Флис закрыла глаза. Она знала каждый уголок этого великолепного сада. Мама много раз описывала его, показывала фотографии. Она рассказывала, что изначально внутренний двор был предназначен только для женщин. Со стороны Видаля, поселить Флис в этой комнате было преднамеренной жестокостью: окна выходили в сад, который, как он знал, безумно любила ее мама. Предоставил ли он ей комнату, в которой жила мама? Фелисити подозревала, что нет. Мама рассказывала, что они с Видалем занимали последний этаж, когда приехали в Гранаду навестить бабушку Видаля.

Флис вернулась в комнату. На окнах висели однотонные шторы из парчовой темно-голубой ткани. Точно такой же тканью были обиты стулья, расположенные с каждой стороны мраморного камина. Кремовое покрывало было отделано тесьмой голубого цвета. Парчовые подушки тоже были голубыми. Темный деревянный пол блестел, а антикварный голубовато-кремовый ковер, покрывающий большую его часть, был настолько шикарным, что Флис боялась наступить на него.

Все это являлось полной противоположностью ее минималистическим апартаментам в Англии. Тем не менее декор был очень близок Флис. Наверное, склонность к подобным интерьерам была у нее в крови, досталась в наследство от отца. Если бы он не порвал с ее матерью, если бы не отказался от них обеих, Флис росла бы в этом доме, впитывая его историю, так же как и Видаль.

Видаль… Как она его ненавидит. Ненавидит и презирает. Эта ненависть намного сильнее, чем ненависть к отцу. У того, в конце концов, не было выбора. Как объясняла мать, его заставили отказаться от любимой женщины и ребенка. Он не распечатал письмо дочери с мольбой о встрече, а затем потребовал, чтобы она больше не пыталась общаться с ним. Наверняка на этом настоял Видаль. Он всегда смотрел на Флис с холодным высокомерием. Он унизил ее и оставил глубокую рану в ее сердце.

Здесь, в этом доме, все и случилось. Семья Видаля повлияла на жизнь Фелисити и ее родителей самым жестоким образом. Отсюда выгнали ее мать. Здесь ей сообщили, что мужчина, которого она любила, должен жениться на другой – на девушке, выбранной его приемной семьей. Она окончила частную школу, готовящую к замужеству девушек из высшего общества. Филипп клялся, что не любит эту девушку и конечно же не хочет жениться на ней. Так говорила мама Флис.

Тем не менее не имело никакого значения, чего хотел Филипп. Все его обещания, все торжественные заверения в любви напоминали сверкающие под лучами солнца струи воды в фонтане. Они невероятно красивые и чарующие, от них замирает сердце, но в реальной жизни они – мимолетные и хрупкие.

У влюбленных хватило времени только на то, чтобы в последний раз прижаться друг к другу и разделить лихорадочную тайную близость, которая привела к беременности матери Флис. Затем Аннабель отправили обратно в Англию, а Филиппа заставили исполнить свой долг – сделать предложение выбранной для него девушке.

– Филипп клялся, что любит меня, но он также любил и свою приемную семью и не мог ослушаться их, – кротко говорила мама Фелисити, когда та, будучи маленькой девочкой, спрашивала, почему отец не уехал вместе с ней.

Бедная мама… Она совершила ошибку, влюбившись в человека, у которого не хватило сил защитить их любовь. И ей пришлось дорого заплатить за это. Фелисити никогда не допустит, чтобы подобное случилось с ней. Она никогда не позволит себе влюбиться и стать уязвимой. Ведь Флис уже знает, каково это, даже если ее чувства к Видалю не были настолько сильны.

Отбросив горькие мысли, Фелисити посмотрела на свой маленький чемодан. Мама рассказывала ей о традиционном укладе жизни этой аристократической властолюбивой испанской семьи, которую теперь возглавлял Видаль. Он заявил, что его мать настояла на том, чтобы Флис поселилась здесь. Значит ли это, что ей следует ожидать формального приема в семью? Например, во время ужина. Флис не захватила с собой вечерние наряды – только несколько смен белья, пару простых маек, несколько новых топов и одно очень скромное платье, в которое она буквально влюбилась, когда бродила по лондонским магазинам.

Флис как раз собиралась достать это платье из чемодана, когда открылась дверь и в комнату вошла Роза, держа в руках поднос с бокалом вина и разными закусками.

Поблагодарив ее, Фелисити поинтересовалась:

– В котором часу подают ужин?

– Ужина не будет. Видаль не хочет, он слишком занят, – высокомерно ответила по-испански Роза. – Вам принесут ужин в комнату, если вы проголодаетесь.

Флис почувствовала, что начинает краснеть. Грубость Розы была очевидна. Без сомнения, Видаль подсказал ей, как следует вести себя с нежеланной гостьей.

– У меня нет желания ужинать с Видалем, так же как и у него со мной, – ответила Флис. – Однако он сообщил мне, что его мать пожелала, чтобы я остановилась в этом доме, хотя у меня был забронирован номер в отеле. Поэтому я предположила, что буду ужинать именно с ней.

– Герцогини здесь нет, – коротко сообщила Роза, поставила поднос и с поджатыми губами направилась к двери. Она исчезла прежде, чем Флис успела задать следующий вопрос.

Видаль солгал ей? Его матери нет в особняке, и она не собиралась увидеться с Флис. Зачем? Почему он пожелал, чтобы она жила здесь, под крышей его собственного дома?

На мгновение Фелисити захотелось вернуться в Англию. Но еще сильнее она желала, чтобы мама была жива. Охваченная грустью, девушка присела на край кровати.

Благодаря маме у Фелисити было замечательное детство. Щедрое наследство дальней родственницы, которую Флис никогда не видела, позволило маме купить милый домик в тихой деревушке – достаточно большой, чтобы с ними переехали бабушка и дедушка. Также мама получала регулярные выплаты, позволяющие ей не работать, а заниматься воспитанием дочери. Она всегда откровенно разговаривала с Фелисити, вспоминая о Филиппе. Любовь сквозила и в ее голосе, и во взгляде. Ни капли горечи или обиды. Женщина только однажды предпочла промолчать, когда Флис начала просить отвезти ее в Испанию, чтобы она собственными глазами увидела родину отца. Кстати, мать запретила Фелисити критиковать Видаля, когда девочка осознала, что именно он предал ее родителей.

– Дорогая, ты не должна винить его, – говорила мягко мама. – На самом деле это не его вина. Видаль был просто маленьким мальчиком – приблизительно такого же возраста, как ты сейчас. Он не предполагал, какие последствия вызовет его рассказ.

Ее нежная, любящая мама, всегда готовая понять и простить тех, кто причинил ей боль…

Сначала Фелисити согласилась с мамой. Но когда Видаль приехал навестить их, то после кратковременного доброжелательного отношения он начал обращаться с Фелисити с презрением, увеличивая и без того огромную пропасть между ними и открыто показывая, что она ему не нравится. Как же мучительно страдало ее молодое уязвимое сердце от такого пренебрежения!

С той самой минуты, как она впервые увидела Видаля, выходящего из дорогого автомобиля, на котором он приехал к ним, Фелисити была сражена наповал. Она по уши влюбилась в него. Флис до сих пор не забыла тот день, когда нечаянно зашла в ванную, где брился Видаль. Ее опьяненный от любви взгляд не мог оторваться от его обнаженного торса. Конечно, это заставило ее подростковые эмоции выйти из-под контроля. В их доме жили практически одни женщины, и поэтому вид полуодетого мужчины вызвал у Флис неподдельный интерес. Но самое главное, торс принадлежал Видалю.

От волнения и желания у нее закружилась голова. Когда Флис наконец смогла выйти из ванной, в ее воображении уже возникла масса различных картин, причем в них она не просто смотрела на Видаля, а пребывала в его объятиях. Сейчас, конечно, можно было посмеяться над своей давнишней детской наивностью, но… Сексуальная близость до сих пор оставалась для девушки такой же неизведанной областью, как и тогда.

Флис отвернулась, словно пыталась уйти от осознания самой себя. Но от реальности не убежишь – она все еще была девственницей. Сколько бы стен Флис ни воздвигала вокруг себя, как бы ни отстаивала свою женскую гордость и как бы сильно ни старалась скрыть факт затянувшейся девственности – она не могла спрятаться от правды.