— Титул, ваша светлость. И достаточно золота, чтобы поддерживать status quo titularis.
— Насколько я помню, вы младший ненаследный сын рыцаря Журдена де Партене, павшего при Куртре?
— Истинно, ваша светлость.
— Я знавал Журдена де Партене. И обоих его сыновей. Старший, Бертран, сейчас в Англии. Младший, Жан, скончался от оспы в Марселе пять лет назад, — не меняя спокойного тона сказал канцлер. — Кроме того, он был худощав, светловолос и чудовищно шепелявил. Вы самозванец. Но судя по редкой для нашего дворянства образованности, хитрости и начитанности, вы происходите из знатного рода, этого не отнять — видна кровь… Не могу понять одного — что за изредка появляющийся акцент? Не германский, не испанский, не польский, не греческий и уж тем более не итальянский. Откуда вы, сударь?
« Попался! Всё или ничего! Правда обезоруживает — попробую!»
— Я не уверен, что эти названия вам что-нибудь скажут. Novgorod? Kiev? Vladimir?
— Достаточно. Я понял. Королева Анна, дочь великого герцога Ярислейва Киевского, супруга короля Генриха Первого и основательница монастыря Сенлис… Прапрабабка его величества Филиппа, да? — канцлер выдержал паузу. — Не люблю чужие тайны, сударь. Вашу оставлю при вас. Решено, вы останетесь Жаном де Партене. Французом. А теперь я исполню вашу просьбу.
Гийом де Ногарэ протянул руку к серебряному с золотыми накладками в виде королевских лилий тубусу, отвинтил крышечку, выбрал из нескольких подписанных монархом жалованных грамот одну, на баронский титул. Вписал имя.
— Примите. И вот это тоже, — вместе со свитком в ладонь Ивана перекочевал тяжеленький мешочек с развязанной горловиной. Полновесные венецианские цехины, золото. — Теперь вы настоящий подданный династии Капетингов. Я сказал, что не люблю чужие тайны, но люблю интересные загадки. Не обижайтесь, если однажды вашу загадку я разгадаю. За вами пошлют в аббатство августинцев, когда придет время. Более не задерживаю.
…— Гийом, но зачем? — изумленно сказал коадъютор, когда шевалье де Партене вышел из кабинета второго этажа самого блистательного замка средневековой Европы. — Что ты в нем нашел? Он лгал с самого начала!
— Лгал, но не во вред, — Ногарэ коснулся пальцами кипы долговых обязательств. — Я не понимаю, с чем, вернее — с кем столкнулся. И куда ведет эта нить. Рано или поздно увидим. Загадка, как и было сказано.
— Не стоит пытаться объяснить сложной интригой события, вполне объясняемые банальным идиотизмом! Беглый дворянин из какого-то русского герцогства, изгнанный за прегрешения или измену, представившийся французским рыцарем!..
— Любезный Ангерран, оставьте мне этот казус, а себе возьмите шестьсот тысяч ливров, валяющиеся на столе. Доложите королю.
* * *
Впредь Жан де Партене и канцлер Франции никогда не встречались — новоиспеченный барон де Фременкур бесследно исчез две с небольшим недели спустя. Загадка осталась неразгаданной.
В январе 2010 года в древнюю часовню замка Марсильяк, что в Камарге, вошел хорошо одетый молодой человек.
Постоял у надгробной плиты с полустертой надписью «Guillaume de Nogaret. Conseiller du Roi».
Положил на могилу шесть белых гвоздик. Затеплил свечку. Оставил записку для кюре — помолиться за упокой души раба Божьего Гийома и пожертвование на храм, купюру в 500 евро.
Затем вернулся к воротам замка-музея, сел в ожидавшее такси и приказал ехать в аэропорт Марселя.
Свечка погасла сразу после его ухода — видать крепко нагрешил раб Божий Гийом.
* * *
— Мечта всей жизни, а? Ты только посмотри! — довольный, будто заваливший лося матерый волк, Иван уселся на краю постели беспощадно разбуженного Славика. Сунул в руки пергамент.
— Сколько сейчас времени?
— За полдень перевалило, ты дрыхнешь вторые сутки подряд! Эй, Самир!
Мавр появился у дверей. Глянул вопросительно.
— Смешай вино с водой и дай господину!
Безъязыкий кивнул и исчез. Хозяин, зовущийся Стефаном Ласкарисом, и впрямь изволил почивать со вчерашнего дня — просыпался дважды, чтобы справить малую нужду да пожевать теплого пшеничного хлеба с телятиной в желе, после чего снова заваливался на огромное ложе и кутался в меховое одеяло. Двухдневный конный переход от Ла-Рошели до Парижа Стефана утомил несказанно.
— Что это такое? — Славик мутно разглядывал солидный документ с выведенным умелым монахом-рисовальщиком гербом августейшего дома Капетингов и оттисками печатей на драгоценном синем сургуче. — Еще один вексель стырил?
— Хам, быдло и смерд! Ты сейчас удостоен беседой не просто с Жаном де Партене, но с его милостью бароном де Фременкур!
— Чего?
— Фременкур — это городок к северо-востоку от Парижа, — снисходительно пояснил Ваня. — Точнее, городок образуется веком-другим позже, сейчас это просто небольшой замок и ленная территория в домене короля. Без своего хозяина — род вымер, Филипп владеет правом даровать титул! Вот он и дарован!
— Охренеть, — заключил Славик, уяснив, что компаньон опять ухитрился или потешить свою гордыню, или просто реализовать детские желания быть не просто крутым парнем (в Ивановской крутости и так сомнений нет), а еще и крутым со справкой. — Что теперь?
— Хлебни, освежает, — Самир, как и положено выдрессированному тамплиерами слуге, втихую материализовался из ничего, подал бронзовый кубок в коем были намешаны сладкое провансальское, кипяченая вода охлажденная на монастырском леднике, отвар мяты и ложка меда. Местный напиток-энергетик, почище любого «Ягуара» — вкусно, полезно и никакой гадкой химии. — Одевайся. Программа такая: сначала ты покушаешь, потом займемся инвестициями в большой бизнес. Ради солидности забежал в швейную лавку рядом с Сен-Андре, заказал котту с фамильным гербом!
— Гербом? — спросонья аргус соображал исключительно туго.
— Итальянским торгашам будет куда приятнее общаться с настоящим бароном, чем просто человеком с улицы, пускай и дворянином. Скорняк обещал изготовить требуемое за час. Герб старинный, с одной фигурой — золотая сломанная стрела в лазурном щите, цвета ну прямо королевские.
— Погоди! — взмолился Славик. — Почему ты стал бароном? Как?
— Удостоится милости канцлера Франции. За честность, ага… Потом расскажу.
Решили прогуляться пешочком — до острова Ситэ и моста Менял рукой подать, незачем седлать лошадей.
Осчастливили визитом скорняка и впрямь выполнившего работу в рекордно короткий срок — теперь господин Жан де Партене напоминал персону из монаршей свиты: шитье золотой нитью, поверх перевязь с клинком, шаперон черного бархата с брошью и падающим на плечи шарфом. Красотища!
— Выдам тебя за оруженосца, — сказал Иван. — И не забудь прописную истину: подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и глуповатый, дабы разумением своим не смущать начальство. Макаронники обязаны поверить, что я дворянин не просто обеспеченный, а богат до полнейшей непристойности. Только тогда они начнут меня уважать — в Италии этого века все решают деньги и только отчасти знатность происхождения… Не просто деньги, а огромные деньги.
Мост Менял, еще известный как Grand Pont, соединял правобережную часть Парижа и Ситэ — кратчайший путь между резиденцией Консьержери и угрожающе-хмурой громадой цитадели Гран-Шатле. Привычное слово «мост» применительно к этому грандиозному сооружению звучало сущим эвфемизмом: Grand Pont настолько плотно застроен зданиями, что увидеть мутный поток Сены можно было только из окон, выходивших на реку. Больше сотни домов, лавочек, мастерских, собственная мельница возле центральной опоры — немаленький городской квартал!
Именно на мосту Менял, писатель Патрик Зюскинд поселит парфюмера Бальдини и его странного ученика Жана-Батиста Гренуя, но создатели удивительных ароматов обоснуются тут лишь четыреста лет спустя, в галантном XVIII веке, а ныне мост является финансовым центром столицы.
Иван фыркнул, увидев, что хорошо знакомая ему меняльная контора тамплиеров уже сменила вывеску: новым владельцем стал некий Алонсо Сан-Романо, ювелир из Наварры. Недвижимость оставалась пустующей всего две недели.