Она замолчала, потому что послышался стук в дверь и вошла сестра Эафа. Лицо ее было тревожно. Сперва она посмотрела на Фидельму, потом на Эадульфа.
— Я здесь, но я не очень понимаю, зачем меня позвали, — сказала Эафа. Хотя она старалась держать свои жилистые и загрубелые руки неподвижно, но пальцы все равно шевелились, выдавая ее волнение.
Фидельма ободряюще улыбнулась ей и жестом пригласила сесть. Эадульф видел, что ее гнев на Вульфрун уже улетучился. Значит, спор о целибате был для нее не более чем способом успокоиться после разговора с надменной настоятельницей.
— Это не более чем формальность, сестра Эафа, — заверила Фидельма саксонскую монахиню. — Я только хочу узнать, когда вы в последний раз видели Вигхарда живым?
Девушка растерянно моргала.
— Не понимаю, сестра.
— Тессерарий говорил вам, что нам поручено расследовать убийство Вигхарда?
— Да, но…
— Вы, наверное, видели Вигхарда вчера за ужином, в трапезной, где вы были вместе с настоятельницей Вульфрун?
Девушка кивнула.
— А после этого? — подсказывала Фидельма.
— Нет, после этого не видела. Я ушла, а настоятельница Вульфрун осталась беседовать с ним у дверей трапезной. Они… они о чем-то спорили. Я отправилась к себе. После этого я его не видела.
Эадульф подался вперед, внезапно заинтересовавшись.
— Настоятельница Вульфрун в самом деле спорила с Вигхардом?
Эафа снова кивнула.
— А о чем они спорили?
Эафа пожала плечами.
— Я не знаю точно. Я не слушала.
Фидельма ласково улыбнулась девушке.
— И вы вернулись в свою комнату, которая находится рядом с комнатой настоятельницы?
— Да, — спокойно ответила Эафа.
— И не рискнули больше выйти из комнаты в эту ночь?
— О нет, что вы!
Фидельма подняла бровь.
— Нет?
Девушка нахмурилась, замялась и поправила себя:
— То есть, нет, немного позже настоятельница Вульфрун вызвала меня к себе.
— С какой целью?
— Ну как? — Эафа, казалось, была удивлена таким вопросом. — Чтобы помочь ей расстелить постель.
— Это для вас обычно?
Девушка выглядела озадаченной.
— Я не очень понимаю, о чем вы, сестра.
— Вы ведь спутница настоятельницы Вульфрун, это так?
Снова кивок был ей ответом.
— Тогда почему вам приходится выполнять всю мелкую работу по хозяйству, которую она может делать сама?
— Потому что… — Эафа подумала. — Потому что она очень знатная дама.
— Но сейчас она просто одна из сестер. Даже настоятельница не вправе требовать, чтобы кто-то из ее обители прислуживал ей.
Эафа не ответила.
— Послушайте, почему вы решили стать служанкой настоятельницы Вульфрун?
Эафа подняла на нее свои светло-карие глаза. Казалось, что она хотела ответить что-то, но снова понурила голову. Только чуть заметно кивнула.
— Почему? — настаивала Фидельма. — Будь она знатная дама, или настоятельница, или скромная сестра во Христе, в любом случае Вульфрун не имеет на это права. Вы служите только Господу.
— Я больше ничего не могу сказать, — твердо произнесла девушка. — Я могу сказать только, что вчера вечером я прислуживала настоятельнице Вульфрун, и когда все было готово для ее сна, я вернулась к себе и легла спать.
Фидельма хотела продолжить, но раздумала. Давить на девушку не имело смысла.
— Во сколько это было, Эафа?
— Я точно не помню. Но раньше полуночи.
— А откуда вы знаете?
— Я проснулась, когда звонили к полуночному Ангелусу, и тут же снова уснула.
— После этого вы еще просыпались?
— Думаю, нет.
— В каком смысле? — впервые вступил в разговор Эадульф. — Вы думаете, что больше не просыпались?
— Ну, — нахмурилась девушка, — кажется, я просыпалась еще раз, позже, и слышала какой-то шум и суматоху, но я так устала, что перевернулась на другой бок и тут же заснула снова. Наутро, за завтраком, кто-то сказал, что внизу в саду поймали ирландского монаха, который убил архиепископа-дезигната. Это правда?
Она смотрела округлившимися глазами то на Эадульфа, то на Фидельму.
— Отчасти, — согласилась Фидельма. — Монаха арестовали, но его вина еще не доказана.
Девушка на мгновение раскрыла рот и тут же закрыла снова. Это непроизвольное движение не ускользнуло от внимания Фидельмы.
— Вы хотели что-то сказать? — подбодрила ее она.
— Просто я видела этого брата-ирландца утром в день убийства, в садах при domus hospitale. Он был полный, круглолицый и с такой смешной тонзурой, какую носят ирландцы.
Эадульф подался вперед.
— Вы видели этого монаха?
— Ну да. Он стал расспрашивать меня о свите Вигхарда. Кто сопровождает его в этой поездке и так далее, но в это время пришла настоятельница Вульфрун, и мне нужно было уйти с ней. И я слышала, что тот монах, которого искала стража, был как раз толстый и круглолицый ирландец.
Воцарилось молчание. Фидельма задумалась, откинувшись на стул.
— Давно ли вы в монастыре Шеппи? — неожиданно спросила она.
Девушка, казалось, была озадачена внезапной сменой темы.
— Пять лет, сестра, ну, или чуть дольше.
— Как давно вы знаете настоятельницу Вульфрун?
— Немного дольше…
— То есть вы познакомились еще до того, как попали в Шеппи?
— Да, — согласилась девушка.
— А где это было? В другой обители?
— Нет. Вульфрун помогла мне, когда я была в беде.
— В беде?
Девушка не ответила и не стала уточнять, а только кивнула.
— Где это было? — настаивала Фидельма.
— В королевстве Свитхельма.
— Значит, — быстро спросил Эадульф, — вы родом из королевства восточных саксов?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Родом я из Кента. Но в детстве попала в королевство Свитхельма, а потом вернулась обратно в Кент, вместе с настоятельницей Вульфрун, когда она пригласила меня в свою обитель в Шеппи.
— Значит, с тех пор вы чувствуете себя в долгу перед настоятельницей? — заключил Эадульф.
Эафа пожала плечами, давая понять, что это и так ясно. Фидельме стало жаль девушку.
— Простите меня, Эафа, за все эти расспросы, мы уже почти закончили. Еще только одно. Вам известно, что по закону Церкви вы — свободный человек?
Эафа чуть нахмурилась.
— Но ведь закон требует послушания? — с вызовом спросила она. — Я всего лишь монахиня и должна повиноваться моей матери-наставнице во всем.
Фидельма решила не уточнять свою мысль, боясь расстроить девушку.
— Главное, чтобы вы понимали, что ни один человек, какого бы сана он ни был, не имеет права вас оскорблять.
Эафа вспыхнула, внезапно подняла глаза и взглянула в лицо Фидельмы, понимая, на что намекают ее слова.
— Я могу позаботиться о себе, сестра Фидельма. Я выросла в деревне и прошла тяжелую школу, пока достигла совершеннолетия.
Фидельма грустно улыбнулась.
— Я просто решила, что стоит вам об этом напомнить.
— В любом случае, — Эафа запальчиво приподняла подбородок, — я не понимаю, какое эти вопросы имеют отношение к убийству Вигхарда.
Она явно не хотела говорить про Путтока и его поползновения. Фидельма только надеялась, что девушка поймет, что ей есть куда прийти за помощью, если что-то случится.
— Вы уже очень помогли нам, Эафа. Это все… пока что.
Девушка ответила таким же резким кивком и встала, собираясь уходить. Когда Фурий Лициний открыл перед ней дверь, на пороге возникла худая и длинная фигура желтолицего епископа Геласия. Эафа опустилась на одно колено в глубоком саксонском поклоне, а Фидельма и Эадульф встали, приветствуя номенклатора папского двора.
Геласий вошел, рассеянно улыбнувшись сестре Эафе, та быстро поднялась и поспешно убежала. Фурий Лициний почтительно застыл, потому что следом за епископом в комнату шагнул Марин, супериста, военный комендант.
— Я решил, что должен навестить вас и узнать, пришли ли вы к какому-либо заключению, — сообщил Геласий, глядя то на Фидельму, то на Эадульфа.
— Если вы хотите знать, решили ли мы это дело, — ответила Фидельма, — то ответ будет отрицательный.
