— Вполне, — ответил Майлз, усмехнувшись.

— Хорошо! Я постараюсь это доказать.

Излагая вторую часть истории, профессор Риго снова оперся локтями на стол. Опять указательный палец его левой руки энергично забарабанил по указательному пальцу правой, и профессор с таким напряжением вглядывался в точку их соприкосновения, что его блестящие вытаращенные глазки начинали косить к переносице.

— Прежде всего я сам могу засвидетельствовать, что в башне не было ни одной живой души, когда мы оставили Брука в одиночестве. В этом нет никаких сомнений! Башня была пуста, как порожний бидон. Я сам видел! И могу поклясться, что по возвращении в четыре часа пять минут не приметил ни одного злоумышленника, который бы там прятался, чтобы потом взлететь в воздух. Во-вторых, что произошло во время нашего с Гарри отсутствия? Семейство из восьми человек: месье и мадам Ламбер, их племянница, невестка и четверо детей — тотчас завладело лужком, со всех сторон окружающим башню, если не считать узкого местечка, где река подобралась почти к фундаменту… Благодарю Господа, что я холост. Эта орава заполонила все и вся. Мать с отцом устроились как раз напротив входа в башню, племянница и старший мальчишка ходили вокруг и глазели на камни. Двое младших даже проникли внутрь. Но все в один голос утверждают, что никто не входил и не выходил за все это время.

Майлз открыл было рот, чтобы возразить, но профессор Риго его опередил.

— Да, никто из них ничего вразумительного не мог сказать о том месте, где круглая башня почти омывается рекой, — согласился профессор.

— Видите! — сказал Майлз. — Значит, со стороны реки свидетелей не было?

— Увы, нет.

— Тогда все ясно, не так ли? Вы нам сказали, что на одном из зубцов парапета, как раз над рекой, недостает кирпичей. Следовательно, преступник появился оттуда.

— Ваша версия сопряжена со слишком большими трудностями, — ответил профессор Риго тоном, не допускающим возражений.

— С какими трудностями?

Профессор начал их перечислять, всякий раз ударяя друг о друга кончиками своих толстых указательных пальцев.

— Ни одна лодка не приближалась к башне и не была там замечена. Каменная стена башни высотой в сорок футов так же гладка, как мокрая форель. Самое нижнее окно, поданным полиции, находится в двадцати пяти футах над уровнем воды. Мог ли убийца влезть по отвесной стене, прикончить Брука и успеть спуститься?

Воцарилось долгое молчание.

— Пусть меня повесят, но кто-то ведь смог! — вырвалось наконец у Майлза. — Не станете же вы утверждать, что убийство совершено…

— Кем?

Краткий вопрос был так быстро задан профессором Риго, который навалился грудью на стол и уставился на Майлза, что Майлз внутренне оробел и напрягся. Ему показалось, что профессор Риго, расставшись на сей раз со своей ухмылкой, собирается сообщить нечто важное, хочет подвести к конкретной исходной точке.

— Я хотел сказать, — машинально ответил Майлз, — что убийство совершено каким-то сверхъестественным существом, летающим по воздуху.

— Странно слышать от вас подобные слова! Очень интересно!

— Вы позволите мне прервать вас? — спросила Барбара, теребя уголок скатерти. — Все-таки самый главный вопрос — это о… о Фэй Сетон. Вы, кажется, сказали, что у нее было назначено свидание с Бруком на четыре часа. Выполнила она обещание?

— Во всяком случае, я ее не видел.

— Но все же она пришла или нет, профессор Риго?

— Она пришла позже, мадемуазель. Когда все было уже кончено.

— Но что она делала все это время?

— А, вот мы и добрались до основного, — сказал профессор Риго с таким довольным видом, что слушатели невольно затаили дыхание.

— Добрались… до чего?

— До самого увлекательного места во всей этой загадочной истории. Тайна человека, умерщвленного в полнейшем одиночестве, — профессор Риго раздул щеки, — безусловно, поражает воображение. Однако для меня первостепенный интерес в любом деле представляет не набор материальных доказательств, составляющих своего рода нумерованные или разноцветные квадратики в кубике-головоломке, нет! Самое интересное — это образ мыслей, поведение человека, если хотите, душа человеческая. — Его голос почти перешел в визг. — Вот Фэй Сетон, например. Знаете ли вы ее мысли, ее чувства?!

— Неплохо бы узнать, — заметил Майлз. — Особенно как ей удается так будоражить людей. Извините, но вы-то сами знаете, кто она такая?

— Да. — Слово прозвучало резко и хлестко. — Да, знаю.

— Где она была в момент убийства? — Майлз не мог удержаться от интриговавших его вопросов. — Что думает полиция о ее причастности к этому делу? Чем закончился ее роман с Гарри Бруком? И вообще, каков финал всей истории?

Профессор Риго покачал головой.

— Я вам обо всем расскажу, — пообещал он, — но прежде давайте выпьем по рюмочке, у меня горло пересохло. Давайте выпьем вместе. — Как заправский рассказчик криминальных историй, он наслаждался, разжигая их любопытство. — Официант!

Подождав немного, он опять громко позвал официанта. Голос заполнил всю комнату; казалось, над камином качнулась гравюра с черепом и заколебались нежные язычки свеч, но ответа не последовало. За окнами, в черной, как пасть волка, ночи, шумел дождевой каскад.

— Черт побери! — рассердился профессор Риго и стал озираться в поисках колокольчика.

— Сказать по правде, — нерешительно заметила Барбара, — я удивлена, что нас еще не выставили отсюда. Похоже, что к «Клубу убийств» здесь относятся на редкость благосклонно. Сейчас, наверное, уже около одиннадцати.

— Почти ровно одиннадцать, — громогласно объявил профессор Риго, посмотрев на часы, и встал. — Я вас попрошу, мадемуазель, не беспокоиться, и вас тоже, друг мой. Я сам пойду поищу официанта.

Дверь первой комнаты захлопнулась за ним, снова заставив затрепетать пламя свечей. Когда Майлз поднялся, чтобы предложить ей свои услуги, Барбара тихо коснулась его руки. Ее глаза, дружелюбные серые глаза под волнистой пепельно-белокурой челкой, молча, но выразительно попросили его остаться.

Майлз опустился на стул.

— Что случилось, мисс Морелл?

Она поспешно отдернула руку.

— Я… в общем, я не знаю, как начать.

— А если начну я? — спросил Майлз с легкой добродушной улыбкой, чуть тронувшей уголки губ.

— Что вы хотите сказать?

— Я не хочу ни во что вмешиваться, мисс Морелл. Это останется между нами. Но я заметил, что вас гораздо больше интересует конкретный случай с Фэй Сетон, чем «Клуб убийств» вообще.

— Почему вы так думаете?

— А разве не правда? Профессор Риго это тоже заметил.

— Да, верно. — Немного поколебавшись, она подтвердила его догадку, но тут же в задумчивости отвернулась. — Мне, видимо, надо кое-что объяснить вам, и я объясню. Но прежде, — она взглянула ему прямо в лицо, — могу ли я задать вам один нескромный вопрос? Я тоже не хочу ни во что вмешиваться, да и не вмешиваюсь, но спросить хотела бы, вы позволите?

— Конечно. Что вы хотите знать?

Барбара легонько постучала пальцем по фотографии Фэй Сетон, лежавшей между ними на столе рядом с рукописью профессора.

— Она вас обворожила, не так ли?

— Ну… да, нечто вроде того.

— Вы сидели и спрашивали себя — что должен чувствовать влюбленный в нее мужчина? — сказала Барбара.

Если ее первый вопрос немного его смутил, то второй застал врасплох.

— Ваша профессия — читать чужие мысли, мисс Морелл?

— Простите, а разве не так?

— Не имеет значения. Довольно! Это уводит слишком далеко!

Честно говоря, он не мог отрицать, что фотография произвела на него впечатление. Но виной тому было, скорее, любопытство, так сказать — эффект загадки. Майлза всегда забавляли сентиментальные романы — обычно с трагическим концом, — в которых какой-нибудь бедолага влюбляется в портрет незнакомки. Такие истории, конечно, случаются и в повседневной жизни, но скептицизм Майлза в этом смысле был прочен и стоек, и, следовательно, ее вопрос не должен был задеть его за живое или унизить.