– Знаете, господа, у меня на примете есть такой человек! – неожиданно громко воскликнул Огнев. – По фамилии Демидов. Из тех Демидовых, уральских. Был в бизнесе. Промышленник. В меру богат. Сейчас заместитель губернатора...

– Постой. Это не тот, что всё время воюет со своим шефом Миттелем?

– Точно, тот. Стержневой мужик. Самостоятельный.

– Но где гарантия, что он придёт в «Новый путь»? – спросил Ященко.

– Смотря как звать, – убеждённо сказал Огнев.

– Да-а. Но как на эту ситуацию посмотрят Красавцев, Ионов?

– А при чём тут Ионов? – в один голос спросили приятели.

– В нём тоже зреют амбиции. А что? Умён, образован, прошёл хорошую школу в кремлёвских коридорах власти... Ему бы ещё научиться пить! – Ященко потянулся к бокалу с виски, который предусмотрительно занёс официант.

– Прекратите. Или я тут на месте сойду с ума. Какой из Ионова президент?! – возмутился Огнев. – Это даже не дискутируется. Он никогда не сможет отплясывать «твист», как это делал Уралов, – сухо высказался Зубр.

– В том-то и дело! А Демидов сможет! Это и называется нравиться народу, – подхватил Огнев.

– Вы забыли, что сейчас в лидеры заявлен Красавцев или, на худой конец, ваш покорный слуга... – поправляя на переносице огромные роговые очки, улыбнулся Ященко. – Но оставим меня в покое. Как с Красавцевым?

– У Михаила изрядно подмоченная репутация... – вновь высказал сомнение Огнев. – По крайней мере, в определённых слоях населения.

– Согласен. Пресса действительно шерстит Красавцева, что называется, и в хвост и в гриву... – снова пососав ломтик лимона и причмокивая влажными губами, произнёс Зубр. – Но именно это обстоятельство может сделать его кандидатуру привлекательной.

– Почему же?

– По двум простым причинам, дорогой Анатолий. – Пригубив стакан с минералкой, Зубр сделал многозначительную паузу. – Во-первых, кремлёвская команда считает Красавцева политическим трупом и поэтому его участие в президентской гонке не воспримет серьёзно. Во-вторых, нельзя забывать об особой ментальности русского человека. Любят у нас опальных да гонимых! Сочувствуют им. Ну вспомните хотя бы Уралова.

– Уралов он и есть Уралов! А Красавцев что? Правда, бабам очень нравится, – рассмеялся Ященко.

– Вот именно! – ответил Зубр. – А у нас в стране баб гораздо больше, чем мужиков! И потом, вы разве не поняли меня, господа? Мы говорили о будущих выборах. А нынче пусть попробует себя Красавцев. Я вообще бы предложил вам, господа-партийцы, провести у себя в партии прямые выборы кандидата. Чтобы все ваши сторонники в стране имели возможность проголосовать. Подумайте. Деньги вам выделят. А там уж будет видно, Красавцев ли, Демидов или кто иной... Результаты объявить в Москве, в самом престижном зале с широким привлечением прессы, с фуршетами, обедами и всем прочим антуражем.

– Что ж, господа, я согласен тряхнуть стариной. И давайте выпьем за успех нашего безнадёжного дела! – во всеуслышание произнёс Ященко и лихо, одним махом, опрокинул в себя добрых полстакана желтовато-зелёной жидкости. – С днём рождения тебя, товарищ Ященко!

– Игра всегда стоит свеч, если на эти свечи есть деньги, – философски заметил энергетический магнат. – Только последний вопрос, приятель. Ты что, нашёл золотую жилу?

– Я ждал от тебя этого вопроса. Только вчера объяснял нашему уважаемому юбиляру, – стараясь оставаться как можно естественнее, сказал Зубр. – Деньги неких западных фондов, которые в свое время способствовали развалу СССР, приходу к власти Холмова, которые вообще в мире не всегда дипломатично насаждают демократию...

– А я думал, что СССР развалили Уралов с Холмовым. Или на худой конец мы с тобой, – с непонятной обидой заметил Огнев. – Но если тамдумают так же, как и мы, ничего плохого не вижу в том, чтобы принять их игру. В конце концов, наша страна уже привыкла жить на деньги Запада. Так что докладывай этим самым своим фондам, что сделка состоялась. И сам Огнев с товарищем Ященко в придачу её акцептовали. Не правда ли, наш дорогой юбиляр?

Юбиляр ничего не ответил, а лишь в очередной раз наполнил стакан виски. Глядя, как он медленно пьёт, Зубр поёжился. Ничего не скажешь, крепкий мужик.

Флорида. Гибель империи

Тропическая гроза разразилась столь же неожиданно, как это случалось не раз под Москвой и в её далеком и любимом Сестрорецке. Только здесь, в тропиках, её мрачные краски были много ярче и эффектней. Сполохи гигантских молний и оглушительные раскаты грома каким-то мистическим образом словно специально раскрасили эти трагические минуты.

«Вот и всё! Моя миссия закончена! Пора домой...» – то ли с облегчением, то ли с затаённой грустью подумала Лилия. Ей хотелось и плакать, и смеяться одновременно.

...Когда в начале третьего ночи в её роскошных апартаментах раздался пронзительный сигнал тревожного вызова, докторша спала глубоким сном и даже видела сны.

Удивительно, что вызов поступил не из спальни Блейка, как бывало уже десятки раз, а из комнаты, в которой она ни разу не была. Наскоро накинув на тело батистовый белый халатик, Лилия поспешила туда.

Старик сидел в кресле за письменным столом в тёмном костюме, тонкой голубой сорочке и сдержанных тонов полосатом галстуке. Отрешённый взгляд Корсара был устремлён на портрет отца. На бледном лице застыла загадочнозловещая улыбка.

Ей показалось, что Блейк даже не заметил её. Непонятно было одно: зачем старик нажал на тревожную кнопку?

Наконец он обратил внимание на Лилию.

– Девочка моя, – каким-то неузнаваемым, скрипучим голосом произнёс он. – Я вызвал тебя, потому что пора прощаться.... С ним, – старик слабым жестом указал на портрет отца, – и с тобой.

– Что ты такое говоришь, Дэйв?! – присела у его колен Лилия.

– У меня мало времени... – Блейк тяжело вздохнул. – Поэтому не надо стенать. Оказывается, даже такие занудливые прагматики, как я, могут предчувствовать близкий конец и испытывать потребность в исповеди.

– Дорогой мой, я ведь не монашка, а всего лишь твоя сиделка... – растерянно промолвила в ответ Лилия, поймав себя на мысли, что невольно произнесла своё агентурное имя.

– Сейчас неважно, кто ты... – загадочно вымолвил Блейк. – По мне лучше исповедаться человеку, которого искренне любишь, нежели лицемерному служителю культа. Ты знаешь, я сделал этой ночью великое открытие! Я вдруг понял, что есть вечный сон, но нет вечного покоя!

– Какой сон? Какой вечный покой? У тебя устойчивый, наполненный пульс. Но хочешь, я сделаю тебе укольчик?

– Уже не надо никаких укольчиков. Спасибо. Ты очень внимательна... Даже, порой мне кажется, слишком внимательна. – На лице Корсара промелькнула ухмылка. – Наверное, так и должно относиться к «объекту».

– К какому объекту? – насторожилась Лилия, догадавшись, что имеет в виду Блейк.

– Оставь, девочка моя, забудь свои шпионские игры. – Блейк устало повёл рукой. – Интересно было бы знать, какое у тебя звание? Капитан? Майор? Или, может, полковник?! Я давно догадался, кто ты! Жизненный опыт, дорогая, – нетленное богатство! Много лет назад ты не случайно попала в мой дом. В поведении человека есть такие нюансы, которые рано или поздно выдают даже таких асов, как ты...

Опустив голову на колени Блейка, Лилия слушала. Возражать не было никакого смысла. Поэтому она мучительно размышляла, к чему же приведёт этот разговор. Сознание грело лишь то, что впервые за последние годы она успела направить письмо в Москву, тогда, на Мадейре, сразу после памятной ночи, проведённой на яхте с иерархами фонда.

– Знаешь, с какого момента я начал подозревать тебя? – словно издалека донесся до Лилии голос Корсара. – Помнишь, как-то я сказал тебе, что готов выполнить любое твоё желание? А ты, не задумываясь, просто и естественно ответила: «Полюбите, пожалуйста, Россию...» Это был твой «прокол». Так мог ответить лишь тот, кто подсознательно предан своей родине. Кстати, девочка моя, почему ты ни разу не поинтересовалась, где моя родина?