– В моей комнате, на моей кровати для посторонних места нет. А кто решит, что есть, будет потом на своих кишках валяться, – сделав паузу для пущего эффекта, абсолютно серьезным голосом добавил я.

– И что дальше? – продолжил расспросы ярл.

– А дальше он зачем-то выхватил кинжал, – пожал я плечами. – Пришлось его бить, пока меня не зарезал.

– Я за эльфа его принял, – попытался оправдаться виновный. В зале заржали.

– Ты что, в темноте не видишь? – умильным голосом уточнил ярл и запустил шпильку в район очень злого Бьерна. – От кого тебя мама тогда родила? Друг твой тоже в темноте не видит?

– Светлый он кожей, – сник оппонент. Попытку Бьерна раскрыть пасть пресек ярл, жестом приказав молчать.

– Так что, родственники моей жены с островов у меня погостить не могут? – повысил ярл голос. – Без того, чтобы их в темноте резать не стали? За эльфов приняв? Что вообще эльф где-то кроме тюрьмы делать может?

У моих детей тоже кожа светлая, – продолжил старик, – и что, ты, в темноте их встретив, сразу бы убивать стал? Так у меня и внуки есть, значит, им тоже в моем замке беречься надо? Как бы кто ночью не зарезал? Спросил ты, кто перед тобой? – в открытую заорал ярл на сопляка, даже не играя в объективность.

– Нет, – сразу упредил я возможную попытку соврать. – Молча за кинжал схватился.

– Дальше что было? – смягчив голос, обратился ко мне дед.

– Этот упал и остался лежать, появился второй. Увидел, что приятель лежит, сам на меня с кинжалом бросился.

– Спросить, кто ты или что другое, не пытался?

– Нет, разве что попытался под ребра клинок загнать. Вломился в комнату уже с кинжалом в руках.

– Коли оба оружие вытащили и резать тебя, как ты говоришь, собрались, как ты выжил? – Бьерн сообразил, что дело приняло невыгодный оборот, и уловил симпатии ярла и общественности.

– Кинжал выбил и руку ему сломал, – опять пожал я плечами.

– Лжет, – осмелился подать голос сам инвалид, тоже, видать, сообразивший, что дело идет не так, как хотелось бы. Он действительно оказался гнидой, как я и думал. – Не хватался я за кинжал. В кулаки драться кинулся.

– Что врешь, много таких, как ты, щенок, ублюдков, могут у воина кинжал выбить? – внаглую попытался наехать на меня Бьерн.

– Такого же возраста? – поднял я брови в демонстративном удивлении. – И продолжил: – Может, и немного, а может, и наоборот. Противник не больно-то на Бранда А'Браги похож.

Я надеялся, что этот ход будет правильным. Доказать, что дебошир брался за кинжал, я, с точки зрения Бьерна с его сыном, не мог. Эльфийка, даже если и видела, во-первых, лицо пострадавшее, во-вторых, пленница, не имеющая права выступать в суде. Во всяком случае, с привлечением ее в качестве свидетеля многие бы не согласились.

– Предплечье ты мне кулаком порезал? – обратился я к инвалиду. Потом повернулся к ярлу. – Когда кинжал из его руки выбивал, он мне успел по предплечью резануть. Кинжалы этих придурков в моей комнате, на лезвии кровь должна остаться. Сама рана вот, – я задрал рукав, показав пропитавшиеся кровью тряпки.

– Кровь, значит, твою пролили. – Лицо деда исказилось в циничной усмешке. Во взгляде, брошенном на Бьерна, блеснуло торжество. Тот, по-видимому, растерялся, бросил взгляд на сына, на лице проступила ярость.

Мой сопровождающий отправился в комнату за кинжалами, тем временем появившиеся девицы, включая утреннюю визитершу, показавшую умение фыркать и задирать нос, совместно с колдуном Асмундом сменили мне повязку, продемонстрировав всем желающим рану на предплечье.

– Можешь не волноваться, все уже решилось, – Асмунд, закончив перевязку, положил мне на плечи руку, кивнув в сторону Бьерна, шипевшего что-то сыну…

Сопровождающий возвратился, продемонстрировал всем кинжал со следами крови на лезвии.

– Есть еще что сказать? – поинтересовался у Бьерна дед. Тот мотнул головой, мол, нет. Ему, по всей видимости, стало ясно, чья взяла и чем кончится дело.

– Избил их, и что потом? – для проформы уточнил у меня ярл, прежде чем огласить решение.

– Выбросил за дверь, не знаю, кто их там оттуда забрал, или сами уползли.

– А бабы куда делись, раз одна в твою постель угодила, а ты ее отпускать не хотел?

– У меня ночевали.

– Обе?

– Обе.

– Да? – заинтересовался ярл, доброжелательно улыбнувшись. – У тебя самого царапин не осталось?

– Нет, не осталось. Во всяком случае, я не видел, – огрызнулся я, – а спину я вам показывать не собираюсь.

Зал пару секунд молчал, потом грохнул. Улыбнулся и дед. Бьерна и обоих виновников перекосило, у кое-кого из их группы тоже появились и пропали ухмылки.

– Итак, – начал ярл свою речь, – тут ко мне пришли за справедливостью. Уважаемый Бьерн, известный как Черный Меч, заявил, что его сына с другом избили. Просто так, ни за что. Если не кровь, то виру требовал, родственников ответчика поносил. Будет ему справедливость.

Что надо делать с теми, кто в чужой дом или покои в нем посреди ночи с оружием врывается? Что надо делать с теми, кто хозяина дома кровь проливает? Может, они в самом замке хозяева, а гость, в гостевых комнатах поселенный, зло какое замыслил? Нет, такие же гости, как и ответчик, хотя нет, не такие же. Так почему они решили, что в моем доме я кому-то позволю моих гостей по пьяни убивать? И не просто гостей, а моего родного внука?

– Что-о-о-о?! – заорал Бьерн.

– Закрой рот, – бросил ему дед. Бьерн заткнулся, в зале зашумели, значит, новость дошла еще не до всех. Помалкивали больше ребята в таком же трауре, как и дед. Я уже понял причины.

– Не успел мой внук первую ночь переночевать в замке, как к нему убивать ввалились. И кто убивать-то его решил. – Ярл презрительно махнул рукой в сторону пострадавших. – Что, решили за эльфов работу доделать? – заорал ярл в сторону кучки обвинителей. – Последнего внука от дочери моей прикончить? Убили бы, я бы с вас всех кожу на сапоги посдирал. А потом борг твой, Бьерн, с дымом по ветру пустил. Но коли только ранили, проявлю милость.

Помолчал для пущего эффекта, прокашлялся, подождал, пока появились дружинники в полном вооружении:

– На кол их, обоих. Там как раз есть парочка свободных. Будут знать, как кровь родичей моих в моем же доме лить. И все пусть знают.

Зал ахнул, Бьерн замер, не в силах сказать ни слова. Руки орков из свиты Бьерна замерли на рукоятях мечей под прицелом луков и арбалетов. Всех разоружили, приговоренным связали руки за спиной и потащили на выход. Бьерн смог только сверлить меня ненавидящим взглядом.

Дальше был выбор: или оставить все как есть, или брать управление ситуацией в свои руки. Поддержка высокопоставленных родственников – это хорошо, но она идеальна, когда ты и сам что-то собой представляешь. Если не испугаются деда, то попытки если не крупных, то мелких гадостей неминуемы. Если же я сам покажу себя типом, с которым себе дороже связываться, то этого можно избежать. Во всяком случае, морды повторно бить не придется.

Ситуация с Бьерном вообще была чиста, как стекло. Он неизбежно попытается отомстить, по нему видно. Силой ему с ярлом не справится, свободный хевдинг – это борг в Мертвых землях из неужившихся в родах искателей приключений и преступников, пара-тройка драккаров и шнекк, плюс семьи у тех, кто ими обзавелся. Пока не улажу дело, рискую получить нож в почку где-то на ночной улице, а ярл должен опасаться предательства.

Например, это могут быть загодя сданные эльфам сроки и цели похода, если предателю повезет. Это может быть яд в супе. Кто хочет отомстить, найдет способ. Что делать?

На помощь пришли древние, а именно Николо Макиавелли с его знаменитым трактатом «Государь», в котором говорилось, что обиды желательно наносить такие, чтобы отомстить за них было бы невозможно, то есть обижать, так по-крупному.

Я хотя и не государь, но в политику попасть угораздило, поэтому действовать надо по пословице: «С волками жить – по-волчьи выть».

Признав правоту хитрого итальянца, я решил, что позволить Бьерну выйти из замка на своих двоих было бы крайне опрометчивым поступком. Дополнительным аргументом в пользу такого решения была возможность получить репутацию отморозка, с которым без крайней нужды не стоит связываться. А то количество драк на единицу времени в замке деда зашкалило и перешло всякие разумные пределы. Менее чем за сутки трем абсолютно незнакомым джентльменам разбил морды лица, один вдобавок остался калекой, правда, ненадолго, колья, на которые его и еще одного из пострадавших усадят, тому порукой. Еще и третьего, возможно, придется укокошить, если гордости в нем больше, чем мозгов.