Она только смогла промычать в ответ что-то невразумительное. Этого еще не хватало. Дженни Фокс не может допустить такой слабости. Нет, это все — лишняя сентиментальность. Это все — от вина.

В двенадцать ночи к ней заявился Марк. Он был явно нетрезв: в одной руке у него болталась начатая бутылка вина, в другой — сорванный в ее же саду цветок. После довольно бесцеремонных поцелуев на крыльце и расспросов, с кем она сейчас и чем занимается, он вдруг переполнился нежностью: — Я хочу сказать… Я хочу сказать… Просто я хотел тебе сказать…

— Марк, мне нужно выспаться, говори быстрее. И уходи.

— А вот не буду я тебе ничего говорить! Я вот возьму сейчас и проверю, действительно ли ты одна. — Он оттеснял ее от двери. — Дай пройти.

— Марк! Я обижусь.

— А, так ты с ним?! А я тут, как дурак!.. Дженни, мне не нужны ваши чертовы деньги! Ты унижаешь меня таким раскладом.

Она и сама это понимала.

— Не знаю, Марк. Ты меня прости, пожалуйста. Мне самой не нужны эти деньги, просто…

— Что «просто»? тебе нужен Спенсер?

— Не говори глупостей! Меня что-то зацепило в этой истории, пусть она теперь идет, как идет. И… знаешь что? Не устраивай, пожалуйста, мне больше прилюдных скандалов.

— Это почему же? Там были только свои.

— Мишель неприятно это слушать.

— А-а! Нас заволновали вопросы морали! Вот-от как! — Марк грубо дернул ее за руку, притягивая к себе. — Между прочим, ты увела у нее мужа… и считаешь это нормальным. И при этом стесняешься говорить вслух, что мы вместе ночуем?

— Это просто некрасиво. Есть правила приличий, наконец. Отпусти. Ты оставишь на мне синяки.

— А ты собралась раздеваться перед ним?

— При чем здесь раздеваться? Я хожу с коротким рукавом, Марк. Жарко. Лето. Понимаешь?

— Извини. Просто я — вне себя. — Он дышал ей в лицо.

— Постарайся вести себя так, как будто мы друзья. И больше ничего. Особенно при Брете.

— При ком?

— При мистере Спенсере.

— А-а. Вы уже называете друг друга по имени? Он уже целовал тебе ручку? Или щечку? А может, еще что-нибудь?

— Марк! Ты забываешься!

— Это ты забываешься! Ты забыла все, что было между нами еще несколько дней назад. Ты перепрыгнула из одной постели в другую? Перепрыгнула тепленькая и обласканная мной! — С этими словами он так сильно прижал ее к стене, пригвоздив руки своими ладонями, что Дженни едва могла дышать.

— Марк. Что ты собираешься делать?

— Я вот возьму сейчас и… Я ведь за этим пришел.

— Ты не посмеешь.

— Еще как посмею. — Он смотрел на нее безумными глазами. Потом вдруг отпустил, уселся на пол, сжав голову руками.

— Что ты делаешь со мной? Что ты делаешь?.. Я же люблю тебя.

— Марк, ты должен забыть все, что было. Все равно это…

— Зачем только я потащился в этот чертов город! Зачем я тебя увидел! Лучше бы нам не встречаться еще пять лет! Или до конца жизни! Глядишь, я бы смог забыть…

— Марк… Прости меня. Я веду себя просто по-свински. — Она села рядом, обняла его голову и гладила по волосам, словно маленького ребенка.

А Марк громко сопел, пытаясь пережить свою ревность. В какой-то момент руки его скользнули вниз по ее спине, и Дженни поняла, что он истолковал ее последние слова, как раскаяние и попытку примириться.

— Дженни… Ты мне очень дорога.

— Нет, Марк, ты меня неправильно понял. Я хотела сказать…

Он уже покрывал поцелуями ее грудь и стягивал рубашку:

— Я все понял, девочка моя! И сегодня ты будешь со мной! И ты всегда будешь со мной!

— О, Марк, отпусти меня! Ты ни черта не понял!

Он отошел от нее.

— Что происходит?

— Марк, я прошу у тебя прощения за то, что мы с тобой расстаемся.

Повисла длинная пауза. Дженни молча ждала.

— Мы снова расстаемся? — наконец сказал он тихо. — Как интересно. Знаешь, Дженни, на этот раз ты побила все рекорды: ты бросила меня через неделю от начала нашего романа. Так меня еще никто не бросал.

— У нас не было романа, Марк. У нас просто была… ммм… страсть. Которая прошла.

— Ах, она у тебя уже прошла? — Глаза его вдруг налились такой яростью, что Дженни испугалась и совершенно некстати вдруг подумала, что Мишель от него, наверное, часто доставалось.

— Вот что я тебе скажу, моя милая Фокси. Я догадался о твоих планах. Ты — гениальная, хитрая лиса! Ты решила всех кинуть, а сама и правда выйти замуж за Спенсера. И завтра я скажу об этом всем! А ты попробуй доказать, что это не так!

И, яростно хлопнув дверью так, что она открылась снова, Марк скатился с крыльца и потопал к калитке.

— А ведь это гениальная идея, — медленно проговорила Дженни ему вслед. — Спасибо, Марк.

Визит к парикмахеру пришлось запланировать на девять утра, чтобы успеть к завтраку со Спенсером в наилучшем виде. Дженни на чем свет стоит ругала Марка за его навязчивость и темперамент. Если бы он не напился и не явился к ней ночью, она бы как следует выспалась, и цвет лица был бы сейчас гораздо лучше.

Нельзя допускать, чтобы Спенсер заметил, как она старается ради него, поэтому Дженни не стала радикально менять прическу. Просто немного освежила. И вдруг, глядя в зеркало, поняла, что давно не занималась собой с таким удовольствием. Нет, она, конечно, регулярно посещала салоны красоты и могла иногда по целому дню не вылезать оттуда, проходя весь круг: от маникюра до массажа. Но заниматься собой осознанно, с целью привлечь чье-то внимание… нет, этого не было давно. Последний раз она «бралась за себя» с таким же энтузиазмом девять лет назад. Ей было всего двадцать три. С тех пор Дженни запретила себе даже вслух произносить слово «любовь»… Впрочем, нет. Неделю назад, танцуя с Марком, она нечаянно нарушила это табу. Как там было сказано? «Не надо путать работу с любовью»?..

— Жалко, что вместе с волосами нельзя отстричь пару-тройку лет, — проговорила она, еще раз оглядывая себя в зеркале. — Хотя это вряд ли поможет.

До отеля она добралась на такси, на всякий случай оглядываясь по сторонам: не притаился ли где-нибудь Марк?

— Дженни! Бог ты мой! Вы просто прелестны!.. Но почему так грустны? — Спенсер поднялся ей навстречу из огромного кресла в первом зале ресторана и галантно поцеловал руку.

— Спасибо. А почему вы не заняли столик?

— Я хотел предложить вам пойти куда-нибудь еще. Где мы ни разу не были.

— Но мы с вами еще нигде не были. По крайней мере, вместе.

— Значит — весь город у наших ног! Дженни, мы — друзья?

— Д-да.

— Почему вы так смущены?

— Пустяки. Просто сегодня такой день… Хочется солнца, а его нет! — наконец придумала она.

В самом деле: что это с ней? Зачем она вспомнила ту старую историю девятилетней давности? Это все излишняя сентиментальность!

— Позвольте мне за вами немного поухаживать? Я уже, наверное, забыл, как надо ухаживать за красивыми женщинами.

Он сам был красив. Дженни вдруг опустила глаза и смутилась. Почему она раньше не замечала этого ощущения опасности и мужского превосходства, которое исходит от него? Она вдруг представила себе, как он обнимет ее… и словно тонкая длинная игла пронзила ее всю: от макушки до пят.

— Ну хорошо, — пролепетала она. — Попробуйте. Может, заодно вспомните.

Дженни не заметила, как мистер Спенсер обаял ее. И хотя никогда раньше она не обкрадывала влюбленных мужчин, это занятие вдруг стало нравиться ей все больше и больше. Она уже не играла. Она просто жила. Два дня пролетели, как один: они встречались со Спенсером, гуляли, говорили о всякой ерунде, тщательно избегая «острых углов» в беседах. Тот больше не пытался узнать о ее прошлом, Дженни тоже не расспрашивала его, чтобы сличить рассказы с досье. На улице почти все время лил дождь, так что гулять приходилось по закрытым помещениям. Они обошли все музеи и выставки, узнали о пристрастиях друг друга в еде, отдыхе, музыке и кино… Однажды они встретили Марка с Мишель. Мужчины поздоровались, сухо кивнув головами, Дженни не стала спрашивать, знают ли они друг друга, Спенсер тоже промолчал. Марк больше не появлялся у Дженни. Он перестал звонить и больше не позволял себе подобных выходок, как той ночью. Это успокаивало и в то же время настораживало. Притихший Марк — это мина замедленного действия. Когда она рванет, никто не знает…