Фред смотрит в глаза молодой женщины:

– Тебя обидели, а?

Алиса вспоминает окровавленную блузку.

– Я ничего не знаю. А что было потом?

– Я уложил тебя наверху, ты была измотана. Хотела остаться одна. Тебе было страшно, по глазам было видно. Я сказал, что ты можешь тут остаться на сколько захочешь.

Алиса не знает, должна ли она благодарить его. Слова, которые он говорит, ничего для нее не значат.

– И… и вы знаете, почему я не вернулась домой? У меня есть квартира.

Фред качает головой. В его жестах чувствуется что-то женственное, какая-то тонкость, обычно не присущая мужчинам.

– Нет-нет, о своей квартире ты мне не говорила. Просто сказала, что ты… живешь где-то, где всегда холодно. Что ты оттуда почти никогда не выходишь.

– Где именно?

– Не знаю.

Алиса потерянно оглядывается:

– Бред какой-то.

Фред садится напротив, упирается подбородком в сжатые руки.

– К сожалению, ты мне не очень-то много рассказала.

Алиса сжимает губы. Ее отвлекают шаги на лестнице. Появляется какой-то человек. Она поднимает светлые глаза. Сверху спускается парень лет двадцати, по виду – араб. Фред спрашивает по-английски, не побудет ли он наверху еще пару минут, и говорит, что позовет его есть суп.

Иностранец с тревогой смотрит на Алису, потом уходит. Фред кивает в сторону лестницы:

– И его тоже не помнишь?

– Ничего не помню. Кто это?

– Нет, это же просто невероятно!

– Вы нашли меня на набережной, привезли сюда. Что потом?

– Ты осталась в доме до следующего дня. Ты много разговаривала с Самсоном, вы хорошо поладили. Он мне даже сказал, что ты ему что-то оставила на память. А в среду, когда я вернулся, тебя уже не было. Ты сбежала.

Фред кидает перед ней листок бумаги:

– В твоей комнате, на кровати, я нашел вот это. Твой номер телефона… Поэтому я и позвонил, я хотел понять.

Алиса берет листок и внимательно изучает его. Это не ее почерк, она уверена. Она снимает очки и трет глаза. Фред внимательно наблюдает за всеми ее движениями.

– Тебе нехорошо?

Молодая женщина возвращается к разговору. Ей нужно узнать побольше.

– Я разговаривала с Самсоном? Это… тот, которого я видела?

– Нет. Это Хабиб, суннит из Ирака. Самсон из Эритреи, настоящий католик. И он… черный, если ты понимаешь, о чем я.

– И что я ему дала?

– Он мне не показывал. Он, знаешь ли, очень скромный.

– Я… Можно мне попить? Стакан воды, пожалуйста…

Фред берет кувшин:

– На, держи…

– Алиса… Меня зовут Алиса Дехане. Я вам не называла своего имени?

– Нет. Ты не хотела называться, мы звали тебя «брюнеточка».

Фред ласково улыбается:

– Алиса. Какое красивое имя!

Молодая женщина трет лоб и поправляет очки.

– Мне необходимо поговорить с Самсоном.

– А вот это будет нелегко. Он вчера вечером уехал и утром не вернулся. Может быть, ему удалось пройти.

– Пройти? Куда?

Фред снимает бандану. На плечи ему падает сверкающая копна светлых волос. Кольцо-пирсинг под левой бровью подчеркивает голубизну его глаз. Они еще светлее, чем у Алисы, но взгляд у него не такой пронзительный.

– Слушай, черт тебя побери, откуда ты такая взялась? Куда, по-твоему? В Англию. Ты новости смотришь?

Алиса опускает голову:

– Мой отец забрал меня из школы в шестнадцать лет, чтобы…

– Чтобы что?

– …чтобы я помогала ему на ферме. И… он никогда не позволял мне смотреть телевизор: было слишком много работы, и потом, он был против… против той лжи, которую там показывали. И поэтому даже теперь, когда я живу одна, я его почти не смотрю. У меня нет ни мобильного, ни компьютера. Старая привычка.

– Ах вот оно что… Извини.

Алиса водит пальцем по клетчатой скатерти.

– Если бы только люди перестали говорить мне: «Извини».

– Ладно, я усвоил урок, больше извиняться не буду. Хорошо, если объяснять в двух словах, здесь странноприимный дом. Я принимаю беженцев, приезжающих из других стран, чтобы работать в Англии. Ну то есть я их не принимаю… Сейчас у нас октябрь, значит с точки зрения закона через несколько дней я буду помогать людям, подвергающимся опасности. Это звучит лучше, а главное, это не позволит полиции сесть мне на хвост и я получу свободу действий.

Алиса резко встает:

– Послушайте, я… Вы должны помочь мне найти Самсона. Мне необходимо понять, что произошло за эти два дня.

Даже здесь, в своем рабочем кабинете в клинике, Люк Грэхем не может не думать об Алисе. В последние недели в отделении психотерапии события развивались с необычайной скоростью. После занятий с Коринной, девушкой, испытывающей панический страх перед уколами и кровью, ему хотелось только одного: пробраться в сложно устроенный мозг своей молодой пациентки, проникнуться звуками ее голоса, понять, продвинуться дальше. Он садится на стул, закрывает глаза и включает маленький магнитофон, который хранит в ящике стола. Кассета номер четырнадцать.

– Перескажите мне свой повторяющийся страшный сон, Алиса.

– Я прижата к каменной стене, руки и ноги раскинуты. Я голая, я прикована цепями, на запястьях – железные кольца. Стена уходит в обе стороны, углов не видно. Это напоминает средневековую темницу. Мне холодно, я хочу есть. Мне хочется пить. На земле передо мной извивается большая змея. Она разевает пасть, она хочет впиться зубами в шрам у меня на животе. Я пытаюсь кричать, но изо рта у меня вылетают только пузырьки без слов, а мой отец давит их пальцами и улыбается. Отец как бы парит над землей, под двумя большими перекрещенными балками.

– Эти балки находятся в вашей камере или снаружи?

– Мне… мне кажется, внутри. Доротея стоит перед дверью с решеткой, она расставила руки и загораживает выход, и они с папой обмениваются улыбками, как сообщники. А где-то за ее правым плечом неподвижно стоит Мирабель.

– Вы можете описать Мирабель?

– Она живет далеко, за холмом.

– А вы бывали у нее дома?

– Нет. А зачем?

– Опишите мне Мирабель.

– Она рыжая, у нее кривые зубы и маленькие черные глазки. Она гладит по голове маленького мальчика, его зовут Николя, у него подсохшая ссадина на коленке, он застенчивый и пугливый. За ними с потолка спускается тень, распространяющаяся на всю стену. Это…

– Алиса? Все в порядке? Продолжайте…

– Это Берди. У него большие черные крылья, он сверкает глазами.

– А кто это такой?

– Это чудовище, он уносит детей, он похож на птицу. Он всегда там, всегда… Даже в других моих снах, в других кошмарах…

– Он причинил вам зло?

– Нет, но он меня пугает. Я так боюсь его! Все время.

– Продолжайте. Ваш кошмар…

– Мой пес, Дон Диего, громко лает. Его лай отдается эхом, я не знаю, откуда он исходит, но понимаю, что собаке страшно. Внезапно змея выскакивает у меня из живота и скрывается в кармане пальто моего отца. Доротея громко смеется. И тут изо рта у меня перестают вылетать пузырьки, я начинаю кричать и просыпаюсь.

Люк нажимает кнопку, в кабинете становится тихо. Кошмар… В нем-то все и дело… Решение… Однако он еще не собрал все элементы, все детали головоломки, которые позволили бы полностью понять эту последовательность образов. Например, почему Клод Дехане парит в воздухе, под перекрещенными балками? Алиса как-то рассказывала о двух перекрещенных балках в старом деревянном сарае на отцовской ферме, тут, безусловно, есть какая-то связь. Что же касается выскакивающей из живота змеи, речь, по всей видимости, идет о материализации аппендикса, который Алисе удалили в Перу, во время путешествия с отцом, когда ей было двенадцать лет. Эта операция оставила глубокий след в психике девочки.

Люк знает, что теперь разгадка совсем близка. Он со вздохом открывает ящик и кладет туда свой диктофон. Его взгляд падает на именинную свечку в форме цифры 8. Восемь лет… Он осторожно поднимает свечку, подносит к носу, от нее пахнет миндальным пирожным… Взрывы смеха, развевающиеся на ветру волосы, воздушные змеи высоко в небе… Люк вздрагивает и кладет свечку обратно. Прошлое и все, что в нем было, должно остаться далеко, далеко позади.