– Иногда. Балуюсь, – скромно соврал Багрянский, невольно желая выглядеть как можно интеллигентнее. – Действительно, увы. Музыка сейчас не ко времени!

– Вот и у нас после того, как уехала Аглаюшка, никто на нем не играл.

– Аглая – это, простите, кто? – стараясь не выдать охватившего его волнения, спросил псевдоисторик.

– Да внучка покойницы, Веры Григорьевны. Правда, сама я, упокой ее душу, старую графиню не знала. Все только со слов ее дочки, Наташеньки, и моего племянника, мужа, стало быть, ее. Как только я осталась одна, все они переехали ко мне, в этот самый дом. В Ростове тогда жилось не сладко. Сами понимаете, хрущевская оттепель, хлеба нет, колбасы нет, масла нет... Это у нас-то, на юге! Ой, что говорить, такая тяжкая у нас у всех сложилась судьба. Будто кто проклял! Да разве нас одних... – Ольга Петровна стала разливать по чашкам ароматный чай. – Прошу к столу! Угощайтесь.

– Простите, я что-то запутался. Разве Наталья здесь теперь не живет?

Багрянский заметил, что при этих словах Ольга Петровна несколько изменилась в лице. Добродушие на нем осталось, но само лицо застыло, как мертвая маска.

– Видно, вы меня невнимательно слушали, уважаемый Лев Владимирович. Наташенька тоже скончалась, у нее открылся туберкулез. Говорили, что еще ребенком, в Москве, заработала бедная девочка. А жили мы бок о бок уже с ее дочкой, Аглаюшкой. Она тут, на моих руках, в восемьдесят девятом году родила славного мальчонку... Только и ей не повезло. Бросил Аглаюшку муж, так и не обвенчавшись по-христиански. Вы ж видели, собор у нас под боком, а все недосуг им было. Не в этом счастье – все уверяла меня Аглаюшка. Как в воду глядела, милая моя страдалица, – после неестественной паузы закончила Ольга Петровна.

– Но где же сейчас Аглая? – затаив дыхание, спросил Багрянский, отлично отдавая отчет в том, что приближается к кульминации всех их поисков. – Где ее сын?

– Бог их знает, – неожиданно выдавила из себя Ольга Петровна и, уронив голову на стол, зарыдала в голос.

Багрянский, словно его ударили обухом по голове, удрученно молчал.

Вскоре пожилая женщина нашла в себе силы взять себя в руки, аккуратно вытерла покрасневшие глаза и выжидательно взглянула на гостя.

– Аглая как с цепи сорвалась, когда от нее ушел муж. Она как раз тогда закончила медицинский институт и, не дождавшись распределения, уехала.

– Куда? – не выдержал Багрянский.

– А бог ее знает. Через год, правда, вернулась, забрала сынишку и вновь укатила. Хотела что-то кому-то доказать. Писала потом, что встретила мужчину. Родила еще одного ребенка. И все – как обрезало.

– Так вы не знаете, где сейчас Аглая? – устало спросил Багрянский.

– Не знаю, уважаемый Лев Владимирович. Их какие-то дальние родственники тоже недавно интересовались, где моя девочка. Приходили с управдомом, с подарками... Только что я им могла сказать? Как и вам, врать не стану. Последний раз, люди говорят, кто-то видел Аглаюшку где-то в Приднестровье. Правда иль нет – кто его знает. У нас сейчас в Новочеркасске много отставников селится. Может, кто и...

– У вас случайно не сохранилась фотография Аглаи? – осторожно спросил Багрянский, чувствуя, что хозяйка дома что-то недоговаривает.

– Те родственники тоже спрашивали. Но их старый семейный альбом Аглая забрала с собой.

– Жаль. Однако припозднился я у вас, уважаемая Ольга Петровна, – решив, что пора и честь знать, стал прощаться Багрянский.

Голова соображала ужасно плохо. Половину из того, что нарассказала ему хозяйка, Лев был не уверен, что запомнил. Хорошо, что догадался вовремя включить диктофон.

– Да куда вам торопиться? Только день разыгрывается.

– Надо ехать в Ростов. Потом лететь в Москву. А то бы остался с удовольствием.

– Может, на дорожку еще чайку попьете? Или сыграете что-нибудь на прощание?

Чуть не рассмеявшись вслух, Багрянский замахал руками:

– Какой из меня пианист? Одно бренчание.

– Кстати, о бренчании, – неожиданно деловито сказала хозяйка. – Коли уж играть не хотите, не посмотрели бы, что там у меня в рояле тренькает-бренькает, когда некоторые клавиши нажимают.

Багрянский от неожиданности встал. Ему ко всему еще не хватало поработать настройщиком.

– Посмотрим, – сам себе удивляясь, обнадежил он хозяйку дома. – Так, какие клавиши тревожат ваш слух?

– Вот эти, – с готовностью продемонстрировала Ольга Петровна.

Багрянский прислушался к звукам, а затем решительно открыл крышку рояля. Потом наклонился, шаря по деке рукой, и неожиданно извлек из-под струн довольно приличный винт, такой же старый, как сам рояль.

– Странно! – удивленно произнес он, словно разговаривая сам с собой. – Будто кто-то наскоро его отвинтил и не завернул обратно. Вот струны и дребезжат. Погодите... Ольга Петровна, вы не возражаете, если я попробую отвинтить ножку у рояля? Если найдете в доме отвертку.

– Я не знаю, – растерялась хозяйка. – Это старинная вещь... Не моя...

– Не волнуйтесь. С вашей помощью я верну все на место, и выпавший винт тоже верну на место. Просто у меня возникло некое подозрение... Сейчас посмотрим. У вас есть высокий табурет? Или свободный стул. Я его временно подставлю вместо ножки.

Ольга Петровна исчезла и тут же появилась, неся в руках тяжелый табурет.

Багрянский поднес его к месту, где находилась ножка, и неожиданно обратил внимание на еле заметные четыре вмятины в полу. Похоже, что кто-то уже пытался подставить табурет под рояль. Несколько минут Лев еще присматривался, пока понял, что ножка прикреплена к роялю не так, как обычно, например, на рояле в его собственном доме – толстым болтом с глубокой резьбой в центре. Ножку «Стейнвея» держали четыре больших винта по краям. А пятый, потайной, вворачивался сверху, со стороны деки. Обнаружить его было очень трудно, если б тот не валялся под струнами незавинченный.

Ольга Петровна, ничего не подозревая, по-прежнему стояла рядом. Ей не терпелось, чтобы гость поскорей завершил непонятные манипуляции. Рояль она никогда не воспринимала как свою собственность. Ей всегда казалось, что он стоит в доме, дожидаясь законных хозяев, а она лишь несет ответственность за его сохранность.

Тем временем Лев уже отвернул винты и снял ножку. Он бережно подтащил ее к окну, осторожно провел пальцем по поперечному срезу, потом что-то поддел острием отвертки. Появились еще два искусно замаскированных шурупа. Он отвинтил их, приподнял незаметную крышку, прикрывавшую – это уже ему было совершенно очевидно – довольно глубокий тайник.

Хозяйка дома смотрела на всю эту манипуляцию широко округлившимися глазами. О тайнике в доме она явно не догадывалась.

– Здесь что-то есть! – Багрянский запустил ладонь в ножку. Потом он резко остановился, ничего не предпринимая.

– Уважаемая Ольга Петровна, должен вас проинформировать: ввиду того, что рояль в настоящее время принадлежит вам, распорядиться его содержимым – это исключительно ваше право. Вам то же самое подтвердит любой адвокат. В тайнике, я почти уверен, могут находиться документы, ценности, да мало ли что еще... Вы не станете возражать, если я окажусь свидетелем в этом процессе?

– Помилуй бог! – Женщина замолчала, не в силах больше вымолвить ни слова. Затем кивнула в знак согласия.

Багрянский незамедлительно извлек двумя пальцами свернутые в плотную трубочку бумаги. Под ними оказалась небольшая круглая коробка из-под чая, которая никак не вылезала, пока Багрянский не перевернул ножку и не постучал ею по полу.

Когда он наконец сковырнул крышку, что-то внутри ослепительно засверкало под бьющими в окно солнечными лучами.

Ольге Петровне стало дурно. Она едва держалась на ногах, но не могла отвести взгляд от содержимого коробки. Ей никогда в жизни не приходилось видеть столько драгоценностей.

– Успокойтесь, Ольга Петровна, прошу вас. Признаться, я сам не ожидал обнаружить в рояле такой клад, однако содержимое коробки лично меня интересует как раз меньше всего. Потерпите немного, думаю, бумаги подскажут, кто ее законный владелец. Вы, уважаемая Ольга Петровна, должны быть в курсе, поскольку дело непосредственно связано с близкими вам людьми.