Мы только не ходим более на концерты великого, действительно великого музыканта Даниэля Баренбойма. Себе, разумеется, в убыток. И не то чтобы мы были уж такими Иванами Карамазовыми насчет слезинки ребенка, мы и сами достаточные сукины дети. Но вот ходить не хочется.

Так о чем это мы говорили? Да, о музыке и музыкантах. А раз так, закончим эту главу двумя благоуханными музыкальными историями.

По случайному (или не случайному) совпадению обе они произошли в Токио. Героем первой был скрипач Московского симфонического оркестра.

Все это происходило в советское время, когда выезжавшим на гастроли за границу музыкантам выдавали сущие гроши в валюте, на которые они отоваривались в дешевых магазинах всякими заграничными диковинками, мрачно пожирая в номерах привезенные с собой консервы и заваривая чай кипятильником в эмалированной кружке. И лишь один из них не бегал по лавчонкам и блошиным рынкам в поисках подарков родным или дешевой электроники, чтоб оправдать поездку. Такое странное его поведение длилось несколько лет, пока после банкета в честь окончания гастролей в Токио он не исчез. Несчастные чекисты с ног сбились, но коллеги музыканта отвечали одно и то же: на банкет поехал он со всеми, а после банкета его никто не видел, да и на самом банкете – тоже. Ночь прошла в истериках и поисках, но все без результата. Нашли его – да, собственно, он сам нашелся – в аэропорту, где тихо поджидал свой оркестр на скамейке. Его, конечно, таскали в КГБ, но из оркестра не выгнали – просто стал невыездным. А о том, что приключилось в ту злосчастную ночь, он рассказал только после падения советской власти. Дело в том, что где-то и когда-то вычитал означенный скрипач, что в Токио находится самый роскошный в мире публичный дом, посещение которого стоило три тысячи долларов (это тогда, в семидесятые, а сколько сейчас – даже трудно вообразить). И вот наш герой решил, что поскольку жизнь человеку дается всего один раз, то попросту обидно умирать, не испытав наслаждения, за которые не только три тысячи долларов отдать не жалко, но даже распроститься навеки с работой в престижном оркестре. За годы прошлых гастролей скопил он нужную сумму, в первый же день сделал заказ, а в последний – сбежал в вожделенную обитель порока и разврата. И вот встречает его там японка дивной красоты, в кимоно как положено, кланяется и ведет в комнату. А в комнате – татами, икебана, все чин чинарем. Привела она его туда, глубоко поклонилась и ушла. Ушла, а вместо нее пришли целых две японки потрясающей красоты. Покланялись, раздели нашего героя, затем облачили его в кимоно и отвели в баню. А в бане встретили его две новые японки столь же изумительной красоты. Покланялись, сняли с него кимоно и начали его мыть. Помыли, обсушили, надели кимоно. И тут пришла японка незабываемой, роскошной красоты, покланялась и стала поить его чаем. Попил он чаю. Японка покланялась и ушла. А вместо нее пришли две японки сказочной красоты, покланялись и стали делать ему массаж. Сделали массаж, покланялись и ушли. И пришла тогда японка красоты несказанной, покланялась и проводила его в комнату, где татами и икебана, покланялась и ушла. И тогда пришли две японки уж просто божественной, нечеловеческой красоты. Покланялись, и одна принялась поить его разными чаями, а другая – играть на неведомом ему музыкальном инструменте и петь ангельским голосом. Так продолжалось довольно долго, а потом они покланялись и ушли. И никто не пришел. Ждал он, ждал, а потом поплелся в администрацию. И там выяснилось, что посещение этого лучшего в мире заведения рассчитано на двое суток. В первые клиента поят укрепляющими чаями.

Вторая история приключилась все в том же Токио, на этот раз во время гастролей Израильского филармонического оркестра. (В котором, кстати, уже играли и бывшие оркестранты из Московской филармонии.)

Наш любимый двоюродный брат, играющий в этом оркестре, однажды взял в гастрольную поездку свою жену. Он бывал в Японии неоднократно, а она – никогда, и с его стороны такое решение свидетельствовало о любви, которую он испытывал (и испытывает) к этой незаурядной женщине. Со всей силой и очарованием обрушивается Япония на впервые посетившего ее человека. И вот как-то раз столкнулась его жена в лифте с замечательным скрипачом Лекой.

Лека же был (и остается) не только музыкантом, но и человеком большой душевной красоты и традиционного вильнюсского воспитания. Увидев жену коллеги, он счел своим долгом развлечь ее приятной беседой.

– Ну что, Леночка, – сказал Лека и озарил ее дружественной улыбкой, – вы ведь впервые в Японии, нравится?

– Очень нравится, – пролепетала Леночка, – здесь столько…

– Да… – задумчиво протянул Лека, – первый раз… Я, Леночка, в первый раз попал сюда в семьдесят восьмом году, тогда в оркестре еще Зорик работал. Мы в одной комнате обитались, так мы с ним, Леночка, так водку пили, так в карты играли, из номера не выходили! Да… первый раз в Японии – это незабываемо…

Пока мы излагали две эти истории, у нас возникла в памяти и третья, совершенно прямо относящаяся к нашей теме. Один наш приятель, в Питере живущий, как-то выбрался на рыбалку и сошелся у костра за выпивкой (какая же без этого рыбалка!) с тремя такими же, доселе незнакомыми, фанатами. Ну, выпили они, разговорились и по очереди стали представляться, кто есть кто. Один из них автомеханик оказался, а второй и третий – инженеры. Очередь дошла до нашего приятеля, и он им сообщил, что музыкант он. Краткое молчание повисло в воздухе, и тот, который был автомехаником, подвел этой заминке замечательный итог:

Музыкант – это, конечно, дело специальное. Ведь музыку, ее евреи и изобрели. Чтоб не работать.

Комментарий

Страна Израиля, она же Эрец-Исраэль, она же Ханаан, она же Палестина, в древнюю пору (как, впрочем, и сейчас) находилась на восточном побережье Средиземного моря, то есть как раз между двумя великими цивилизациями древности – Месопотамией и Египтом. Так что для того, чтобы воевать, торговать и общаться другими способами, эту страну было никак не обойти. Два главных торговых пути проходили по территории Израиля: один – вдоль моря(и, очевидно, именно поэтому назывался Приморским путем), а другой именовался Царской дорогой, чему толкового объяснения у нас нет. А еще существовал так называемый Путь благовоний.

Короче говоря, народы шастали по этой территории туда-сюда и обратно. Понятно, что кто контролировал этот не самый уютный кусок земли, тот и стриг с него купоны. То есть место это все-таки было привлекательным. Но однажды начались кошмарные разборки в северном Средиземноморье, все передрались друг с другом не только на материке, но и на островах. Тут-то всякие симпатичные ребята с этих островов, да еще ахейцы и дорийцы, ионийцы и сардинцы, даже дануну хлынули кто куда, и многие осели в Эрец-Исраэль. Евреи называли их плиштим, то есть захватчики, что, как вы понимаете, по-русски будет филистимляне. Вторгнувшись, они стали обустраиваться и построили довольно много городов, таких как Ашдод, Ашкелон, Гат, Экрон и, будь она неладна, Газа. Надо сразу признать, что сравнение евреев с филистимлянами будет явно не в пользу первых, ибо филистимляне были люди образованные, организованные и высококультурные.