хоть он тоже был из племени Медведей, ничего медвежьего в его внешности не было, скорее он был похож на робкого нежного птенца-голубя, которому так и не удалось встать на крыло. Кален и ходил-то немного боком, склонив голову на одно плечо, что еще более усиливало его сходство с молодой растерявшейся птичкой. Оба они, как и все меряне-мужчины носили полотняные рубахи почти до колен, подпоясанные цветными витыми шнурами и украшенные по вороту обережной вышивкой. Широкие штаны из грубого холста были заправлены в короткие сапоги- морщуны из коричневой свиной кожи с завязками вокруг щиколотки.
Когда гости поели, Порх начал рассказывать о плене, а Кален все это время не отводил от меня внимательного взгляда ясных голубых глаз, словно пытаясь распознать, как я оцениваю повествование брата Юмеры.
- Притащили нас с Меркулом, Каленом и другими мерянами на веревке в крепость Селенец, одну из вотчин этого изверга. Ох и лютовали его тиуны над нами: сначала заковали в железные цепи и посадили в подвал. Еду бросали через отверстие в двери как собакам на землю, воду плескали в кадушку возле двери: попадут, так пить будем, а не попадут, так без воды целый день. Посидели неделю, чуть что не выли: без света, солнца, в грязи, полуголодные, да еще и жажда постоянно мучила. Потом смилостивились над нами, решили вытащить всех на дневной свет и отправить в работы. Отдали нас боярину-огнищанину Млаху. Его дружинники повели всех в лес, потом в самой чаще поселили в избе и разрешили готовить в печи еду на всех. Слуги боярские год назад на большом куске леса деревья срубили, они засохли, а нам надо было таскать здоровенные стволы и жечь их. Так боярин для своих посевов место готовил.
Как же тяжело мы работали! Да все подгоняли нас, быстрей да быстрей! Не будешь шевелиться, вечером охранники конской плеткой выпорют у избы, а утром опять в работы. Все сделаем, в другую часть леса перегонят, потом еще куда-нибудь. Все дымом пропитались, везде гарь была, запах страшный, зимой и летом в одной одежде, истрепались до лохмотьев. Никогда не мылись, только ополоснемся чуть над лоханью и опять в лес. Охранники-то часто менялись, а нас никуда не выпускали почти все это время. Некоторые наши бежали, да и пропали: один заблудился, слуги боярские потом только кости обглоданные нашли, а Меркул через болота пошел и сгинул, дороги не знал. Может и добрался куда, но только не до дома, я у его сестры спрашивал: здесь не появился. Конечно, пропал. Калену-то больше повезло, ему по молодости дали в конюшне самого князя Даниила работать. Расскажи-ка, Кален.
- А что говорить-то, хорошо жил, кормили, за помощника был у старого конюха. Часто не били, один раз только кнутом отходили, потом сильно болел, - пожал плечами Кален, не отводя от меня глаз. Необыкновенно странным для меня было то, что он постоянно очень пристально смотрел на меня, непонятно почему. Но потом я решила, что просто моя внешность поразила его, как и многих мужчин, встречающих меня впервые.
- Когда Радомир крепость захватил, у него работал?- спросила я.
- Да нет, недолго он поправил, только неделю. Потом уж откуда взялась опять дружина Даниила, никто не знает, порубили всех, кто в гриднице пировал. Вот власть и кончилась, - ответил Кален.
- А что Даниил и Радомира убил?
- Нет, Радомира убивать не стал, отправил в Сурожский монастырь и велел постричь в монахи, чтобы значит свой грех отмаливать, потому как восстал на брата.
- А ты как же Кален?- спросила Юмера. Она посмотрела на меня и поняла, что я тоже в недоумении от его столь пристальных взглядов.
- А что я?- ответил он, не обратив на нее ровно никакого внимания и даже не повернувшись к ней.- Кормили и не сильно били каждый день, и то хорошо. Вот только уж и не знаю как сказать….
Он замялся в нерешительности, кинул взгляд на Юмеру, Порха и Велсу, потом снова посмотрел на меня.
- Не разрешит ли мне Великая Волхва сказать ей несколько слов наедине?
Все безмерно удивились его словами. Никто не ожидал от него такой неслыханной дерзости: простой человек, даже не волхв, просит его оставить наедине со мной? Я сама была в недоумении. Юмера, Порх и Велса смотрели на меня и не знали, что ответить.
- Послушай, Кален,- сказала я, помолчав,- разве есть у тебя тайна, которую ты не можешь раскрыть при всех?
- Есть,- ответил он и неожиданно опустился передо мной на колени.- Разреши, Великая Волхва, мне очень нужно сказать кое-что лично тебе.
Я посмотрела на его мальчишеское растерянное лицо: хотя он был годами и старше меня, но мне казался ребенком, случайно нашедшим что-то ценное и от этого очень удивленного.
- Ну хорошо, идите,- я нехотя отпустила Хранительниц и Порха. Они, поминутно оглядываясь, нерешительно вышли. Тяжелая бревенчатая дверь избы закрылась за ними с гулким стуком.
- Говори, Кален.
Он также стоял передо мной на коленях, опустив вниз русую голову.
- Я согласился, потому что он очень меня просил, очень… Нет, не из-за денег, не думай, Волхва. Слезы были на его глазах, когда он говорил со мной…Он плакал…
Я сразу поняла, кто это «он», мое сердце рухнуло вниз, потом забилось часто-часто у горла, с перебоями, как пойманный птенец в руках. Не в силах вымолвить ни слова я только смотрела на его смешно торчащий вихор на затылке, на мягкие остриженные в кружок русые локоны, на худую мальчишескую шею, выглядывающую из ворота рубахи.
Тем временем Кален порылся у себя за пазухой и достал маленький мешочек из мягкой дорогой расшитой жемчугом и золотом ткани. Он выглядел очень странно в его грубых мозолистых натруженных руках, казался нереальным, как и все, что он говорил до этого.
- Князь Даниил пришел в конюшню, когда я уже хотел уходить домой… Отпустили нас из рабства…« Подожди, Кален. Ты добрый и честный парень, о тебе все конюхи говорят только хорошее. Я очень прошу тебя сохранить то, что скажу, в тайне. Окажи мне одну услугу. Отдай это вашей Великой Волхве,- сказал он и заплакал передо мною. Слезы полились у него из глаз, а я очень растерялся.- Скажи, Катерине, вашей Волхве, - я даже не понял, почему он тебя так назвал,- что она снится мне каждую ночь, я весь извелся и не знаю, что делать мне с этими муками. И еще скажи, что прошу ее простить меня и выйти за меня замуж.»
Наверное, ему очень стыдно было произносить эти слова, потому что лицо и шея его покраснели, и он впервые поднял на меня глаза, наполненные слезами.
- Прости меня, Волхва, что я говорю это тебе, но я пожалел его. Это ведь враг наш, а я так сделал. Я пообещал ему.
Мы молчали несколько минут, я от смятения, а он от стыда.
- Ничего, Кален, не мучайся. Ты проявил милосердие и это правильно,- наконец нашла я что сказать, пытаясь изо всех сил, чтобы мой голос не задрожал.
- И еще он сказал, Волхва…. Не сердись, но он сказал, что скоро приедет к нам с миром и возместит все убытки, которые понесли от него меряне. Я не знаю, почему князь так переменился, ведь он убивал нас раньше…
Я изо всех сил до боли сжала руки, чтобы сдержать вопль, рвущийся из моей груди. Как такое возможно? Что делать мне? Готовиться к новому нападению и разгрому? Принять все это как военную хитрость? Или поверить словам Даниила? И вот тут, именно с этого мгновения я почувствовала себя во власти потока. Словно до этого я плавала в тихой и хорошо знакомой речушке жарким летом, в спокойной ровной воде, теплой и ласковой. Потом в какой-то момент поняла, что попала в неизвестно откуда взявшееся здесь течение. Оно подхватило меня и повлекло за собой, сначала тихо, затем все быстрее и быстрее, и наступил момент, когда я поняла, что уже не могу выбраться из него, не повредив себе и что не в силах управлять событиями моей жизни. Вот именно это ощущение движения неизвестно откуда взявшегося пространства, сгустившегося вокруг меня и с непреодолимой силой влекущего за собой, появилось во мне после последних слов Калена.
