Ее жалобный голос прозвучал в сложившейся ситуации совершенно по-идиотски.

— Чарли с удовольствием поест. А тебе, без сомнения, будет лучше некоторое время побыть одной.

В это время Чарли выбежала из комнаты и, остановившись на площадке лестницы, перегнулась через перила.

— Бен, ты еще не уходишь?

— Ухожу. — Он слабо улыбнулся, черты его смягчились. — Но если смогу, зайду сегодня вечером. Нам надо кое-что обсудить с твоей мамой, и будет очень хорошо, если ты отправишься спать пораньше.

— Правда, мама? — девочка умоляюще взглянула на мать.

— Ну это только один раз, дорогая. — Господи, только бы удержаться от слез. — А перед сном ты сможешь еще раз поблагодарить Бена за чудесные каникулы. — Не обращая внимания на его насмешливый взгляд, Элли изобразила гостеприимную улыбку. — Если ты не хочешь остаться на ланч, Бен, скажи, когда тебя ждать вечером?

— Приду после ужина как только смогу.

Не проронив больше ни слова, он вышел. Мать и дочь стояли обнявшись и прислушивались к шуму отъезжающей машины.

Остаток дня Элли усердно отгоняла подступающее беспокойство, и рутинные домашние дела помогали ей в этом. Потом она занялась набросками, работу над которыми прервала в тот день, когда в их с Чарли жизнь ворвался Бен. Но было трудно не поддаться соблазну погрузиться в мир мечты, где все проблемы решались сами собой.

Вскоре Элли отложила карандаш. Нет, она не в состоянии сосредоточиться, когда все ее существо бесконечно тоскует по этому мужчине!

Жалобный стон вырвался из горла, она положила руки на стол и опустила на них голову. Несколько слезинок скатились на рукав блузки. Пришла пора признать, что хитроумный план поехать с Беном в Париж и так наказать его, сработал против нее. Наказала она только саму себя.

Дело не в том, что он оставил ее, беременную — с этим она с годами смирилась. Бен забыл о ее существовании, тогда как она… У меня были шансы забыть его, думала Элли, но я их не использовала.

Сейчас она тосковала по нему так же, как после первой встречи, там, на Карибах. Ничто не могло вытеснить память о его объятиях, его поцелуях. Добродетель будет слабым утешением в отпущенные Богом дни, когда ей останутся лишь воспоминания…

— Мама! — В комнату ворвалась Чарли, возвратив Элли к реальности — Ты не услышала, как звонил телефон. Я сняла трубку. Это была Джейн Остин, она спросила, могу ли я прийти к ним на чай и остаться ночевать.

— Чарли, ты ведь так устала!

— Но я же и у Джейн могу поспать, мамочка, — запричитала Чарли, не желая упускать возможность похвастаться перед подругами своим путешествием. — Миссис Остин заберет меня, у тебя не будет с этим никаких проблем… А ты сможешь поработать, а потом спокойно поговорить с Беном, — не унималась девочка.

На это Элли нечего было возразить.

После долгого прощания с дочерью — как перед путешествием на Северный полюс, а не кратковременной отлучкой — Элли неспешно приняла душ, будто стремясь смыть неотвязную тревогу. Потом снова села за эскизы. Она старалась не думать о внезапной перемене настроения у Бена. Невозможно было догадаться, что лежит за всем этим.

Черт возьми! Элли сердито поднялась из-за рабочего стола. Она просто обязана сосредоточиться на своем деле! Раз ничего не получается с новыми набросками, следует сосредоточиться на главном. А главное, что должно беспокоить ее сейчас, — это предстоящий выпуск маленькой партии коротких кружевных платьев, роскошных и изысканных. И дорогих. Станут ли платить за них цену, которая будет немалой?

Со вздохом Элли сбросила халат и вынула из шкафа единственный образец нового платья. Прекрасно зная собственную фигуру, она всегда опробовала свои новые идеи на себе. Сняла полотняный чехол и улыбнулась от удовольствия. Платье было великолепным, что хорошо видно даже без примерки. Но она все же не отказала себе в этом удовольствии, предварительно чуть подкрасив ресницы, тронув губы помадой и нанеся несколько капелек любимых духов, чтобы подчеркнуть окончательный эффект. С длинной молнией на спине без горничной было нелегко справиться. Наконец та поддалась.

Элли отступила на несколько шагов, взглянула в высокое зеркало, висевшее между окнами, и у нее захватило дух от восхищения. Нет, не собой, конечно, — платьем. Потом она натянула тонкие черные чулки, сунула ноги в черные лодочки и снова вернулась к зеркалу.

Да, она не ошиблась в своем замысле и завтра же даст указание начать изготавливать первую партию. Платье будет пользоваться большим успехом. Необычное кружевное плетение, на которое вязальщицы положили столько труда, напоминало вихрь крохотных серебряных и черных перышек. Она уже видела в своем воображении новые варианты — сочетание черного с пурпуром, черного с бронзой…

Длина юбки, едва доходящая до середины бедра, была для нее непривычной. Обычно она носила платья подлиннее. Что там Бен говорил о ее друзьях, которые все намного старше ее? Теперь Элли самой казалось, что негоже скрывать столь длинные и стройные ноги. Такие заслуживают, чтобы их хоть иногда выставляли напоказ.

Элли еще раз оглядела в зеркале весь ансамбль. Вырез у горла смотрится прекрасно, узкие рукава заканчиваются у локтя игривой оборкой… К этому нужно какое-нибудь украшение — ничего особенного, никаких драгоценных камней, платье само подобно драгоценности. Что ж, те серебряные сережки, что Венди в прошлом году привезла ей из Португалии, вполне подойдут.

Через минуту серьги были надеты, и Элли улыбнулась своему отражению. Она забрала волосы в высокий узел и, склоняя голову то к одному, то к другому плечу, любовалась результатом своих профессиональных трудов.

Внезапно послышался шорох шин по гравию. В панике Элли подбежала к окну и увидела, что Бен уже идет к двери. Почти тут же раздался звонок.

Как всегда, все случается не вовремя! Она отчаянно боролась с капризной молнией. Снова раздался звонок, на этот раз более длинный, настойчивый. Элли изо всех сил дернула замочек молнии. Все безрезультатно, он застрял намертво. И, о ужас, она услышала, как Бен открывает незапертую входную дверь.

Элли уже представляла себе, как он осматривается вокруг, прежде чем окликнуть ее. Нужно решать: или спуститься к нему так, как есть, или… Нет, у нее нет выбора.

— Иду, Бен!

Она вышла на лестницу, положила руку на перила из красного дерева и начала медленно спускаться вниз.

В сущности, ей оставалось только одно — перехватить инициативу и спускаться по лестнице так, словно она представляет свою коллекцию в одном из самых знаменитых залов. Сколько раз Элли мечтала об этом! Но под пристальным взглядом Бена Конгрива, не пропускавшего ни единого ее движения, ноги ее начали дрожать. И если она ожидала, что его глаза вспыхнут восхищением, то жестоко ошиблась. Его глаза действительно не отрывались от ее лица, но такого цинизма во взгляде она никогда не видела.

— Бен, — голос ее прозвучал совершенно ровно, и это уже хорошо, — ты слишком рано.

Он, казалось, читал ее самые сокровенные мысли.

— Ты хочешь сказать, что я сейчас весьма некстати и не могу задержаться здесь ни на минуту?

Слова разрезали воздух, как пощечина, но Элли не дрогнула. Она лишь вскинула подбородок и изобразила улыбку.

— Зачем ты так…

— Сколько усилий, дорогая моя, — продолжал Бен, окидывая ее с головы до ног пренебрежительным взглядом. — И сколько времени потрачено впустую!

— Эти «усилия», — ей удалось взять деловой, даже несколько формальный тон, — не предназначались для тебя, Бен.

— Вот как… — пробормотал тот, словно в ее словах был какой-то неясный, но глубокий смысл, — понятно…

— Сомневаюсь. Хочешь что-нибудь выпить?

Элли прошла в гостиную, порадовавшись, что успела разжечь камин, в котором теперь плясали яркие язычки пламени. Бен последовал за ней.

— Нет, — ответил он, когда Элли взялась за графин.

— Как знаешь.

Она уселась у камина, борясь с желанием одернуть платье. Зачем? Ее ноги прекрасно смотрелись в полупрозрачных черных чулках! Она небрежно скрестила их и откинулась на спинку кресла, словно чувствовала себя непринужденно и раскованно. Но на самом деле этого не было и в помине — сердце стучало так гулко, что, казалось, даже Бен может слышать его удары.