— Кара…

— Пожалуйста, — взмолилась она, услышав его твердый голос.

— Нет.

— Мне нужно. — Она попыталась вырвать у него свои руки. Он держал ее крепко, не причиняя боли, но это лишь разозлило ее. — Лукан.

Он присоединил и вторую руку, чтобы удержать ее.

— Кара, я с тобой. Тебе нечего бояться.

Но ей было хорошо известно, что таится в темноте.

Оно здесь, она точно знает. Только свет подтвердит, что она в безопасности.

Лукан стиснул зубы, когда увидел, что Кара его не слушает. Ему не составило бы труда взять ее на руки и вынести из комнаты. Но она будет отчаянно сопротивляться, а он не хочет навредить ей. Поэтому он сделал единственное, что, по его мнению, могло ее утихомирить. Поцеловал ее.

Как только их губы соприкоснулись, вожделение нахлынуло на него с удвоенной силой. Оно и без того никогда не уходило, но прикосновение к ней, поцелуй, лавиной страсти облекли его тело.

Он провел языком по губам, требуя впустить его. Тело ее было одеревенелым. Но она больше не сопротивлялась. Она испустила прерывистый стон, от которого его многострадальная плоть запульсировала. Тело ее расслабилось, спина выгнулась, когда она приподнялась, чтобы углубить поцелуй.

Лукан скользнул языком ей в рот и застонал, когда их языки встретились. Он собирался поцеловать ее, только чтобы успокоить, но ему следовало знать, что это было ошибкой.

Он продолжал целовать ее, затерявшись в мягком, зовущем тепле. Она пошевелила ногами, стопами скользнув по его икрам и возбудив его еще сильнее. Он чувствовал ее жар, расплавленное желание, которое манило, звало его.

Он отпустил ее запястья и переплел их пальцы. Поцелуй сделался неистовым, страстным. Вожделение накрыло его с головой, требуя, чтобы он немедленно овладел ею, погрузился во влажный жар и сделал ее своей.

Он потерся о нее тазом, застонал от удовольствия и повторил движение. Ногти ее вонзились ему в ладони, когда она выгнула спину.

Лукан погладил ее руки от кистей до плеч, пальцами слегка задев округлость груди. Ее ладони скользнули ему в волосы. Он втянул ее нижнюю губу между зубами и провел по ней языком. Она застонала и воспламенила его кровь.

Он легонько сжал сосок и услышал, как ее тихий возглас обратился в сладострастный стон. Ему нестерпимо хотелось втянуть тугой бутон в рот и посасывать до тех пор, пока она не начнет извиваться под ним от вожделения, не уступающего его собственному.

Другой рукой он скользнул вниз к талии, потом к крутому изгибу бедра. Когда ладонь его встретилась с теплой кожей, он улыбнулся и поцеловал ее с еще большим пылом.

Пока она пыталась вырваться, рубашка ее задралась, обнажив ноги. От одной лишь мысли, что их разделяет только его одежда, он весь взмок.

Лукан скользнул ладонью по ноге и забрался под простую белую рубашку. От прикосновения к нежной, теплой коже бедра, кровь его, и без того разгоряченная, вскипела. Большой палец погладил чувствительное местечко между ног и завитки, прикрывающие женственность.

— Лукан, — выдохнула она между поцелуями.

Он может взять ее. Она хочет его, возможно, испытывает тот же чувственный голод, что и он. Он задрал край рубашки выше, потеревшись своей возбужденной плотью о горячий шелк ее женственности.

Отчетливый свист, которому его с братьями научил отец, проник в его затуманенное страстью сознание. Он знал, что это Куин, но ему уже было наплевать. Кара в его объятиях. Это все, что ему нужно.

Свист повторился.

Лукан быстро терял самообладание. Если он сейчас же не оставит Кару, то уже не сможет. Он возьмет ее невинность. Может, это и доставляет ей удовольствие, но как только она увидит его таким, какой он есть, она пожалеет об этом даре и возненавидит его. Лучше уж целую вечность терпеть муки неутоленного желания, чем выносить ее презрение.

Он соскочил с кровати и отступил от нее. Внутри у него все сжалось, когда он увидел, как она села и воззрилась на него широко открытыми глазами.

— Что случилось? — спросила она.

Он покачал головой:

— Я не доверяю себе, когда нахожусь рядом с тобой. Теряю всякое самообладание от одного прикосновения. Кроме того, меня зовет Куин.

— Но я хочу, чтобы ты ко мне прикасался.

Лукан крепко зажмурился.

— Не надо. Не говори так.

С кровати донесся шорох. Он, не глядя, знал, что она поднялась и встала перед ним.

— Почему я не могу открыть тебе правду? — Голос ее был близко, слишком близко.

Лукан открыл глаза и отступил на шаг.

— Ты меня не знаешь, Кара.

— Знаю, — отозвалась она с чувственной улыбкой, от которой в паху у него напряглось. — Ты мужчина, который спас меня, мужчина, который меня защищает, который учит меня сражаться. И мужчина, который пробуждает во мне желание.

— Ты бы не сказала все это, если бы увидела, какое я чудовище.

Она на мгновение заколебалась.

— Сказала бы.

В эту минуту он понял, что не должен уступать своему желанию, как бы сильно они оба не хотели этого.

— Нет.

— Ты этого не знаешь, — возразила она.

— Ты тоже.

Она вздернула подбородок.

— Поверь же мне, наконец. Ты доказал, какой ты человек. Я знаю о живущем в тебе духе и все равно хочу тебя.

Лукан понял, что, пока она не увидит выпущенного на свободу духа, не увидит, какой он есть на самом деле, она будет верить, что они могут быть вместе. Есть только один способ разубедить ее, хотя ему так не хочется к нему прибегать, ибо после этого ее ореховые глаза больше не будут обращаться на него с доверием или желанием. В них поселятся навсегда лишь отвращение и ненависть.

Но так будет лучше.

— Ты уверена? — спросил он.

— Вполне.

Лукан вдохнул и отпустил своего духа. Он облизнул свои удлинившиеся зубы, скрючил пальцы с вытянувшимися когтями. Ему незачем было смотреть на свои руки, чтобы знать, что кожа, как и глаза, почернела — он ощущал это по легкому покалыванию.

Глаза Кары потрясенно расширились. Губы приоткрылись, словно она собралась закричать, но не издала ни звука.

— Как я и думал, — сказал Лукан и попытался улыбнуться. Он знал, что это больше походило на гримасу, но ему было все равно. — Оставайся в своей комнате, пока кто-нибудь из нас не придет за тобой.

Это будет не он, но незачем говорить ей об этом. Он повернулся и стремительно вышел из комнаты, все больше ненавидя себя с каждым шагом. Он призвал к себе темноту, приветствуя тени. Она была ярким пятнышком в его будущем, и только что это пятнышко исчезло у него на глазах. Но это к лучшему.

Разве не так?

Лукан выбросил Кару из головы — по крайней мере попытался — и поспешил на улицу. Выйдя во внутренний двор, он нашел там Фэллона и Куина.

— Где ты был? — спросил старший брат.

Лукан встретил проницательный взгляд Фэллона.

— Наверное, проверял, как там Кара.

Куин чертыхнулся себе под нос.

— У нас в деревне какие-то люди, а ты пошел убедиться, что с ней все в порядке?

Луна выглянула из-за тучи и осветила Лукана, показывая, что он отпустил духа. Глаза Куина расширились, но Фэллон, похоже, не удивился.

— Это была не очень хорошая идея, — заметил он.

Лукану было плевать, что думает Фэллон.

— Так будет лучше.

— Что, в конце концов, происходит? — прорычал Куин.

— Ничего, — поспешил ответить Лукан, не дав Фэллону сказать. — Кто в деревне?

— Клан Макклур, — отозвался Куин. — Они сейчас осматривают коттеджи.

— Ты видел, сколько их?

— Разумеется. — Куин закатил глаза от столь наивного вопроса.

— Ну? — нетерпеливо буркнул Лукан.

— Всего лишь десять, но двое ускакали, как только увидели, что произошло.

— Значит, скоро надо ждать еще, — заключил Фэллон. — Они захотят выяснить, что здесь произошло.

Лукан кивнул:

— Так же, как хотели и мы. И я бы очень не прочь дать им эти ответы.

— Они нам не поверят.

— Знаю.

Куин скрестил руки на груди.

— Пока что их больше заботит, как похоронить мертвых.