— Когда… когда все это с Мэтом случилось? Как давно он попал в аварию?
— Дайте вспомнить… Когда стареешь, время летит так быстро. Наверное, это было лет… — Хэндзл нахмурила брови и задумалась. — Да, точно, это случилось пять лет назад.
— Спасибо, Хэндзл, за вашу откровенность.
Зу понимала, что пробудила у матери Мэта волну любопытства. Его испытала и она сама, когда Хэндзл в первый раз заговорила о девушке Мэта. Но помочь тут никто ничем не может.
— Спасибо вам, Хэндзл, — повторила Зу. Она резко поднялась и вышла, чтобы поскорее остаться наедине со своими мыслями.
Почему она не поговорила с Хэндзл сразу после того, как та в первый раз об этом упомянула? Тогда Зу боялась усугубить переживания Хэндзл и в то же время с пониманием отнеслась к ее нежеланию касаться личных дел Мэта. А теперь, думала девушка, столь дорогое время упущено…
Поднявшись к себе, Зу без устали ходила взад-вперед по комнате. Пять лет назад! Это она, Зу, была той самой девушкой, про которую Мэт так уверенно сказал: ее интересовали только его положение и его деньги. Мисс Форчн[1]! Проклятая фамилия!
Как-то Мэт спросил, было бы другим ее отношение, если бы он не добился успеха. И Зу честно ответила «да». И тогда Мэт решил, что она любила его только из-за его денег. Он решил, что Зу такая же, как его зять и племянник, да и Нерисса, пожалуй, тоже; что и она ищет, где бы что-нибудь урвать. Картина, которую теперь так четко видела перед собой Зу, была страшной. Даже если бы Мэт пожертвовал для них последней каплей своей крови, эти люди все равно были бы недовольны. Конечно, теперь Эдварда Толбота нет в живых, но от этого Нерисса и Тони стали еще злее и мстительнее. Вместо того чтобы радоваться за Мэта и гордиться тем, что он их родственник, они ему только завидовали. Жаждали богатой жизни, но не желали надрываться ради нее. Им хотелось, чтобы такую жизнь для них создал кто-то другой. И Мэт решил, что и она, Зу, такая же, как его родственники. Когда она бойко ответила, что не могла бы относиться к нему так же, если бы он не преуспел в делах, Мэт укрепился в своем негативном мнении о ней. Стоит ли удивляться, что, имея таких родственников, он стал относиться ко всем людям подозрительно и цинично. А Зу тогда имела в виду совсем другое. Она хотела дать ему понять, что Мэт не был бы привлекательным человеком, не обладай он таким умом, такой сильной натурой, такой целеустремленностью. Именно эти качества помогли ему достичь таких высот и удержаться на них. И именно эти качества привлекали девушку, а отнюдь не то, что они ему принесли!
Но он тогда ее не понял. О, Мэт, Мэт! О, эти злосчастные годы! Сердце Зу разрывалось при мысли о том, что Мэт лежал измученный в больнице, а ее рядом с ним не было. Теперь ничего не изменишь, ситуация абсолютно безнадежна, никакие слезы помочь Зу не могут.
Она вытерла глаза. Нет ничего безнадежного! Она должна немедленно, сейчас же разорвать помолвку с Тони. Ведь ее чувства к нему никогда не были по-настоящему сильными. Тони не смог вытеснить Мэта из ее сердца. И нет на свете такого мужчины, который мог бы этого добиться. А после объяснения с Тони ей надо немедленно ехать в Англию и во что бы то ни стало разыскать Мэта. Им необходимо поговорить. Возможно, из этого ничего не выйдет, но поговорить друг с другом они обязательно должны.
Камилла и мосье Андре Дюпон в этот вечер собирались приехать к Хэндзл на ужин. На какое-то время, думала Зу, все, связанное с ее личной жизнью, придется отодвинуть. Надо держать себя в руках, изображать веселую улыбку и ничем не омрачать предстоящую трапезу.
В глазах невесты угас обычный огонь, и чтобы их оживить, ей пришлось усиленно заняться макияжем. Она спустилась вниз за несколько минут до прибытия гостей. Хэндзл любила, чтобы приглашенных приветствовали все обитатели дома.
Камилла выглядела на редкость красивой. Было в ней какое-то особое сияние, которого не дает никакой макияж, — это исходит откуда-то изнутри. И все-таки что-то в девушке словно перечеркивало ее столь восхитительный вид. На сей раз она изменила своему любимому красному цвету и надела ярко-лимонное платье, подчеркивавшее красоту ее загорелого тела.
Зу взглянула на дедушку Камиллы — богат, всеми уважаем, хорош собой. Мосье Андре Дюпон обожал свою внучку и, без сомнения, ради нее готов на все. Наверное, кто-то сказал бы: «Как Камилле повезло!» Но Зу почему-то не была так уж в этом уверена.
Интересно, подумала невеста, составят ли Хэндзл и мосье Дюпон когда-нибудь семейную пару? Она узнала Хэндзл совсем недавно, но у нее было такое чувство, что эта славная дама стала частью ее жизни. Даже страшно подумать, что когда Зу откажется от брака с Тони, а с Мэтом у нее тоже ничего не получится, она станет для Хэндзл просто никем, и они, возможно, больше никогда не увидятся. Эта мысль опечалила Зу. Она не смела возлагать какие бы то ни было надежды на свое будущее с Мэтом. Объясняя все, что случилось с ним пять лет назад, Хэндзл сказала, что тогда «сын потерял девушку, которую безумно любил. Но, может быть, Мэт думал вовсе не так, а мать просто романтизировала чувства сына к этой девушке и сама сделала за него такой вывод? Мэт никогда не говорил Зу, что любит ее. Он испытывал к ней чисто физическое влечение. Но ведь любовь — это совсем, совсем другое! Ни разу, ни единым словом он о любви не обмолвился.
— Какой у вас сосредоточенный вид!
Это произнес Андре Дюпон, сидевший за столом рядом с Зу.
— Простите, мосье. Я задумалась и была за много миль отсюда.
— Неужели? Я бы сказал, всего за несколько дюймов. — Андре Дюпон явно намекал на то, что рядом сидел Тони. — Когда человек влюблен, то все не так просто, как в народных балладах. Иногда все бывает очень запутанным и даже приводит к тяжелым потрясениям.
Замечание старого джентльмена вполне могло быть отнесено к личным переживаниям Зу, поэтому у нее невольно перехватило дыхание. Но потом она осознала, что с ней мосье Дюпон вел обычную светскую беседу — глаза его видели одну только Камиллу.
Следуя за пристальным взглядом мосье Дюпона, Зу тоже посмотрела на его внучку. Улыбка на лице Камиллы вдруг замерла, в глазах мелькнуло какое-то стеклянное выражение, ресницы опустились. Потом девушка вдруг сжалась, как тряпичная кукла, и сползла со стула на пол.
Никогда в жизни Зу не доводилось видеть, чтобы в обморок падали так красиво. Сначала никто не понял, что случилось, затем все сразу засуетились. Тони мешали двигаться костыли. Но Зу вместе с мосье Дюпоном удалось положить Камиллу на диван. Она быстро пришла в себя; вид у нее был озадаченный — ей явно невдомек, почему вокруг такая суета.
— У вас был обморок, — мягко объяснила миссис Хэндзл.
— До чего же глупо! — Камилла все еще была в замешательстве, хотя на губах ее появилась улыбка.
— Пожалуй, тебя надо отвезти домой, — не совсем уверенно заметил Андре Дюпон; он, по-видимому, не знал, как следует поступить.
— Но зачем, дедушка? Я уже прекрасно себя чувствую, — возразила внучка.
— Не помню, чтобы у тебя когда-нибудь раньше бывали обмороки, — ответил дед, ища глазами совета у Хэндзл.
— Все когда-нибудь случается в первый раз, — беззаботно заявила Камилла. — Уверяю тебя, дедуля, я чувствую себя прекрасно, не стоит так волноваться.
— С юными девушками это и впрямь случается, Андре. На вашем месте я бы не стала придавать этому слишком большое значение, — успокоила его Хэндзл.
Андре не сводил взгляда с Камиллы. Казалось, она уже совсем оправилась. Цвет лица снова стал обычным, а прихорашивалась она так, словно всеобщее внимание доставляло ей большое удовольствие. И на душе у Дюпона полегчало.
— Да я и сам вижу; наверное, теперь с тобой все в порядке. Было бы очень жаль, если бы нам пришлось прервать столь приятный вечер.
— Отлично! — Голос у Хэндзл был довольно веселый. — Давайте продолжим нашу трапезу.
Инцидент был забыт, и до самого отъезда гостей никто о нем не вспоминал.
Расцеловав Хэндзл на прощание в обе щеки, Камилла сказала: