— Он сказал, что я должна была почувствовать облегчение.

— Погодите-ка, давайте разберемся, — прервал ее Оливер, надевая очки. Стекол в очках не было — иначе в них отражался бы экран телесуфлера, но Оливер всегда держал их под рукой и надевал всякий раз, когда ощущал необходимость продемонстрировать зрителям глубокое сопереживание и обеспокоенность.

— Брюс Деламитри сказал, что, вспомнив о душевной травме, вы должны были почувствовать облегчение?

— Да, он так сказал.

— Как вам это нравится!

— Он сказал, что я теперь ни за что не отвечаю и могу себе позволить что угодно: принимать наркотики, спать с кем ни попадя, воровать, быть полной неудачницей — и ни в чем этом не будет моей вины, потому что гипнотерапевт наделил меня статусом жертвы. Даже не верится, что кто-то мог такое сказать! Я проплакала всю ночь.

Сражаясь с мучительным воспоминанием, Дав ухоженными пальчиками терзала носовой платок.

— Четвертая камера, крупным планом — руки Дав, — проинструктировал режиссер оператора.

Дейл, заметив на мониторе, как переменилась картинка, накрыла руки Дав своей ладонью.

— Вы говорите, Деламитри решил, что ваша выстраданная душевная боль — не более чем простая уловка?

— Совершенно верно. Он спросил, сколько я заплатила своему гипнотерапевту. Я ответила, что три тысячи долларов, и он сказал, что это сущие гроши.

— Сущие гроши? Три тысячи долларов — гроши? — ахнул Оливер, зарабатывающий в год восемь миллионов. — Да уж, эти голливудские звезды даже для приличия не станут притворяться, что живут в реальном мире с нами, обыкновенными людьми.

— Он сказал, что даже сто тысяч долларов было бы недорого. Он сказал, что никаких денег не жалко, чтобы разом получить отпущение всех своих грехов.

— Эти звезды считают, что правила приличия и хорошего тона на них не распространяются, не так ли?

— Да, думаю, вы правы.

— И что вы ему ответили?

— Что у меня открылась глубокая болезненная рана.

— Молодец! Прекрасный ответ, — похвалил Оливер. — О глубокой болезненной ране Дав и ледяном безразличии к ее страданиям миллионера Деламитри мы еще поговорим после рекламной паузы.

Избыток газов в кишечнике может серьезно отравить вашу жизнь, — вещала тем временем очаровательная старушонка, выгуливающая собачек.

— У меня открылась глубокая болезненная рана, — сказала Дав.

Она пыталась отстоять свою точку зрения, но вместо этого выдала беспомощную унылую банальность. Она почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног. Бедняжка понятия не имела, как вести себя с мужчинами, которые не пытаются затащить тебя в постель. Брюс засмеялся в ответ. К их разговору стали прислушиваться окружающие, но Брюсу было на них наплевать. Он сам сегодня выдал чудовищную чушь перед лицом миллиарда человек и не намеревался выслушивать ничего подобного от других.

— Да, понимаю, — сказал он, — глубокая болезненная рана. Настолько глубокая и болезненная, что вы ее даже не заметили, пока какой-то дядька за несколько тысяч долларов не ткнул вас в нее носом.

— Не может быть! — воскликнула Дейл, когда на следующее утро Дав поделилась пережитым с программой «Кофе-тайм».

— Да, так и было! — подтвердила Дав. — Все слышали.

— Давайте разберемся. — Оливер приладил на переносицу очки и погрузился в заметки, которые он якобы делал все это время. — Деламитри не поверил в существование перенесеной вами моральной травмы? Он обвинил вас в том, что вы все выдумали?

— Да, Оливер, именно так.

— Интересно, а это разрешено законом? Я не уверен, что разрешено. — Оливер огляделся по сторонам. Ему нравилось создавать у зрителей впечатление, будто его окружает целая команда юристов и прочих экспертов, готовых броситься в бой по мановению руки этого большого человека. В действительности команда Оливера состояла из двух женщин, держащих наготове пудреницу и питьевую воду.

— И что же вы сделали? Что сказали ему в ответ? — спросила Дейл.

— Я сказала: «Мистер Деламитри, то обстоятельство, что вы заработали кучу денег, эксплуатируя чужую боль и страдания, не дает вам права так же поступать со мной».

— Великолепно, мой друг! — воскликнула Дейл.

— Отлично, сестра, — одобрил Оливер. — Оставайтесь с нами.

Как всякая женщина, вы имеете право на упругую высокую грудь. И совсем не важно, сколько вам лет.

Дав солгала ведущим и зрителям программы «Кофе-тайм». Ничего такого она Брюсу Деламитри не говорила, а просто стояла со слезами на глазах и пыталась понять, почему он столь высокомерно-пренебрежительно к ней относится.

— Ну, как бы там ни было… Что бы для вас изменилось без этой раны? — спросил Брюс.

— Не понимаю, — шмыгнула носом Дав.

— Сейчас поймете. Без нее вы остались бы той же бессмысленной дурой, какой вас создал Бог, но только винить за это вам было бы некого.

Дав теперь уже с огромным трудом сдерживала слезы. Что здесь происходит? Когда рассказываешь о пережитой душевной травме, окружающие должны сочувственно кудахтать, а не наносить тебе новые раны!

— Успокойся, Брюс. Ты, наверно, хватил лишку. — Старый приятель попытался увести Брюса, решив, что и он сам, и те, кто с ним работают, наутро пожалеют о его несдержанности.

— Ну да, хватил, но все могу вам объяснить, — торжествующе заявил Брюс в ответ. — Я страдаю болезненным пристрастием, понятно? А знаете, откуда я это взял? Мне сказал мой адвокат. Он так и заявил, когда я попался пьяным за рулем. На этом была построена моя защита. И вместо того чтобы честно признать, что я безответственный засранец, я сказал:

«Ничего не могу с собой поделать, ваша честь: страдаю, понимаете ли, болезненным пристрастием». И вот, пожалуйста, я в пьяном виде сел за руль, но суд признал меня невиновным потому, что у меня имеется проблема… Привет, Майкл!

Майкл, очень известный киноактер, как раз проходил мимо. Он обернулся на приветствие, явно довольный тем, что его окликнул кто-то не менее знаменитый.

— Как у тебя нынче с телками? — поинтересовался Брюс.

Это была дешевая шутка, но она попала в точку. Не так давно во всех газетах писали о том, что Майкл регулярно изменяет жене. Он отвернулся от Брюса, сделав вид, что не знает его.

— У Майкла тоже болезненное пристрастие — к сексу, — объяснил Брюс. — Не читали? Он сам признал это в интервью «Вэнити фэр» после того, как его несколько раз застукали в постели с разными дамами, из которых ни одна не являлась его женой. Заметьте, он не назвал себя ни мартовским котом, ни лживым бабником. Нет, Майкл страдает болезненным пристрастием. У него есть проблема, а значит, он ни в чем не виноват.

К облегчению Дав, вокруг них образовалась небольшая толпа, и девушка уже не чувствовала себя единственной мишенью разгневанного Брюса.

— Никто ни в чем не виноват. Больше невозможно плохо поступить — на все найдется объяснение. Все мы жертвы — алкоголики, сексоголики. А еще бывают шопоголики! Да-да, не удивляйтесь. Современный человек не может быть жадным. О нет, ни в коем случае! Зато над ним висит угроза сделаться шопоголиком, жертвой разгулявшейся коммерции.

Мы жертвы! И больше не существуют неудачи — их заменил «отрицательный успех». Мы с вами создаем цивилизацию трусливых, мягкотелых нытиков, которые вечно ищут себе оправдание и ни за что не желают отвечать…

— Он упомянул шопоголиков? — спросил Оливер на следующее утро. — А не думаете ли вы, что каким-то фантастическим, зловещим образом, наверное, бессознательно Брюс предчувствовал появление Магазинных Убийц?

— Ну да, — немного нерешительно согласилась Дав.

— А кто бывает в магазинах? Шопоголики!

— И убийцы, — добавила Дейл.

— Точно, — подхватил Оливер. — Похоже, каким-то фантастическим, зловещим образом Брюс Деламитри догадывался о том, что должно было произойти.