– Сожрем! – оголодало щелкнув зубами, подхватила Оливия.
– Нарвем цветов и их… – продолжила обладательница приятного голоска.
– Тоже сожрем! – предвкушающе чавкнула Оливия.
– Отыщем Селестину и…
– Сож… – привычно начала вечно голодная узница стригойского подвала, но осеклась и возмущенно взвыла во всю мощь своих отнюдь не хилых легких. – Заткнись, Ариэлла! Не поминай всуе столь памятное для всех нас имя! Я даже представить боюсь, что могли сотворить эти поганые кровососы с нашей дорогой худобиной…
Ариэлла жалобно всхлипнула и замолчала. Оливия бессильно рычала, наполняя каземат страшными звуками, казалось вырывающимися не из уст ангелицы, а из пасти дикого хищника, мечтающего добраться до своих мучителей.
– Да ладно тебе скорбеть раньше времени-то, Лив, – умиротворяюще протянул певец, – нашу Селестину так запросто к ногтю не прижмешь!
– Чтоб ты облез, Нат! – взбешенно пожелала валькирия. – Тебе голова для украшения дана или для того, чтобы изредка ею думать? Разве до тебя еще не дошло, что Селестина каким-то образом утратила Божью защиту и именно поэтому попала в лапы к стригоям? А если учесть ее упоминание о любви и какие-то намеки на вервольфа, то получается – все плохо, а мы сейчас находимся, сам видишь где…
– И где? – не понял ангел.
– В заднице! – вдруг откровенно брякнула всегда сдержанная в выражениях и благонравно воспитанная Ариэлла.
– Аллилуйя! – шокированно подтвердил Натаниэль, ошарашенный внезапно прорезавшейся грубостью своей всегда смирной подруги.
– Воистину! – мстительно хмыкнула валькирия и, возведя глаза к каменному потолку темницы, риторически вопросила: – На кого же ты покинул нас, Господи?
Он всех простил, давно и скопом,
Рай переполнен, ада – нет,
Он был, похоже, остолопом,
Он не предвидел наших бед, —
иронично пропел Натаниэль, еще находящий в себе мужество высмеивать то нелегкое положение, в котором оказался он сам и две его подружки.
– Он не простил, он нас покинул. И все равно, это еще не повод для богохульства! – устало вздохнула валькирия. – А хотя, – она уныло помотала мерзкими, слипшимися в сосульки патлами, некогда называвшимися ее белокурыми косами, – какая сейчас разница, наша песенка спета…
Скорее всего, ее замечание действительно находилось недалеко от истины и вполне точно обрисовывало создавшуюся ситуацию. Каземат этого подвала, расположенного под палаццо Фарнезина, представлял собой глухой каменный мешок размером четыре на четыре метра с осклизлыми, сочащимися влагой стенами. Настоящий склеп, имеющий всего лишь один выход – массивную многослойную дверь, запертую на десяток прочных замков. А три остальные стены занимали фигуры трех узников, безжалостно распятых на поверхности холодных гранитных глыб, прикованных к ним стальными цепями и к тому же для надежности еще и прибитые огромными железными гвоздями, пропущенными через их ступни и ладони. Бессмертные ангелы ежеминутно терпели чудовищную в своей бесконечности боль, не имея возможности прекратить эту изуверскую, придуманную специально для них пытку, но и не обладая способностью просто умереть. И оные муки длились уже почти три года. Оставалось лишь позавидовать их силе воли и выдержке духа, не позволившим Натаниэлю, Оливии и Ариэлле банально сойти с ума. И хоть, по меткому выражению несгибаемой валькирии, их песенка и была спета, Нат еще сохранил толику своего прежнего бесшабашного задора, дни и ночи напролет горланя развеселые частушки и доводя тем самым охраняющих их стригоев до состояния белого каления.
– Вот еще! – Ангел протестующе всплеснул невообразимо грязным крылом. – Я не собираюсь сдаваться. К тому же я сегодня в голосе, – он кашлянул, прочищая горло, и громогласно взревел новый куплет, да так, что у его подруг аж в ушах зазвенело:
Придет от Бога вдохновенье,
Хотя не всем оно дано,
Издалека глядишь – варенье,
А ближе подойдешь – г…
Ариэлла проказливо хихикнула, отдавая должное блестящему юмору своего возлюбленного.
– Это у тебя талант прет изо всех пор, или ты над нами так изощренно издеваешься? – поморщилась Оливия. – Тоже мне садист по фамилии Шаляпин нашелся.
– Не оскорбляй моего мужчину! – тут же возмутилась Ариэлла. – У него чудесный голос!
– Дятлы не поют, – провокационно отрезала валькирия.
– А что они делают? – попалась на удочку доверчивая Ариэлла.
– Мозги долбят! – издевательски пояснила Оливия. – Поэтому тот, кто так издевается над женщинами, – не мужчина, а дятел!
– Нат – он стопроцентный мужчина, а не дятел! – обиженно надула губы влюбленная ангелица. – Я проверяла!
– Дятел! – язвительно хмыкнула Оливия. – Ишь ты, проверяла она…
– Он мужчина! Тебе не понять, ты не любила…
– Чего? – взвилась непримиримая поборница тишины. – Это я-то не любила? Хотя, да… Вернее, нет, дятлов – точно нет…
Натаниэль с улыбкой прислушивался к перебранке девушек, отлично отдавая себе отчет в том, что вот такие милые, им же самим и спровоцированные перепалки остаются единственным доступным ему развлечением, здорово скрашивающим бесконечную череду дней и ночей и даже иногда перебивающим боль от вбитых в руки и ноги гвоздей. Обе ангелицы хотя бы имели возможность наблюдать за редкими лучиками света, попадающими в узницу через окошко, но Ната лишили даже этого последнего удовольствия, ибо пресловутое окно находилось как раз над его головой. И он почти захирел от скуки, если бы не Лив и Ариэлла… О да, эти неугомонные девицы стали поистине его манной небесной, ведь ни одна женщина в мире не может принести мужчине столько блаженства, как… две!
– Корова! – тяжело дыша от гнева, беспощадно припечатала Ариэлла, пуская в ход свою тяжелую артиллерию, категорически запрещенную и обычно заканчивающую все споры двух распятых на противоположных стенах ангелиц.
Оливия сердито набычилась, показывая – крыть ей нечем…
Натаниэль снисходительно усмехнулся, прекрасно понимая, что его любимая блефует, ибо тело едва прикрытой обрывками одежды Оливии давно уже утратило добрую половину прежнего веса, лишившись своих пышных, весьма соблазнительных форм. «А жаль, очень жаль, – мысленно посетовал ангел. – Следует признать по справедливости, что излишек веса придавал Лив некую приятную пикантность, этакий особенный шарм, делающий ее абсолютно неподражаемой. О, конечно, в ней еще сохранилась прежняя изюминка – дерзость, но ведь одной изюминкой сыт не будешь…» М-да, он никогда еще не слышал о скончавшихся от голода ангелах, но иногда прекрасно понимал терзающие Оливию муки, начиная испытывать в области своего желудка некое жгучее, весьма досадное покалывание… Нат осознавал, как быстро истощаются его силы, и уже стал всерьез задумываться обо всей неблаговидности поджидающего их будущего. Да, они ничего не сказали Андреа о Святой Чаше, отданной Селестиной призраку ее матери, но черт побери (ох, прости Господь за подобное выражение), им нужно немедленно что-то придумать и выбраться из этого адова подвала. А иначе, кто его знает, чем все может закончиться!
– Я не ты, – между тем сердито объясняла Оливия, – я не могу питаться только мечтами о любви. Мне нужна реальная пища. Следи, специально для тебя произношу по слогам: пи-ща!
– Да уж, – тоненько хихикнула Ариэлла, – заметно. Ты ведь даже умудрилась прогрызть две здоровенные ямы в стене по обе стороны от своей головы!
Признавая обоснованность оного обвинения, валькирия густо покраснела.
– Вот, – менторским тоном изрек Нат, надеясь раздуть новый виток перепалки, – все элементарно. Чтобы ощутить всю полноту жизни, порой достаточно просто похудеть!
– Ничего не ощущаю, – отбивалась Оливия. – И худеть я уже не хочу. Не ела я камни специально! Я же не виновата в том, что они не выдерживают моей слюны и буквально плавятся под ее воздействием…
