Больница находилась в нескольких милях ниже по дороге в долину, на окраине городка. Челсия направила джип на стоянку позади здания, отыскала место для парковки и ринулась к входу, пряча лицо от пронизывающего ветра. Сапоги уже начали промокать. «Черт», — выругалась она, чувствуя озноб во всем теле. Перепрыгнув через лужу и с трудом удержав равновесие, она бегом поднялась по лестнице.
Добравшись до верхней ступеньки, она плечом толкнула тугую дверь и, с налету наскочив на кого-то в тускло освещенном тамбуре, пробормотала: «Извините, мне очень жаль». Капюшон сполз с головы, и влажные завитки рассыпались вокруг лица. «Ничего», — раздался в ответ приятный мужской голос.
Челсия подняла глаза. Мужчина, на которого она впопыхах налетела, был без плаща — видимо, ждет приема, подумалось ей. Она виновато улыбнулась, потопала ногами, чтобы сбить грязь, и стала искать в надетой на плечо сумке бумажную салфетку — промокнуть лицо.
— Только в Новой Англии бывает такая сумасшедшая погода, — проговорила она, чувствуя потребность что-то сказать, находясь с ним в ограниченном пространстве небольшого тамбура. — Невозможно понять, зима это или весна.
— И вправду говорят, апрель — ужаснейший из месяцев. — Он произнес это тем дружелюбным тоном, какой принимают незнакомые люди, когда ненастным днем на короткое время оказываются вместе, спасаясь от непогоды.
— Это, кажется, Чосер?
Он улыбнулся, пожав плечами.
— Что-то в этом роде.
Челсия совершенно отчетливо поняла, что он знает, кто автор этих строк, и что это точно не Чосер. Она все еще напрягала память, пытаясь вспомнить, откуда эта цитата, но он уже отвернулся к окну, возобновив наблюдение за бушевавшим снаружи ненастьем и тем самым, как бы завершив краткую беседу.
Она бросила салфетку в урну и искоса взглянула на незнакомца. Он обладал той обезоруживающей красотой, которая берет врасплох и оставляет чувство легкого головокружения. Худощавый, мускулистый, высокий, примерно шести футов ростом или чуть больше, с густыми, цвета ореха, волосами и светло-карими глазами, в которых по временам вспыхивали золотые искры. Классический прямой нос, четко очерченный чувственный рот и твердый, с легкой ямочкой, подбородок.
Но Челсия была потрясена не столько его необыкновенной внешностью, сколько тем, что… Однако ей не удалось определить, что в этом человеке так поразило ее. Но в одном она была вполне уверена — никто еще не производил на нее подобного впечатления.
Она с трудом сглотнула слюну, осознав, что рассматривает его в упор. Едва ли он это заметил. Он казался погруженным в себя и не расположенным к разговору. Чувствуя необъяснимое разочарование, она оставила его со своими мыслями и, приоткрыв дверь, прошла внутрь.
В приемной ее окликнула регистраторша.
— Эй, Челсия! Ты к нам по какому делу сегодня?
— Привет, Кэрол. Я просто заехала за Мими. Она еще здесь?
— Угу. Хочешь войти? — Регистраторша махнула в сторону коридора позади нее с надписью «Физиотерапия».
— Нет, я подожду ее тут.
Челсия прошла к единственному незанятому месту в заполненной посетителями приемной. На кресле рядом с ней лежало чье-то темно-серое пальто. Наверно, кашемировое, решила она. Прекрасно сшитое, модное и дорогое.
Она расстегнула молнию на пончо, и оно свалилось с плеч за спину, открыв черные колготки над свекольными сапогами, прямую черную юбку и желтый свитер из толстой шерсти. Признаться, сегодня пестротой одежды она могла бы поспорить с собственным воздушным шаром. Протянув руку, она взяла со столика журнал «Образцовое домоводство» и раскрыла его наугад.
— Извините, — пробормотал рядом знакомый голос.
Челсия, подняв глаза, обнаружила, что тот самый мужчина, с которым она незадолго до того столкнулась в тамбуре, уставился на ее сапоги.
— О, простите. — Она проворно подобрала ноги под себя, почувствовав, как запылали у нее щеки. Что за абсурд, одернула она себя. Загородить кому-то дорогу — не такой уж тяжкий проступок. А может, все дело в том, что этот «кто-то», сидящий теперь в кресле рядом с ней, — тот самый? Единственный?
Челсия сосредоточила все свое внимание на журнале, но вскоре обнаружила, что не понимает, ни слова из прочитанного. Мыслями она все время возвращалась к незнакомцу, словно приемник, настроенный на одну волну.
Она украдкой взглянула на него. Он тоже читал — «Еженедельный бизнес». Как странно, подумалось ей, ведут себя люди в ожидании приема. Хотя всего минуту назад они разговаривали, никаким этикетом не предусмотрено считать эту встречу знакомством. Они по-прежнему совсем чужие друг другу, независимо от того, какие личные причины привели их сюда. Ей хотелось бы, чтобы это обстоятельство не расстраивало ее так сильно.
Челсия невольно вздохнула и, хотя он ничем себя не выдал, почувствовала, как его внимание переместилось с журнала на нее. Странный, мучительный жар волной прокатился по телу, пульсирующими толчками проходя сквозь кожу, и это продолжалось до тех пор, пока она не подумала, что пластиковое пончо, пожалуй, начнет плавиться.
Да что это с ней, в конце концов? Ведь про нее нельзя сказать, что она пропадает без мужского внимания. Она встречалась со многими. Очень часто. Правда, никого особенно не выделяя, но не в этом дело.
Челсия попыталась нарисовать себе образ самого прекрасного мужчины-друга, на какой только могло хватить ее фантазии, но все, что ей удалось придумать, — это вообразить в данной роли того, кто сидел с нею рядом. Журнальный шрифт поплыл у нее перед глазами, в то время, как она краем глаза наблюдала за ним. Он расположился в кресле, закинув ногу на ногу, лодыжкой на колено; до нее доносился едва уловимый запах нагретой шерсти и чуть отдающей лимоном туалетной воды. Несмотря на ощущаемую ею неловкость, она вдруг улыбнулась. Несколько лет назад они с Мими купили на распродаже, устроенной во дворе, потрепанный экземпляр книжки под названием «Страх полета» и прочли ее, насколько ей помнится, с молниеносной быстротой. А потом у них возникла бурная дискуссия насчет главной мысли этого спорного романа, состоявшей в следующем: женщина способна на такие же безудержные сексуальные фантазии, как и любой мужчина. Она, находясь, например, в самолете, выбирает себе незнакомца, сидящего, напротив через проход, и…
Мужчина, сидевший рядом с ней, снял ногу с колена, словно почувствовав вдруг какое-то неудобство.
Когда они читали эту книгу, Мими уже была замужем и имела двоих детей. И, тем не менее, призналась в нескольких, казавшихся ей предосудительными, фантазиях, связанных с Томом Селлеком, а Челсия в то время была довольно сильно увлечена Кристофером Ривом. Но ни одна из них не чувствовала себя настолько безрассудно смелой, чтобы разыграть сценарий, воплощающий стихийный, безудержный, неприкрытый секс, о котором говорилось в книге. Обе были безнадежно романтичны. Пение скрипок и лунные блики являлись обычными атрибутами их любовных грез.
Ну, хорошо, а случалось ли так, чтобы мгновенное непреодолимое влечение вспыхивало внезапно к кому-то, кто проходил мимо по улице, ехал с тобой в автобусе или летел в самолете? Мимолетная встреча, навсегда остающаяся в памяти?
Мими призналась, что такое было. «Только я сразу выскочила за него замуж», — добавила она со смехом.
Челсия почувствовала себя обделенной. В ее жизни ничего подобного не случалось. Были встречи, были привязанности, возможно, даже что-то отдаленно похожее на любовь. Но никто и никогда не сводил ее с ума, ни к кому она не испытывала непреодолимого влечения, ничьим взглядом не была «сражена наповал», как выражалась Мими.
До сегодняшнего дня.
Исподтишка она изучала его руки, сильные, прекрасной формы, с длинными узкими пальцами. Как ни странно, кольца не было. Мужчины вроде него редко бывают свободны. Может, он разведен?
Удивительно, но ей нравилось, даже как он одет. Обычно мужчины, застегнутые на все пуговицы, с тщательно начищенными ботинками, не казались ей оригинальными. А он казался. Накрахмаленная белая рубашка с темно-бордовым галстуком, видневшаяся из-под ворота черного, крупной вязки свитера, выглядела неким знаком, свидетельствовавшим о сдержанности натуры. Темные брюки, явно сшитые на заказ, не нарушали строгости облика. И все-таки его одежда показалась ей замечательной — на нем; в особенности свитер — простой, грубоватый, вроде бы не вязавшийся со всем остальным, надетый будто случайно, но едва ли по небрежности. Нет, небрежность явно ему не свойственна. Напротив, во всем чувствовалась основательность и аккуратность — в том, как зашнурованы ботинки, как причесаны волосы, как подвернуты обшлага…
