— Зацепочка самая неожиданная, — проговорил дед с озадаченным выражением на лице. — Никогда не задумывался, считал, будто так и надо — естественное явление, палеоантропы в принципе чувствуют стократ острее нас… Тихо, помолчите оба! Владение «альтернативной энергетикой» редкий дар, наследующийся по материнской линии, так? Доказано, что женщина-сапиенс может родить ребенка от неандертальца, в отличие от противоположной ситуации — кроманьонец никогда не станет отцом после связи с палеоантропом противоположного пола! Близко, очень близко! Господи Боже, что же это получается? Я десятилетиями ходил вокруг да около, жизнь истратил на поиск ответа, валявшегося под ногами!
— Тс-с, — Славик дернул Андрея Ильича за рукав. — Мы слишком разболтались, мешаем. Пойдемте в лагерь, а? Незачем их беспокоить — все на нас смотрят…
— Почувствовали мое резкое психологическое перевозбуждение и начали сопереживать, — выдохнул дед. — Эмпаты хреновы… Верно, не станем задерживаться.
* * *
Звездный рисунок ночного неба Четвертичного периода не отличался от привычного: Млечный Путь, Большая Медведица, Орион и Полярная звезда на своих местах — по меркам Вселенной обе реальности, «объективную» и «субъективную», разделяла микросекунда. Чтобы увидеть принципиально иное расположение светил, следовало отправиться не в близкий плейстоцен, а в эпоху динозавров или Пермский период.
Луна пока не взошла, поэтому оставалось довольствоваться светом звезд и багровыми взблесками угольков, над которыми жарилась оленина — неандертальцы вежливо, но непреклонно вручили чужакам лопатку убитого зверя: по их мнению мяса было достаточно, чтобы трое взрослых мужчин не остались голодными. Андрей Ильич не стал отказываться: семья палеоантропов насытилась, а излишки могут испортиться. Дают — бери.
На закате, по пути к лагерю, обнаружили первые признаки начинавшейся массовой миграции животных к северным пастбищам: мимо прошествовала группа мамонтов числом в девять особей. Гигантская старшая самка, два самца поменьше и подросшее потомство. Слоны вели себя мирно и самоуверенно, приостановились рассмотреть оказавшихся рядом людей (старик дал команду не двигаться и не провоцировать титанов), не нашли в двуногих ничего стоящего внимания и отправились дальше.
Пойма древней Оби ночью оглашалась непривычными человеку звуками. Теплый ветер доносил трубное «бу-уу!» мамонтов перекликивавшихся меж собой в темноте, мяв полуночных хищников — львов и саблезубых кошек, тонкие всхлипы неизвестных птиц и волчье тявканье: здешние псовые почти не отличались от далеких потомков, волк как волк, только повыше в холке и шкура не серая, а буроватая с белесыми подпалинами.
— Скажите мне, что это обман зрения, — Малыш, присевший на пластиковый контейнер для продуктов, прильнул к окуляру цейсовской подзорной трубы, больше смахивающей на телескоп. Удержать в руках тяжеленное оптическое устройство было сложно, поэтому использовался штатив-тренога. — Здесь не может быть искусственных источников света, правильно? Тогда что именно я вижу?
— Разреши взглянуть, — дед заставил младшего компаньона посторонится. — Та-ак, похоже у нас гости… Открытые костры, расстояние не меньше пятнадцати километров. Неандертальцы всегда прячут огонь, разводят его в низинах, под прикрытием скал или густого кустарника — не хотят обнаруживать себя. Рановато они в этом году…
— Они? — переспросил Славик.
— Сапиенсы. Наши с вами достославные предки, чтоб им сдохнуть…
— Вы это серьезно?
— Про предков или про сдохнуть? В обоих смыслах, Вячеслав. Кроманьонец по сообразительности не отстает от палеоантропа, но гораздо более мобилен. Тяга к дальним странствиям, если угодно. Основные пути миграции крупных млекопитающих пролегают вдоль реки, зверья настолько много, что охота из тяжелой и опасной работы становится необременительным развлечением. Кочующие сапиенсы встают на проторенных веками дорожках, устраивают летние стоянки и пируют от всей широты кроманьонской души. Когда начнет холодать, забирают трофеи и снова уходят на юг, пережидать суровую зиму…
— Трофеи? — озадачился Славик. — На собственном горбу много не утащишь.
— Прирученные быки. Палеоантропы не смогли одомашнить животных, а эти уже используют предков тура как вьючную скотину. И собаки у них есть. Настоящие собаки, мало похожие на волка. Значит, кроманьонец привел их из Северной Африки, незнамо когда позволив неразумной твари «не видящей мир» навсегда связать свою судьбу с человеком…
— Выходит, неандертальцы принципиально отказываются от приручения животных?
— Совершенно верно. Они четко разделяют Универсумы существ мыслящих и «тех, кого можно видеть». Наистрожайшая сегрегация по признаку разумности. Зверю нечего делать на стоянке настоящего человека. Равно как и человеку в звериной стае.
— Вот оно что, — понимающе кивнул Малыш. — Потому кроманьонец и ассоциируется у них со зверем, принявшим людское обличье, верно? Человеку, быку и псу невозможно сосуществовать в одной общности?
— Неплохо, — дед одобрительно хлопнул Малыша по плечу. — Видно, что ты понимаешь тип мышления родственников.
— Шуточки у вас, Андрей Ильич…
— Почему же шуточки? Вы, рыжие, всегда оставались странными. Похоже, древнее наследие.
— Воображаю, что будет, когда Кельт из Питера приедет, — хихикнул Славик. — Оснуете неандертальскую общину в двадцать первом веке.
— Вернемся в реальность, — цыкнул дед на развеселившуюся молодежь. — Предупреждаю: сапиенсы опасны и не всегда адекватны, сталкивался — руку я потерял после тяжелого ранения метательным копьем, наконечник которого был смазан фекалиями.
— Что?
— Что слышал. Кроманьонцы вполне успешно используют самый ранний прототип биологического оружия, то есть действуют «нечестно» с точки зрения палеоантропов. Я тогда отбился, успел вернуться в «объективное время», но заражения и гангрены избежать не удалось. В итоге — ампутация. Спасибо Ваньке, протез отличный, но лучше от этого не становится… Сапиенсы используют метательное оружие и способны поражать противника на расстоянии, поэтому близко к ним не подходим и к себе не подпускаем: три единицы огнестрела у нас есть, предупредительный выстрел в воздух, если не остановятся — на поражение.
— Не хотелось бы убить пращура моего родного папы, — заметил Малыш. — Принцип бабочки Брэдбери.
— История неизменяема, — Андрей Ильич повторил прописную истину. — Однако стрелять в людей следует только при реальной угрозе. Кочевники меня знают, нападать не решатся, но все случайности предусмотреть невозможно.
— Знают? — изумился Славик.
— Когда-то пришлось прибегнуть к действенным мерам убеждения. По мнению мигрирующих кроманьонцев в прибрежных скалах живет злобный и могущественный дух. Божество, которое не следует беспокоить. Пришлось целый спектакль с пиротехникой разыграть. Память, в отличие от жизни, у них долгая, легенды передаются из поколения в поколение. Женщина-сапиенс, впервые увидев меня на стойбище «A-II» чуть от ужаса не умерла. Ничего, привыкла, уяснив, что я не вредный…
— Вы сказали, что память у людей долгая, а жизнь — короткая…
— Должен разочаровать. Наши пращуры хитрее, наглее и гораздо агрессивнее неандертальцев, но слишком хрупки. Вы по молодости не помните эпидемию гриппа 1964 года, а я тогда сдуру сунулся больным на эту сторону. Летом. Среди палеоантропов не умер никто, а пять семей кочевников, вставших рядом с Дверью выкосило — живыми остались тринадцать человек из двух сотен…
— Если они заразились, значит вы с ними общались близко?
— Пытался наладить контакт. Как и всегда — безуспешно… Они параноики, отвечающие только страхом, агрессией и неприятием. Понимаю, отчего неандертальцы панически боятся сапиенсов: принимая в расчет теорию эмпатии, палеоантроп сойдет с ума, чувствуя как на него накатывают волны негативных эмоций, генерируемые так называемым «человеком разумным». Не удивлен, что они предпочли умереть. Или уйти. Такое непереносимо.
