— Иначе зачем, братец, ты сломал охранную систему и нагнал сюда столько военных?..

И его не удивило, что вскоре система была вроде бы починена, а на территории охраны поубавилось. К девяти часам он успокоился совсем и, снисходительно простив Нурали, даже просил его совета, ужинать с гостьей на коврах, на восточный манер, или же за столом, по-европейски.

— Брат, если я скажу, что лучше всего было бы ужинать в Альмире, боюсь, тебе опять захочется казнить меня. Главное, чтобы ты с ней переспал.

— Вот как?!

— После тех двух канадок у тебя почти два года не было женщин. Потому ты и сам не свой. Переспи с ней и опомнись! Ты нужен стране, а ты зациклился на этой бабе! Она точно такая же, как все. И точно так же, как все, тебя хочет!

— Может, ты и прав, — помолчав, миролюбиво сказал Гамид. — Я как-то и не думал, но правда — почти два года…

С распростертыми объятиями он встретил ее на пороге своих покоев, так и не решив окончательно, следовать ли своему плану и пользоваться ее желанием, не реализуя его, или же последовать практичному совету Нурали. А она упала в обморок! Ясно же, что от желания, что бы там она ни плела про акклиматизацию. И дальше он тоже видел, как от желания у нее путаются мысли, как от нее исходит тот самый аромат женской страсти… Он наслаждался своим могуществом и кормил ее с рук, а потом, когда она уже совсем распалилась и не могла думать ни о чем, кроме как отдаться ему, он ушел.

Вернулся к себе и только сейчас вспомнил, что с самого утра не думал о Шахерезаде! И что она ему не позвонила, и он не позвонил, чтобы хотя бы пожелать спокойной ночи. Сейчас было уже за полночь, и звонить ей было поздно. Но ее кормилице он позвонил. Давясь зевотой, та отрапортовала, что все в порядке.

На письменном столе в домашнем кабинете громоздилась куча папок — дела, накапливающиеся за день, он всегда велел приносить к себе и обычно работал над ними часов до трех, вернувшись от Шахерезады. А сегодня он вернулся от пери и не в девять, а в начале первого — наверное, придется вообще не спать. Он с тоской уселся за стол, взял верхнюю папку, раскрыл, начал читать и вдруг подумал: где же Нурали? Ровно в полночь тому полагаюсь занимать свой пост у дверей эмирских покоев. Условный, конечно, пост — там стоял диван, и Нурали на нем просто спал. Но уже половина первого, а его нет!

Ха, решил, наверное, что я остался у пери! — со смешком подумал Гамид, и тут как раз Нурали явился.

— Очень кстати, брат, завари-ка мне чаю. Где ты был?

— Прошу прощения, у нашего доктора. Живот целый день болит, только сейчас сумел к нему сбегать. Говорит, аппендицит. Надо срочно оперировать, ложиться в больницу.

— Что же ты здесь? Мог бы мне позвонить, раз такое дело!

— Ну не так чтобы совсем срочно. Утром. Проверю посты и поеду. Наш доктор там всех предупредит, чтобы они меня сразу прооперировали. И нужно будет остаться на пару дней.

— Ехал бы ты сейчас.

Но Нурали даже не захотел слушать. Он заварил чай и улегся спать. Гамид поработал еще какое-то время, прихлебывая чай. Но потом и чай перестал помогать — глаза просто слипались. Часы показывали без четверти три, а количество папок почти не уменьшилось. Гамид встал из-за стола, потянулся и торопливо пошел в купальню, на ходу сбрасывая одежду, и с разбегу прыгнул в бассейн. Но тепловатая вода с розовыми лепестками освежила своеобразно, вызвав мысли о том, что хорошо бы сейчас после бассейна сразу оказаться в постели с пери. И плевать, что она журналистка и иностранка! Она хочет его, а он ее, и вообще Нурали прав — надо с ней переспать и успокоиться!

А папки с документами на столе?.. Он ведь точно сразу уснет на пери, а в девять — заседание кабинета министров, и как он будет там выглядеть?..

Гамид вылез из бассейна и побрел в душевую. Переспать с пери он всегда успеет, но вот осрамиться перед министрами — это просто недопустимо. Встал под душ, открыл холодную воду. Струйки злыми ледяными червячками побежали по телу, а он стоял, с отвращением наблюдая, как от холода съеживается его сексуальный подъем. Наконец победив эрекцию, он решил сделать воду потеплее и повернулся к смесителю, как вдруг погас свет! Лампочка, что ли, перегорела? Но тут этих лампочек с десяток, не могли же разом перегореть все?..

— Нурали, Нурали! — крикнул он, хотя тот спал в холле, в совсем другом конце эмирских покоев, и едва ли мог услышать.

На ощупь, по стенке он двинулся к двери, толкнул ее. В купальне тоже кромешная темнота! Он опять безрезультатно позвал Нурали, вслепую сделал пару шагов и с шумом рухнул в бассейн. Тут же вынырнул, брезгливо сметая с лица прилипшие розовые лепестки, и, ругаясь вслух, стал руками искать бортик. Нашел, шажками перебрался туда, где предполагал ступени, и пополз по ним вверх. Наконец выбрался на кафельный пол, показавшийся невероятно холодным. От ступеней бассейна до двери — пара метров, значит, всего несколько шагов отделяют его от спальни, где, по крайней мере, есть окна!

Он поднялся, вытянул руки вперед, как слепой, и пошел. По телу бежали мурашки озноба, темнота создавала ощущение нереальности — не может быть, чтобы здесь было так далеко: ему казалось, что он идет уже с полчаса. Наконец руки ощутили рельефные изразцы. Он радостно погладил стену и стал искать дверь, но ладони вдруг обнаружили абсолютно гладкую поверхность. Зеркало!.. Проклятье! У бассейна ведь ступени с двух сторон, как он мог об этом забыть! Что ж, значит, дверь с другой стороны. Надо просто добраться до угла и идти обратно вдоль стенки, чтобы снова не свалиться в бассейн.

В этот момент вспыхнул свет, и Гамид увидел себя во всех зеркалах голого и трясущегося. Хорошо хоть никто не видит, подумал он и рванул к шкафу с банными халатами и полотенцами — хотелось согреться, — но поскользнулся на собственных же мокрых следах и неловко упал, больно приложившись локтем и бедром. Локоть начал саднить, сквозь порванную кожу проступили капельки сукровицы, а на бедре наливался синяк. Вне себя от злости он принялся его растирать, и тут в купальню вошел Нурали.

— Брат, у нас пробле… О! — Он бросился к Гамиду и протянул ему руку, чтобы помочь встать. — Что произошло?

— Это я хочу у тебя спросить! — Он поднялся, демонстративно не принимая его руки. — Ну и?

— Скажите, по вашему приказанию в спальню нашей гостьи доставлен ларец?

— Ларец? Какой еще ларец?! Ты в своем уме?

— Что ж, значит, я звоню в гараж. План эвакуации М. Немедленно покиньте дворец!

— А ты не много ли на себя берешь?! — прорычал Гамид. отчаянно ощущая свою наготу.

— Брат, помнишь, ты поклялся? Здесь слишком опасно. Срочно уезжай! — Нурали извлек мобильный и почти побежал к дверям, на ходу отдавая распоряжения по телефону.

— Подожди! Что за спешка?

Но Нурали в купальне уже не было, а Гамида вдруг словно ударило током: ведь в этом ларце бомба! Если она взорвется, то он уже никогда не увидит ни пери, ни Нурали… Но почему Нурали не сказал ему об этом прямо? Что, если никакого ларца вовсе нет? Он должен убедиться собственными глазами! Он влез в первый попавшийся халат, сунул ноги в какие-то шлепанцы.

Ларец был. Из затейливых металлических завитушек, создававших одновременно его форму и причудливый ажурный узор. И сквозь эти литые завитушки Гамид очень хорошо видел сияющее бриллиантовое колье и серьги на красной бархатной подушечке. Бомба здесь просто не могла уместиться!

Позднее выяснится, что никакой бомбы в ларце действительно не было, но лишь передатчик спутниковой связи, приводивший в действие множество мощнейших взрывных устройств, заложенных в самых разных местах по всей столице. Сигналы же передатчик посылал в тот момент, когда открывалась крышка ларца.

Но тогда Гамид всего этого еще не знал, и опасения Нурали казались ему смехотворными. Он хорошо видел его беспомощную ярость от своего появления. И еще он видел пери. И жадно хотел ее. И было совершенно очевидно, что она тоже безмерно его желает и воспринимает само собой разумеющимся то, что он сам явился вслед за ларцом. Но если так, почему она отвергла его «подарок»? Почему делает вид, что оскорблена? Она же буквально сочится страстью!