Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Ну, голубчик, – обратился следователь к задержанному, – расскажи-ка нам, как ты помог г-же Прозоровой отправить ее супруга в мир иной?

– Что вы, ваше высокоблагородие, как можно! Я и не знал, что муж ее преставился! Да и видел я его от силы раза два в жизни. Поверьте мне, господин следователь!

– Стало быть, не убивал?

Кондратий отчаянно затряс головой.

– А может, подсобил? – Сердюков неожиданно резко перегнулся через стол и пытался разглядеть выражение лица несчастного. Оно выражало крайнюю растерянность и испуг.

«Убийца из него вряд ли получится, а вот запутать и использовать в своих целях гораздо легче», – подумал Константин Митрофанович.

– Ну хорошо, оставим это пока. Тогда расскажи-ка мне, что это за силы такие таинственные, которыми ты якобы управляешь?

Кондратий оживился, и взор его стал более осмысленным.

– Ваше благородие, я человек простой, неученый, в обычном, так сказать, понимании. Мои науки иные, они неведомы большинству людей. Это тайны добра и зла, возможность по разумению человека вершить оное.

– По-моему, человек вершит и добро и зло уже тысячи лет безо всякого колдовства, – скептически заметил следователь. Мудреная речь неученого мужика вызывала у него недоумение.

– Я говорю о возможности человека управлять злом или добром посредством своей воли.

– И удавалось подобное? – оживился Сердюков, в рыбьих глазах которого играла усмешка.

– Было разок, только до сих пор сомневаюсь, сам поверить не могу, что удалось повелевать чужой волей и сделать ее своим орудием. – Кондратий замолчал и уставился в дощатый выщербленный пол.

– А орудием добра или зла довелось побывать? И чья это была воля, уж не Маргариты ли Прозоровой? – вкрадчиво спросил следователь.

– Не дурак я, понимаю, куда клоните, только к убийству это никакого отношения не имеет. Это совсем другое дело, другое! – Кондратий поднял голову, и глаза его засверкали. – Она пожелала, чтобы ненависть ее обрела, так сказать, материальную силу. Вот я и помог ей, а она вознаградить обещала, сказать, где в их доме мои книги спрятаны. Хотите знать, как это было? Да очень просто. Я дал Маргарите Павловне горстку крупинок соли, просто соли, не яду, боже упаси! Но в эту соль я вложил ее злость и ненависть. Осталось только дать врагу и ждать результата. И свершилось! – Кондратий аж подскочил на стуле от возбуждения.

– Да что же, наконец, произошло, говори толком! – Сердюков окончательно вышел из себя, слушая эту белиберду.

– Упала она с коня, падчерица ее, Варвара, тяжко упала, ноги теперь не ходят, в колясочке возят, – уже совсем тихо проговорил колдун.

Сердюков с изумлением посмотрел на собеседника. Действительно, несколько лет назад, когда Маргарита еще не была женой Прозорова, его красавица дочь Варя упала на прогулке с лошади и осталась безнадежной калекой, лишенной возможности ходить на своих ногах. Обстоятельства трагедии были странными, по требованию несчастного отца полиция вела дело, подозревая в злом намерении рабочих из прозоровской галантерейной фабрики. Однако все так и осталось невыясненным.

Сердюков встал из-за стола, походил по кабинету, который был такой же узкий и длинный, как его хозяин, и, остановившись напротив мужика, спросил:

– Значит, ты торжествуешь, что твой магический опыт удался? А несчастная, которая во цвете лет стала калекой, ее судьба тебя не мучит, а, повелитель зла?!

– Что значит один человек! Песчинка перед возможностью управлять гигантскими потоками человеческой воли! Да я и не знал, смогу ли я. Важно самому теперь понять, где пределы моих возможностей! – Кондратий вновь возвысил голос и затряс головой, словно утверждая свое колдовское могущество.

– Я полагаю, в ближайшее время твои горизонты будут весьма ограничены стенами камеры, – жестко заявил следователь.

– А какая моя вина, ваше благородие, коли я дал г-же Прозоровой только соль, самую простую соль, – Кондратий хитро прищурился и в первый раз улыбнулся щербатым ртом.

Сердюков разозлился. Сумасшедший? Новый пророк, вершитель судеб? Но как странно упала бедная Варя! Черт знает что! Вероятно, г-же Прозоровой придется поведать о ее взаимоотношениях со своей падчерицей, которая к тому же являлась ей ровесницей, так как покойный был старше жены раза в два.

Сердюков ожидал прихода Маргариты Прозоровой. Его угнетал тяжелый дух, который стоял в кабинете после ухода доморощенного колдуна. Следователь открыл форточку, но слабый поток воздуха с шумной улицы почти не приносил облегчения. Поэтому г-жа Прозорова, доставленная по его приказу, застала Сердюкова в большом раздражении. Это раздражение следователя усугублялось еще и тем обстоятельством, что всякий раз, когда по делу проходила привлекательная молодая женщина, он совершенно не мог выбрать к ней правильное внутреннее отношение.

Красота настораживала его, внешняя привлекательность уже сама по себе была, по мнению Сердюкова, орудием преступления. Он вел себя учтиво, но против своей же воли действовал жестко и без сентиментальностей. Вот и теперь с тоской смотрел он на Прозорову, мягко вплывавшую в затхлый кабинет. Женщина была невысокого роста, приятной полноты, темное платье ловко облегало пышные пропорциональные формы. Солнечный луч, неожиданно сверкнувший сквозь муть немытого стекла, зажег на ее голове настоящий пожар из копны пышных рыже-коричневых волос. «Такими волосами украшал своих героинь Тициан», – невольно подумалось следователю. Движения Прозоровой были плавны, и вся она казалась такой мягкой, округлой, что Сердюков с трудом удержался от желания погладить ее. «Кошка, большая рыжая кошка. Однако повезло покойничку, на старости лет получить такой огненный цветок!»

– Маргарита Павловна, прошу садиться, – деревянным голосом предложил следователь. Она кивнула и молча села, аккуратно расправив складки платья, словно находилась не в доме предварительного заключения, а на званом балу.

– Мы не виделись два дня, сударыня, у вас было время поразмыслить о происшедших с вами событиях.

– Это для вас два дня, а для меня вечность! – с некоторым нажимом произнесла вдова. Голос у нее был под стать внешности, низкий и мягкий.

– Я понимаю, сударыня, тюрьма не слишком удобное место для молодой изысканной женщины. Я также понимаю и вашу заботу о младенце, оставленном на попечении родни. Но все, что вы рассказали мне до этого, не вносит ясности в дело, да и кое-что прибавилось! – Сердюков, чтобы придать себе больше уверенности, широкими шагами ходил по кабинету.

– Что же прибавилось? – спросила вдова, но в голосе ее следователь не услышал желанного испуга, который так часто помогал ему в подобных ситуациях. Остановившись напротив, он внимательно посмотрел в лицо женщины, пытаясь прочесть там следы душевной борьбы или раскаяния. Но лицо было спокойно, хотя прекрасные зеленые глаза все еще хранили следы недавних слез. Маргарита Павловна выдержала его испытующий взгляд и, слегка усмехнувшись, произнесла:

– Вы по-прежнему держите меня за злодейку, отправившую на тот свет своего супруга?

Сердюков вздохнул:

– Я был бы признателен судьбе за то, чтобы она предоставила мне факты, опровергающие данные прискорбные для вас утверждения. Но обстоятельства таковы, что я должен рассматривать все версии происшедшего. Нынче же я хотел говорить с вами о другом, о вашей падчерице Варваре Платоновне. Не расскажите ли вы мне о том времени, когда вы и Варя не были родственниками, как тогда складывались ваши с ней отношения?

Константин Митрофанович подошел к столу и, наконец, сел.

Прозорова помолчала немного и, пожав плечами, произнесла:

– Но ведь вы и без того знаете, что я выросла в доме у Прозоровых, что Варя мне с детства как сестра!

– Прошу вас чуть подробнее, любая деталь важна сейчас!

– Важна для кого?

– Для вас, дорогая моя, для вас прежде всего!

Маргарита Павловна вяло кивнула и с неохотой продолжила:

– Вероятно, вам известно, что я с десяти лет тесно связана с Прозоровыми. Мой отец, Нелидов Павел Гаврилович, и Платон Петрович Прозоров дружили с юности. Они оба хотели перевернуть мир, послужить Отечеству, словом, были окрылены великими мечтаниями. Отец мой был во многих начинаниях талантлив, но как часто бывает с подобного рода людьми, он совершенно не мог определить себе достойное место в жизни и метался из стороны в сторону. Платон Петрович высоко ценил друга, пытался помогать, но отец был горд и не терпел подачек. К этому надо прибавить постоянное безденежье и мучительные поиски достойного жалованья. Сколько себя помню, маман всегда сильно болела, лечение сьедало все наши доходы. Имение Гореловка, доставшееся ей по наследству, была заложено-перезаложено, а затем и продано за долги. Потом матушки не стало, отец и я поселились вместе с маминой теткой в ее доме на Васильевском острове. Бедный папа пристрастился к возлияниям, и дело стало совсем плохо. Конец был ужасный! Растрата казенных денег банка, и… и пуля из пистолета положила конец его земным мучениям!

2
{"b":"152670","o":1}