Несколько фотографов, включая вездесущего Ландо Рэма, суетились вокруг, снимая богатых и знаменитых. Фотографы казались более сдержанными, чем раньше, под суровым взглядом одетого в форму охранника у дверей.

Оливия старалась держать голову высоко и двигаться грациозно — так, как мать учила ее. Эйлин передала ей усвоенные еще в юности секреты:

— Движение идет от плеч, а не от бедер, Оливия.

Она так ясно услышала голос матери, что на мгновение ей показалось, будто бы Эйлин действительно идет рядом.

Разделавшись со служителем, Эндрю догнал ее и взял за локоть.

— А ты выглядишь здесь как дома.

Сжимая крошечную серебристую сумочку, Оливия растянула губы в подобие улыбки.

— Мне было бы даже весело, если бы я так не нервничала.

— Да все кончится прежде, чем ты это осознаешь, — сказал Эндрю.

Она испытала облегчение, заметив, что никто не смотрит на нее, кроме двух-трех мужчин, окинувших ее задумчивыми, оценивающими взорами, словно они прикидывали ее стоимость, чтобы сделать приобретение.

Но женщины игнорировали ее, слишком занятые приветствием знакомых дам и исследованием надетых на них нарядов — от известных дизайнеров. Многие платья были так пышно отделаны и украшены, что затмевали находившуюся внутри них особу.

Эндрю провел Оливию по огромной изгибающейся лестнице на второй этаж, их шаги заглушал толстый ковер. Чествование проводилось в одном из бальных залов, и, когда они вошли, Оливия заметила в центре возвышение, а рядом — огромный видеоэкран.

По одной стороне зала тянулся длинный стол, уставленный закусками — креветки, икра, кучи всяких деликатесов. Это изобилие еды напомнило Оливии, что она не обедала. В центре стола возвышался гигантский торт с изображением танцовщицы как напоминание об одной из ранних ролей Вероники.

— Ну и расстарались они. — Комната все еще была полупуста, и ей не приходилось кричать, чтобы быть услышанной. — Кто это организовал?

— Одна из студий. Они выпускают несколько ее старых фильмов на видео. — Эндрю сжал ей руку. — Все в этом городе имеет цену.

Оливия пожала плечами.

— Уверена, что Веронике наплевать. Возможно, она будет довольна, если новое поколение увидит ее работы. — Тут ей в голову пришла мысль: — Ты знаешь, мне все кажется, что я могу читать ее мысли, потому что я ее как будто знаю. Но на самом деле я ведь с ней даже не виделась.

— Сомневаюсь, что ее вообще кто-либо знает, разве что этот ее постоянный спутник. — В ответ на недоумевающий взгляд Оливии он пояснил: — Дворецкий, помощник, шофер, мастер на все руки.

— О, Перси Кен-Уитерс. — Она так и видела его стоящим в дверях внушительного дома и изучающим ее с легким оттенком сочувствия. — Он будет здесь сегодня?

— За сценой, должно быть. — Эндрю быстро оглядел зал, приветственно кивая многим из входящих людей. — Ее будет сопровождать глава студии.

Все больше народа вливалось в комнату, толпясь вокруг баров, устроенных с двух сторон от входа.

— Хочешь чего-нибудь выпить?

Дыхание Эндрю, коснувшееся ее щеки, как-то успокоило ее.

— Нет. Не покидай меня. Я боюсь оставаться одна.

Оливия заметила еще один большой экран. Возможно, вечер был тщательно спланирован так, чтобы разрекламировать видеокассеты с фильмами Вероники, а не только для того, чтобы почтить ее. Кто-то потратил много времени и вложил уйму денег, чтобы произвести впечатление на других членов индустрии развлечений.

Какое право я имею быть здесь? — подумала она. Но теперь уже поздно было отступать. Кроме того, напомнила себе Оливия, она давала своей бабушке шанс встретиться наедине. Та отказалась.

— Может быть, лучше подождать до конца и поймать ее, когда она будет выходить? — предложила она. — Или ты думаешь, она сразу умчится?

Эндрю задумался.

— Трудно сказать. Может быть, позднее, когда спадет первоначальное возбуждение, она обойдет комнату. Тогда для нас настанет подходящий момент.

Оливия кинула взгляд на свои крошечные золотые часы. Без четверти девять.

— Когда, ты думаешь, она появится?

— Ну, дай ей еще минут пятнадцать. Конечно, она хочет обставить свое появление как можно эффектнее.

Перед ними остановился фотограф, щелкнул затвором своего аппарата. После того, как он отошел, Оливия заметила:

— Я удивлена тем, что прессе позволили присутствовать.

— Не позволяли. — Эндрю спас ее от столкновения с актером одного из сериалов, который несся поприветствовать вновь прибывших гостей. — Этого наняли, чтобы он заснял все событие.

— Ты хочешь сказать, репортеров вовсе не допустили, кроме тех немногих, кого мы видели снаружи на дорожке?

Эндрю показал на стоявшую у двери молодую женщину.

— Она — хроникер студии и уже раздала сообщения для прессы. Может быть, позднее разрешат фотографам и репортерам ненадолго войти. Справляться с прессой всегда сложно. — Заметив еще одну женщину, он сказал: — Ведущая колонки «Жизнь общества» из «Лос-Анджелес таймс». Конечно, есть и еще несколько репортеров из крупных газет и журналов. Некоторые из них и сами уже знаменитости.

По мере того как комната заполнялась людьми, Оливия ощущала нарастающее напряжение. Она стала вслушиваться в отрывки разговоров: «Интересно, изменилась ли она…», «Не видел ее с…», «Говорят, она пишет откровенную автобиографию, но я не представляю…»

«Откровенную автобиографию»! Оливию обдало холодом. Неужели бабушка действительно это сделает? Что же она напишет об Эйлин? Раскроет ли она публично причину, по которой отказалась встретиться с внучкой?

Ерунда. Это просто сплетни, убеждала она себя. Всем известно, как тщательно Вероника Голд охраняет свою частную жизнь.

А разговоры становились все более возбужденными. Сначала казалось естественным, что вновь прибывшие бросаются приветствовать знакомых, но теперь в безумной суете, в целовании щек, в визгливых комплиментах Оливии слышались истерические нотки, как если бы все были взволнованы не меньше, чем она.

Внезапно толпа стихла, и, благодаря усилиям распорядительницы, образовался проход от двери к небольшой сцене. Оливия встала на цыпочки и попыталась что-либо рассмотреть сквозь плотно спрессованные тела, но ей это не удалось. Эндрю, благодаря высокому росту, мог комментировать происходящее.

— Они входят из холла. Вероника опирается на руку главы студии. Она выглядит совсем крошечной. Ты знаешь, мне кажется, твое платье — копия того, какое на ней было в фильме «Танцовщица шейха».

Наконец сквозь толпу Оливия смогла различить хрупкую фигурку с прямой спиной и высоко поднятой головой, так и излучавшую гордость. Ей очень хотелось увидеть глаза бабушка, понять, действительно ли Вероника счастлива; может быть, встретиться с ней взглядом. Но ничего не получилось.

Вся процессия — хроникер, еще несколько сотрудников студии — пошла вместе с миссис Голд на сцену среди шквала аплодисментов.

— Благодарю вас.

Вероника уселась, а глава студии начал говорить. Оливия почти не слушала, как он рассыпал похвалы, описывая длинную и славную карьеру известной кинозвезды.

Она глаз не могла отвести от маленькой женщины на возвышении, страстно желая, чтобы бабушка взглянула на нее, пытаясь прочесть эмоции, скрывавшиеся за искусственной улыбкой и большими светло-карими глазами, ничуть не потерявшими своего сияния, несмотря на годы. Но бесполезно! Софиты были направлены на сцену, и Вероника Голд, возможно, не видела ничего, кроме света ламп.

Внезапно слова говорившего проникли сквозь окруживший Оливию туман:

— Мы счастливы объявить, что Вероника Голд вновь появится на экране впервые за последние пятнадцать лет, чтобы сыграть роль своей матери в фильме, сюжет которого основан на ее жизни. Мы еще не выбрали актрису на роль самой Вероники, нам придется искать исполнительницу по всей стране, может быть, найдем неизвестную пока актрису…

Последовали аплодисменты.

— Отлично сыграно, даже если они и проделывали это тысячу раз. — Эндрю явно забавлялся. — Дольше всего искали Скарлетт О'Хара, помнишь?