— Совершенно правильно.

— Смена поколений в патриархальном обществе с глубокими и устойчивыми традициями происходит раз в двадцать лет, верно?

— Или меньше, — дополнил Ваня. — В средневековье жениться и выходить замуж в тринадцать-пятнадцать лет было нормой, никто не считал это педофилией. Наоборот — чем раньше, тем лучше. Девушка в восемнадцать была бы ославлена как старая дева, а не обзаведшийся семьей парень в двадцать один — закоренелым холостяком, женоненавистником или голубым.

— Вам, Иван, лучше знать…

— Я дитя своей эпохи: быть неженатым в моем возрасте нормально.

— Отлично, продолжайте в том же духе. Значит, минимум шестьсот человек детородного возраста…

— Поправлю, — вклинился Фальке. — Несколько тысяч. Возможно — тысяч двадцать пять или тридцать. Не исключено, что значительно больше. Эвакуация продолжалась сорок месяцев, а сколько людей успели переправить до начала основной операции? Исследователи, разведчики, охрана, обслуживающий персонал — от поварих до сапожника, без которого не починишь обувь?

— Я не понимаю одного, — прервал Славик. — Ладно бы один Рейнхард Гейдрих, готов поверить… Но состряпать такой комплот без ведома самого высокого руководства? Гитлер, Гиммлер и остальные должны были знать!

— Разумеется, они знали, — господин полковник тронул кончиками пальцев кофейник, остался недоволен и кликнул молчаливого кока — подогреть. — Но не всё. Не в полном объеме. Урывочно. Как говаривал Генрих Мюллер, шеф гестапо — что знают двое, знает и свинья.

— Смотрели фильм про Штирлица? — съязвил Иван.

— В ГДР его все смотрели, юноша… Злую шутку сыграла экзальтированность части элиты, включая упомянутого Гиммлера — он-то надеялся, что разведгруппы найдут Атлантиду, летописную Ultima Thule, а оказалось, что в Новой Швабии всего-навсего проход на чужую планету. Скучно и банально. Никакой мистической составляющей. Вы не поверите, но рейхсфюрер перестал всерьез интересоваться загадкой, имеющей настолько простое объяснение! Благосклонно выслушивал доклады, подписывал нужные бумажки, однако глубокий интерес потерял. В ставке Гитлера все были слегка малохольные, как говорят в России. За немногими, но блестящими исключениями — строгие прагматики, логики и прикладники. Гейдрих. Шпеер. Борман.

— Но ведь Шпеер остался здесь, в объективном времени! Отсидел двадцать лет в тюрьме после Нюрнберга!

— Вы слышали такой термин — «самопожертвование»? Забыть о себе, ради цели? Ради чего-то большего, чем одна человеческая жизнь, пусть даже своя собственная? В Нюрнберге следователи выбили отдельные сведения о проекте из Германа Геринга, Кальтенбруннера или Розенберга, но ни один из них не знал всего — так, на уровне слухов. Альберт Шпеер знал всё, от и до. И повел себя правильно — признал на суде свою виновность, чем расположил к себе судей. Рассказывал о чем угодно — о труде заключенных, преступных приказах и их исполнении, о секретных заводах в том же Пенемюнде. Отвлекал. Тогда нужны были сенсации и новые доказательства тотальной виновности руководства Германии в геноциде… Геринг проговорился — он всегда был излишне болтлив. На рейхсмаршала авиации насели следователи из США и Британии, советских юристов американцы к нему практически не пускали…

— Могу продолжить? — попросил Иван. — Геринг рассказал всё? В обиде, что его не взяли на ту сторону?

— Нет-нет, не думайте, пусть рейхсмаршал был редким мерзавцем, однако человеком глупым Геринга назвать нельзя. Торговался до последнего, ожесточенно и нагло. Проиграл, конечно. Чересчур поднял ставки. Разведка союзников решила, что он блефует. Выдумывает небылицы. Агенты Управления стратегических служб, позже переименованного в ЦРУ, не смогли сопоставить противоречивые данные и, конечно же, после самоубийства Геринга за час до казни, сокрушались — надо же было упустить такую возможность! Альберт Шпеер переиграл всех. Он не молчал, но и не договаривал. Шпеер не считался важной персоной — подумаешь, министр военной промышленности, полностью уничтоженной бомбардировками союзников! Обычный менеджер и не более.

— Альберт Шпеер и барон фон Фальц-Фейн, — напомнил Славик. — Они дружили, я это слышал от самого барона.

— Теперь понимаете взаимосвязь? — проницательно глянул Фальке. — Двери. Червоточины. Аномалии. Общая тайна. Я твердо знаю, что после освобождения из Шпандау в 1966 году Шпеера могли переправить туда, но он отказался — прошлое стало для него мертво… Бывшему рейхсминистру обеспечили безбедную старость, его сын сейчас — один из ведущих архитекторов в Европе и Австралии. Это самая малая компенсация за сбереженную тайну. Мы его не трогали — подавали сигналы к сотрудничеству и не более.

— Кто — мы?

— Могли бы и догадаться — военная разведка ГДР и Ministerium für Staatssicherheit, Штази, из которой сейчас сделали всемогущего монстра, хотя с британской МИ-6 или Центральным Разведывательным Управлением спецслужбы социалистической Германии далеко не всегда могли конкурировать Не на всех уровнях. Шпеер знал, что у нас в руках документы, мы знали — что он аргус. Решили соблюдать нейтралитет.

— Чтобы не вызывать подозрений?

— Чтобы сохранить не принадлежащую нам тайну. Опасную тайну. В объективной реальности есть силы, которые пожертвуют всем человечеством, лишь бы добраться до Двери возле базе «Айсхафен». Им плевать на всех — месть, осознание избранности и запредельная гордыня. Лучше предотвратить этот конфликт. Чем мы и занимаемся. Тем более, что я знаю, чьей победой такое столкновение закончится.

— И чьей же?

— Победой той стороны. По определению.

Уют камбуза нарушил тройной сигнал ревуна — Алёна вздрогнула.

— Прекрасно, — Фальке взглянул на старомодные наручные часы. — Половина девятого вечера по нашему меридиану. Центр слежения дал понять — они готовы. Господа, милая фройлен, у вас есть с собой… гхм… костюмы, обычно именуемые словами «строгий» и «официальный»?

— Деловой костюм для бизнес-леди от Готье, — сразу сказала Алёна. — Вариант брючный и с юбкой. Я предполагала, что он пригодится. Юбка ниже колен.

— Вы замечательно расчетливы, — удовлетворенно сказал Фальке. — Иван Андреевич?

— Готов.

— Вячеслав?

— Ну-у…

— Я решу этот вопрос, — вкрадчиво сказал Ваня. — Сколько у нас времени?

— Час.

— Замечательно. Можно мы вернемся в каюту?

В каюте Славику устроили обструкцию. Иван, не будь дураком, паковал в чемодан не тушенку с галетами, а вещи обязательные в дальнем походе, включая электробритву от «Филипса» со встроенной машинкой для коррекции бороды.

— Сидеть, я сказал, — Ваня надавил на плечи Славика. — Как две бетонные плиты положил. — В целом образ у тебя цельный. Законченный. Волосы светлые, бородища от уха до уха, но это надо привести в божеский вид… Терпи!

Славик посмотрел на себя в зеркало. Да, образ совершенно законченный.

Несколько минут работы облагообразили типичного хипаря. Если не джентльмен, то человек культурный и близкий к богеме — аккуратнейшая русая борода, постриженные виски, светлый хвостик схвачен серебряной заколкой в виде руки, сжимающей меч. Плюс обычные шерстяные брюки и синий свитер — когда Ваня только успел их купить?.

— Симпатично и стильно, — оценила Алёна, быстро переодевшаяся в костюм: серо-зеленый пиджак с юбкой в елочку и тончайшим галстуком на белой сорочке. — Я это я не про тебя, дурачок…

— Еще раз назовешь меня дурачком — обижусь!

— Это просто такое словечко, и ничего больше! Ваня, посмотрите, прическа удовлетворит самый предвзятый вкус?

— Да. Скромный узел на затылке и очки… Но я не знаю, как у них изменились моды за шесть десятилетий.

— Лучше, чем я ожидал, — подал голос Фальке, остановившийся у двери в каюту. — Те, кто живут внизуоценят. Надевайте пуховики поверх и идем — расстояние километр двести метров, шаг в шаг…

Антарктида, станция «Ноймайер»