Навстречу нам попался какой-то тип в вязаной шапочке. Он еще издали, восхищенный, стал улыбаться Марине. Она сбоку взглянула на меня, мол, чувствуешь, каким успехом пользуется твоя Марина. Этот улыбающийся кретин все время оглядывался, чтобы поглазеть на ее ножки. Я заложил руку за спину и показал ему кукиш. Тип сразу перестал оглядываться и пошел своей дорогой.

– Твой Кащеев был у главврача, – сказала Марина. – Он действительно собирается что-то писать.

– Роман, – сказал я.

– Какой он огромный, – сказала Марина. – Человек-гора… Главврач от него в восторге. Говорит, он такой остроумный. И похож на Пьера Безухова.

– Глеб-то?

– Я не знаю, про кого он будет писать…

– Про тебя, – сказал я. – Вот увидишь.

Марина с улыбкой посмотрела на меня.

– Отчего ты мрачный, Андрей? – спросила она.

– Жалко мне этого парня, которого в последний день войны ухлопали, – сказал я.

Мы подошли к ее дому, поднялись на третий этаж. Марина достала ключ. На цементный пол со звоном упала монета. Я поднял.

– Какое счастье, что на свете существует преферанс, – сказал я.

Марина не успела ответить: дверь распахнулась, и мы увидели Анну Аркадьевну.

– Мама? – только и сказала Марина.

– Вот жалость, наша пулька сорвалась, – затараторила Анна Аркадьевна. – Петр Игнатьевич заболел.

Я молчал. И вид у меня, наверное, был глупый.

Мне нужно было войти, но я столбом стоял на площадке. Анна Аркадьевна, ядовито улыбнувшись, прикрыла дверь.

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru