– Извините, но я пока не умер! – чуть ли не взвизгнул от возмущения младший партнер.

– Ах, оставьте, – сделал картинный жест Григорьев. Сейчас ему очень хотелось выглядеть всезнающим и рассудительным. – Мы же не дети, господин Фомарь.

– Славин я.

– В данном случае это не имеет значения. Мы хорошо изучили документы вашей компании. Из них следует, что вы можете принимать самостоятельные решения лишь в случае смерти одного из партнеров. Так что по документам вы, увы, никто. Поэтому мы и вступаем в управление вашей компанией.

– Если я, как вы говорите, никто, собственно говоря, кто вы? Извините, я даже не спросил, а вы не представились.

– Но тем не менее от Бутырки или Лефортова я вас уже спас. Пока спас. Если же мы не договоримся, уж не знаю, как вам сказать... А вообще-то я генерал Григорьев. Координатор данного мероприятия от имени соответствующих госструктур. И не ищите ко мне подходы в виде взяток. То, что нам положено, то положено. Не более того.

– Еще вопрос. Сейчас вы говорили о каком-то управлении компанией. Раньше упоминали о вхождении неких госструктур в ее капитал. Это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

– Чтобы покончить с этим, поясняю: управление со стороны государства – мера временная и соответствует букве закона. Половину акций компании вы уступаете государству по доброй воле. Иначе... Вы, кстати, помните, что эта жаба-прокурорша вас еще ждет? Так что ваша свобода и вашего партнера, как его? – Славина, в ваших руках.

– Славин – я.

– Извините, но это не имеет значения. Дело на вас заведено серьезное, лет на десять–двенадцать. Так что поторопитесь...

– Какое дело?

– Если забыли, могу освежить вашу память заметкой из газеты. – Григорьев протянул Славину сложенный вчетверо газетный листок. Когда спустя несколько минут тот вернул листок, Григорьев безжалостно спросил:

–Ну что, вспомнили? Я, сами понимаете, не следователь. Зато у нас есть достоверные сведения, что вы с партнером путем коррумпирования некоторых чиновников не только развалили дело, но и добились развала всей налоговой службы. А это уже другая уголовная статья. Боюсь, что вы тогда из тюрьмы вообще не выйдете.

Через пятнадцать минут все необходимые документы для раздела акций были подписаны. У Григорьева в папке оказались уже готовые протоколы собрания акционеров, Совета директоров и прочие... Нотариус уже ждал за дверью. Не было только подписи главного партнера господина Фомаря, но Славин обещал это устроить. Поначалу Григорьев отказался, пояснив, что его люди сделают все сами. Но поразмыслив, согласился с предложением младшего партнера, который с этого момента становился еще младше.

– В конце концов, это ваше решение, господин Славин. Очень грамотно и благородно, – сказал Григорьев на прощание и важно удалился.

Дежурная машина под бдительным сопровождением «гвардейцев» координатора повезла Славина на Рублевку.

– Не мешайте встрече партнеров, – напоследок дал команду старшему сопровождающему генерал. – Создайте им комфортную обстановку. У мальчиков будет о чем потолковать.

* * *

Дед Иосиф встал рано. Часы показывали шесть. Он довольно долго и бесцельно бродил по дому. Заглянул в детскую. Там, как и положено, было тихо-спокойно.

Иосиф осторожно прикрыл дверь и направился на кухню, где с огорчением констатировал, что продовольственные запасы семьи серьезно поредели. Его конечно же радовали виды на урожай, ожившие базарчики. Но он не был бы дедом Иосифом, если бы за все не переживал и за все не волновался. А вдруг еще новая напасть приключится? Что тогда? Перспектива доживать остаток дней вегетарианцем ему никак не улыбалось. Да и всю эту «заморозку» из бункера старик тоже не уважал.

Грустные размышления прервали окрики со двора. «Акимыч!» – обрадовался зеленщик. То, что он увидел, поразило его не меньше, чем упавший на Рублевку метеорит или обнаруженный бункер. Акимыч предстал перед ним в роскошной кожаной куртке бежевого цвета, светясь открытой доброй улыбкой. В руках абориген держал спиннинг. Как ни странно, Акимыч был трезв.

– Собирайся, кацо, пойдем порыбачим, – вместо приветствия произнес абориген. – Видишь, какая погода? В самый раз рыбной ловлей заняться.

– Ты, Акимыч, как в воду глядишь. Не успел я подумать, как бы побаловать себя свеженьким, ты тут как тут. Слушай, давай наловим рыбки как можно больше. Чтоб и засолить, и закоптить... Запас карман не тянет.

– Ишь разбежался. Где ты в Москве-реке видел такую рыбалку? А может, ты вообще никогда не рыбачил?

Старик сконфуженно опустил голову.

– Понятно, кацо. Но идея твоя лично мне нравится.

Спустя несколько минут Акимыч и дед Иосиф уже вышагивали по тропинке к реке.

– Что это на тебе? Откуда? – щупая мягкую, отличной выделки кожу куртки, спросил грузин. Несмотря на свой древний возраст, он понимал толк в одежде.

– Откуда, откуда... От верблюда! Фирма, между прочим, называется «Армяне». – Акимыч распахнул куртку и с гордостью продемонстрировал фирменную этикетку «Армани».

– Ты, конечно, Бесоевич, не поверишь, но дело было так, – почесав макушку, начал свое повествование Акимыч. – Вышел я, значит, на Подушкинское шоссе торговать картошкой и солеными огурчиками. Моя Нюрка погнала... Стою, значит, и торгую. Вокруг одни бабы. Вдруг подъезжает крутая тачка, каких я раньше и не видывал. На бронетранспортер похожая. Вылезает из нее мужик. Голова вся белая, а сам дергается, как муха в варенье. Огляделся и прямо ко мне. Спрашивает, есть ли картошка. Ну, я ему – есть, мол. Даже молодая...

– И что дальше? Что ты резину тянешь, Акимыч?

– Короче, не оказалось у мужика денег. Так он за десять кило картошки и трехлитровую банку с Нюркиными солеными огурчиками мне вот эту куртку и отдал.

– Врешь, Акимыч, ты ее, наверно, спер!

– Знаешь что, кацо! Может, я и профессиональный алкоголик, но никогда не воровал и воровать не буду.

– Прости, Акимыч, не хотел тебя обидеть. Верю, честное слово верю...

– Да пошел на хрен со своей верой. Тоже мне, одолжение сделал.

Он ускорил шаг, всем своим видом показывая, что больше не желает иметь дело с «этим грузином». Однако через двадцать минут старые друзья как ни в чем не бывало уже сидели в старенькой моторке посередине Москвыреки в надежде выловить какого-нибудь сома или щуку.

Над рекой все еще стелился утренний туман, и было довольно прохладно. Дед Иосиф постоянно закрывал уши шерстяным кашне. Акимыч же чувствовал себя прекрасно. Очевидно, «армянская» куртка согревала не только тело, но и его широкую русскую душу.

– Слышь, Бесоевич, как ты думаешь, долго еще этот карантин продлится? – спросил вдруг абориген.

– Тебе-то какая разница, ты ж все равно дома?! Выезжать никуда не надо. И продуктов вам с Нюрой хватит надолго. Это моему внуку надо думать, что завтра жрать. Они хоть и любят всякую зелень-мелень, но без мяса жить не могут. Мужчины, понимаешь!

– Что касается вас, то не боись, голодными не оставим. Я добро помню. Да и моя Нюра тоже. Она у меня знаешь какая заводная! Сегодня уже с пяти утра в парниках спину гнет.

– Молодец твоя Нюра! Но вот с хлебом как будет? Хлеб ведь всему голова! – резонно заметил дед Иосиф.

– Поживем – увидим. Авось пронесет. Хорошо, что засеяли бывшие колхозные поля. Знаешь, какой колхоз был в Усове? Так что будь спок, дедуля. И потом, Бесоевич, про укрепрайон этот подземный тоже не забывай, – с опаской оглядываясь по сторонам, словно кто-то мог их подслушать посреди реки, шепотом произнес Акимыч. – Данилка уральский тогда же сказал, что продуктов там бери – не хочу...

– Пошел твой Данька знаешь куда?.. Дезертир! А ведь его замом у старосты выбрали, доверие оказали. Еще Катеньку бросил...

– Зачем ты так, Бесоевич? Он ведь не за границу сбежал, а на родину. Слыхивал я от Ордынского, что Данилка в политику полез, чуть ли не губернатором хочет стать. А он парень такой, что сможет...