— И поэтому, будьте добры, первым делом проводите меня к его высокопреосвященству Джозефу Хакеру. Или он уже ушел?

— Следуйте за мной, — ответила монахиня и легкой рысцой проводила Гаспара к подножию узкой лестницы. — Ступайте первым, — добавила она с улыбкой.

Весьма любопытно, что его высокопреосвященство кардинал Хакер и брат Гаспар снова столкнулись на лестнице — той, что вела в верхний зал и кабинеты, — хотя на сей раз доминиканец поднимался, а его высокопреосвященство спускался.

— Ваше высокопреосвященство, — сказал Гаспар, ловя руку кардинала, в то время как тот, махнув ею перед глазами обеспокоенного монаха, спрятал ее за спиной, — жест, который бедняга Гаспар истолковал как доказательство того, что кардинал рассержен его непунктуальностью.

— Ваше высокопреосвященство, — робко, однако не переставая улыбаться, вмешалась монахиня, — вам не пришелся по вкусу кабинет? Вы предпочитаете ужинать в главном зале? — Хакер чуть кивнул. — Как будет угодно вашему высокопреосвященству, — сказала монахиня, повернув вниз.

Она указала им столик, пока другая монахиня отодвигала кресло сначала для Хакера, а затем для брата Гаспара, и через мгновение каждому вручили меню. Его высокопреосвященство, водрузив на нос очки, заказал soupe à l'oignon gratinée и gigot d'agneau aromatisé aux fruits secs. [14]

— А вы что возьмете? — спросила монахиня.

— Salade aux avocats, [15]а на второе… Погодите-ка, дайте посмотреть… Всегда так трудно принимать решения. Конечно, если человек привык все время есть примерно одно и то же… Итак, посмотрим… Langouste au Champagne-Ritz. [16]Или это слишком дорого? Нет? Можно? — И, так как Хакер молчал, Гаспар почел за лучшее сделать выбор сам: — Ладно, день на день не приходится. Так что пусть так и будет… langouste au Champagne-Ritz, да, langouste au Champagne-Ritz.

— Какое ужасное произношение, — почти неслышно, словно разговаривая сам с собой, прошептал кардинал Хакер, в равной мере удивленный и ошарашенный. И, взглянув на монахиню, снова вмешался и произнес с аристократической властностью: — И принесите нам бутылку бургундского девяносто шестого года.

Было бы лучше не извиняться, но брат Гаспар не учел этого.

— Я очень сожалею о своем опоздании, ваше высокопреосвященство, — шепотом сказал брат Гаспар, едва монахиня удалилась за заказом. — У меня выдался один из самых беспокойных вечеров в жизни, хотя я прекрасно понимаю, что это не оправдание.

— Разумеется, нет, — сухо и словно не придавая этому особого значения, ответил Хакер, хотя брат Гаспар почувствовал его раздражение и сознавал, что рано или поздно тем или иным способом кардинал найдет способ поквитаться за нанесенное оскорбление. — Как подвигается пастырское послание? — спросил Хакер, посмотрев на часы.

Брат Гаспар сделал жест, дававший понять, что работа даже еще не начата.

— Весь в ожидании рекомендаций Священной конгрегации, — сказал он.

Хакер выслушал эти слова с легким одобрением, сопровождавшимся не менее неуловимой улыбкой.

Всего лишь три столика в зале были заняты: один — двумя супружескими парами; другой — старым и седым священником в компании чернокожего юноши-семинариста и наконец третий — группой веселых старцев. Все они, само собой, узнали его высокопреосвященство Джозефа Хакера и выразили нечто вроде прочувствованного почтения его персоне.

— Вы так простудитесь, — сказал его высокопреосвященство. — Сестра, — добавил он, приподнимая указательный палец, — не найдется ли у вас полотенца для этого монаха? А то он, чего доброго, скончается от воспаления легких. Сделайте милость, вытритесь, иначе мне будет казаться, что я ужинаю со святым Франциском Ассизским.

Брат Гаспар встал как сомнамбула и позволил монахине отвести себя в уборную. Жар и лихорадочный озноб уже взяли его в свои клещи.

Вновь усевшись за стол, он обратил внимание, что свет в зале притушен и сестры — каждая из которых представляла свою расу и была облачена в соответствующий наряд — зажгли свечи и расположились в стратегически важных пунктах, словно ожидая чего-то; чувствовалось, что Хакер и остальные присутствовавшие тоже пребывают в состоянии церемониального ожидания. На тарелке перед братом Гаспаром лежал лазурно-голубой листок бумаги с черной каемкой по краям и изображениями полевых цветов и падучих звезд. Монах взял его: это были слова гимна в честь Богоматери Лурдской. Он заметил, что принимавшая его монахиня-индианка нажала кнопку «воспроизведение» на кассетном магнитофоне, и с первыми же звуками музыки монахини, двигаясь с величайшей осторожностью, закружились в не совсем складном танце под раздающееся с пленки пение:

Сестры преклоняли колена, возводили глаза и поднимали свечи к небесам, а затем вставали, вращали свечи перед лицами клиентов или выделывали па, значение которых было не совсем понятно, и возвращались в молитвенную позу — точь-в-точь святая Тереза, освещенная тонким лучом света, в изображении Бернини. Однако ужинавшие следили за загадочными движениями с величайшим вниманием, а некоторые даже — как, например, старик священник и семинарист — присоединялись к сестрам, вполголоса им подпевая, иначе их пение неизбежно бы стихло без соответствующей технической поддержки.

Настаиваю: координация движений танцующих оставляла желать много лучшего, и, по правде говоря, они не совсем четко соблюдали ритм. Они выглядели немного скованными, деревянными, как будто им не хватило нескольких часов репетиций. Они смотрели на клиентов, а затем искоса переглядывались, улыбались и казались немного пристыженными, как школьницы на выпускном балу. Брат Гаспар пребывал в некоторой растерянности, хотя изо всех сил старался казаться невозмутимым. Последнюю часть гимна они пропели, взявшись за руки, и кокетливо прошлись между столиками, улыбаясь глазами, словно только что разыграли своих клиентов. Бедняга Гаспар глазам своим не верил.

Когда представление закончилось, он увидел, что все вокруг, включая Хакера, аплодируют, и Гаспар последовал общему примеру; монахини приветствовали публику с непритворной робостью, снова зажгли свет, и ресторан обрел свой обычный вид.

— Вы еще никогда не видели эту комедию? — спросил кардинал.

Гаспар отрицательно покачал головой.

Очень скоро подали салат из авокадо для Гаспара и суп — кардиналу. В эти первые мгновения тяжкий груз молчания лег на обоих, по крайней мере на Гаспара; однако, памятуя совет его высокопреосвященства Эммануэля Маламы, он держался осторожно и не торопился с выводами. Кроме того, монах считал, что ему не подобает заговаривать первым: ведь разве не Хакер вызвал его на эту встречу и разве поводом для нее не служило содержание порученного ему пастырского послания? Поэтому брат Гаспар с нетерпением ожидал, что его высокопреосвященство заговорит первым, а сам помалкивал.