Через неделю после объявления карантина

Ближайший советник президента Илья Ильич Крутов сидел, развалившись в кресле-качалке, возле камина в своем охотничьем домике и неотрывно наблюдал за причудливо играющими языками пламени. Проводив президента в отпуск, он тоже решил сменить обстановку и хоть на неделю уехать расслабиться в тиши карельской глухомани, поохотиться и подышать свежим воздухом, пропитанным ароматом хвойных лесов.

Огонь в камине завораживал, располагая к неспешным размышлениям. Мысли этого грузного мужчины с непроницаемыми серо-голубыми глазами были заняты планами относительно предстоящих президентских выборов, будущего развития страны и прежде всего его личной роли во всем этом. А роль он отводил себе немалую...

Крутов не без самодовольства вспомнил недавнюю публикацию в одной из солидных столичных газет, где вычитал польстившую ему фразу: «Говорим “Крутов” – подразумеваем “Президент”». Куда уж выше оценка? Выше только небеса!

При всей своей лояльности и, может быть, неподдельной преданности президенту Крутова нет-нет да посещала крамольная и тщеславная мыслишка, что правит не тот, кто принимает решения, а тот, кто их подсказывает. По убеждению президентского советника, страна в настоящее время представляла собой не государство, а лишь плохо управляемую необозримую территорию, которую еще предстояло сделать государством. Крутов знал, что подобные его воззрения разделяют и министры-силовики, и, возможно, даже сам президент. Хотя публично «хозяин» никогда бы не признался в этом. Россией должна править «сильная рука», пусть даже скрытая от глаз общественности. И роль такой руки Илья Ильич без ложной скромности отводил себе.

Он даже допускал крамольную мысль, что и сам мог бы стать преемником. Но вовремя осаживал свои фантазии, сознавая, что лично для неговсе же лучше оставаться теневым вершителем судеб. Крутов давно лелеял голубую мечту: восстановить «государственническую модель» экономического развития страны. Вскормленный в далеком прошлом молоком спецслужб, он по определению не мог быть другим человеком. В предстоящих президентских выборах именно «силовики», а никакие не олигархи должны были сыграть решающую роль. Иначе стране грозил неминуемый развал. И у серого кардинала Кремля давно созрел план, как это сделать.

Выуженный лично им из серой гэбэшной жизни без пяти минут отставник генерал Кушаков, отлично исполнивший свою партию сразу перед двумя ключевыми фигурами – президентом и преемником, доложил, что все к началу операции «Преемник» готово. Ура!

Неожиданно ход размышлений Крутова прервал звонок мобильного телефона. Взяв трубку, он услышал голос банкира и олигарха Степана Разина. После традиционных приветствий тот вдруг сообщил, что ночью выезжает к нему из Питера.

– Надеюсь, примешь? – спросил Разин.

– О чем речь? А ты охотиться хоть умеешь? Вот-вот пойдет тяга вальдшнепов.

– Не, я не по этому делу, – громко засмеялся в трубку Разин. – Но полюбоваться родной матушкой-природой дело святое. Так надоела эта заграница с ее нарисованными пейзажами.

– Так возвращайся навсегда. В чем же дело?

– Потом, может, потом, – словно о чем-то размышляя, ответил олигарх. – Кстати, если тебе, Илюша, нужна компания в охоте, так я к тебе еще одного человечка везу.

– Ты что, сдурел? Я отдыхать приехал. Понимаешь?

– Да ты его знаешь. Хороший мужик, нашенский, коренной. Вот он рвет трубку.

Крутов не успел что-либо возразить, как в трубке послышался густой баритон Ивана Савельевича Гудина, которого Крутов знал еще со времен своей чекистской молодости.

– Категорически приветствую, Илья Ильич. Как охота?

– Здравствуй, Иван, охоту я только жду. А ты что, без посредников не мог позвонить? Непонятные выкрутасы.

– Так у тебя номер этого мобильника так законспирирован, что и не найдешь. Вот я и решил окольным путем... Ну где ты можешь быть, когда грядет тяга вальдшнепов? Ведь пристрастия у нас, если помнишь, издавна одинаковые. Короче, Илья Ильич, вот Степан и проявил инициативу. Хотим навестить тебя еще с одним очень интересным человеком, а заодно и поохотиться...

Боже! Еще с одним. Крутов уже хотел сказать что-то грубое, но осекся.

– Так за чем же дело стало? Или, может, с транспортом у тебя проблемы? – рассмеялся он. – Буду ждать.

* * *

Министр наземного транспорта Гудин по достоинству оценил шутку товарища.

Ему действительно сегодня было подвластно все. Или почти все. Имея в своем тылу такое «государство в государстве», он мог распоряжаться этим бездонным, мобильным ресурсом как душа пожелает. Перед этим умным и дальновидным хозяйственником наверняка маячил образ недавнего предшественника, который сумел в свое время дослужиться не только до статуса вице-премьера, но и одного из самых близких «опекунов» прежней сановной Семьи.

Отключив мобильник, Илья Ильич призадумался.

Он вспомнил последнюю приватную встречу с Гудиным, когда тот под Новый год нежданно-негаданно пригласил его в русскую баню на окраине поселка Семеновка. Погудели тогда «по-гудински», но, несмотря на это, Крутов отлично запомнил содержание их тогдашней беседы.

– Послушай Илья, ты когда-нибудь читал завещание Сталина? – неожиданно спросил его Гудин. – Он его написал в феврале пятьдесят третьего, перед самой кончиной.

– Честно говоря, не читал. Знаю только, что документ вроде хранится за семью печатями то ли у церковников, то ли у коммунистов. А вообще-то об этом завещании все кому не лень упоминают. То в газетах, то в книгах... – не совсем понимая, к чему клонит Иван, ответил Крутов.

– Напрасно не читал. – Гудин пригубил холодное, пенистое пиво из высокой кружки и протянул Крутову сложенные вчетверо листы бумаги. – На вот, ознакомься, это не подлинник, конечно, но если надо, то и подлинник предоставим. Ты вникни и поймешь, что усач был действительно гением – он уже тогда нашел национальную «русскую идею», которую мы сегодня ищем...

В сознании Крутова, обладавшего фотографической памятью, всплыли обрывки того странного рукописного текста, которые тогда, в бане, произвели на него довольно тягостное впечатление.

С одной стороны, законченное воинствующее мракобесие вдруг забредившего на старости лет генералиссимуса неким церковным Орденом, призывающим к крестовому походу против интернационала, евреев, демократии и свободы личности и в конечном счете восстановлению самодержавия в России. Сторонников этой идеи и сейчас в стране немало. Но лично Крутову она никак не улыбалась. А вот другая идея этого странного документа, вспоминал Илья Ильич, ему улыбалась. Мысль о необходимости сильной руки для России только в применении ее к современным реалиям и в первую очередь в рамках действующей Конституции. Крутову вспомнилось и то, как в бане, выхватив у него из рук ксерокопию рукописи, Гудин с каким-то болезненным возбуждением произнес:

– Здесь, Илюша, не столько важен текст самого завещания, сколько приложение к нему. – С этими словами он начал скороговоркой, сбивчиво читать вслух.

– Ты что, для этого пригласил меня в баню? Тем более что скорее всего документ – всего лишь фальшивка. По крайней мере, так о нем отзываются специалисты.

– Дураки они. А я читал, да и церковники подтверждают, что документ подлинный...

...Воскрешая в памяти детали той встречи в бане, Крутов только сейчас понял, как его давнему приятелю тесно в рамках министерской должности. Мужик всем сердцем радеет за великую Россию, а все эти его закидоны – лишь мишура. Вот кого хорошо бы сделать преемником! От неожиданности этой потрясающей идеи Крутов даже присвистнул. «Черт, так и не спросил, когда же приедут гости», – с досадой подумал Илья Ильич.

Неожиданно найдя для себя любопытную мотивацию визиту гостей, он загорелся азартом новой политической интриги.

* * *