Друзья узнали привычного Таора и тогда, когда вопреки здравому смыслу он стал настаивать, чтобы в число слонов, которых берут в дорогу, была включена Ясмина. Это и впрямь противоречило здравому смыслу, ибо кто-кто, но Ясмина, молоденькая белая слониха с голубыми глазами, ласковая, хрупкая и изнеженная, была совершенно не приспособлена для изнурительного и долгого плаванья, а потом для тяжелых переходов по пустыне. Но Таор любил Ясмину, которая отвечала ему взаимностью: когда принц угощал слониху пирожным с кокосовым кремом, юная толстокожая особа с томным взглядом так трогательно обвивала его шею хоботом, что трудно было сдержать слезы умиления. Таор решил, что Ясмина будет плыть на том же корабле, что и он сам, и ей будет отдан весь запас розовых лепестков.
Корабли ожидали в Мангалурской гавани, для слонов были приготовлены тяжелые покатые сходни. Но день отплытия зависел от каприза ветра, потому что летние муссоны уже давно прекратились и настал период ненастья, что обыкновенно предшествует перемене ветра и погоды. Бури сменялись проливными дождями, путешественники помрачнели, некоторые задавали себе вопрос, не следует ли видеть в этом гневе небес дурное предзнаменование. Кое-кто отступился. Но тут небо прояснилось, сухой и свежий восточный ветер, возвещавший наступление зимних муссонов, разогнал облака. Этого сигнала только и ждали. Приступили к погрузке слонов. Если бы можно было загнать их всех на один корабль, было бы гораздо легче — помогло бы стадное чувство. Но оно же сводило на нет все усилия загнать каждого слона на борт по отдельности; приходилось прибегать к хитрости, действуя кнутом и пряником, чтобы разлучить их и погрузить на корабли. Когда очередь дошла до Ясмины, дело стало казаться безнадежным. Охваченная паникой, она истошно ревела, сбрасывая с себя наземь вцепившихся в нее людей. Пришлось пойти за Таором. Он долго ласково уговаривал слониху, почесывая ее впалый лоб. Потом завязал ей глаза шелковым платком, чтобы ее ослепить, и, когда она положила хобот ему на плечи, вместе с ней поднялся на палубу.
Поскольку на каждом судне было по слону, каждое получило имя того слона, который на нем оказался: «Боди», «Джина», «Вахана», «Асура» и, конечно, «Ясмина». Погожим осенним днем корабли друг за другом вышли из гавани, распустив паруса. Похоже было, что из тех, кто пустился в этот путь, как людей, так и животных, Таор больше всех радуется предстоящим приключениям и меньше всех жалеет о том, что он покидает. Принц и впрямь только мельком взглянул на Мангалуру, когда его сложенные из розового кирпича и сбегавшие по склонам холма дома стал и, удаляться, словно бы отворачиваясь от маленькой флотилии, которая уходила на запад.
Плавание началось просто и легко. Они шли правым бакштагом, под равномерным свежим ветром, помогавшим держать правильный курс. Поскольку корабли сразу же удалились от берега, им не приходилось опасаться ни рифов, ни мелей, и даже пираты, которые нападали только на каботажные суда, после нескольких часов плавания уже не представляли для них угрозы. Плавание по Оманскому заливу прошло бы вообще без сучка и задоринки, если бы в первый же вечер не взбунтовались слоны. Эти животные привыкли, пока в них нет нужды, подолгу оставаться на свободе в царских лесах, целыми днями спать в тени листвы, а с заходом солнца всем стадом отправляться на водопой. Поэтому, когда настали сумерки, они забеспокоились; и поскольку корабли шли борт о борт, едва взревел старый слон Боди, на других кораблях поднялся невообразимый шум. Сам по себе шум был не страшен, но ревущие животные переваливались с боку на бок, наотмашь хлеща хоботом по бортам корабля. Казалось, грохочут тамтамы, а качка все усиливалась, теперь уже внушая тревогу.
Таор и Сири, которые шли на флагманском корабле «Ясмина», могли переправляться на другие суда на лодках, а когда корабли сближались, по перекинутым между ними мосткам. Но они держали связь с капитанами других кораблей также при помощи условленных сигналов, передавая их взмахом страусовых перьев. Этим последним способом они и воспользовались, чтобы приказать кораблям рассеяться. В самом деле, необходимо было добиться, чтобы животные перестали будоражить друг друга своим ревом. Одна только Ясмина внешне оставалась спокойной, но по тому, как она шевелила ушами, видно было, что слониха волнуется, должно быть воображая, что весь этот шум поднят в ее честь. На другой день тревога повторилась, но улеглась уже гораздо быстрее, потому что пять парусников шли теперь на большом расстоянии друг от друга.
На десятый день путешественников ждало новое испытание. Ветер дул по-прежнему ровно и в том же направлении, но мало-помалу он стал усиливаться, так что с «Ясмины» при помощи перьев был дан приказ приспустить паруса. К вечеру испещренный молниями горизонт, навстречу которому они шли, почернел, и стало ясно, что надвигается буря. Час спустя наступила непроглядная тьма, и пять кораблей потеряли друг друга из виду. Последующие несколько часов были ужасны. Паруса почти совсем убрали, чтобы корабль не развернуло поперек валов. Он летел, подгоняемый шквалистым ветром, то взмывая на гребень волны и мчась тогда с ужасающей скоростью, то низвергаясь в сине-зеленую пучину. Таора, неосторожно вышедшего на полубак, оглушило и едва не смыло девятым валом. Так уже во второй раз этот юноша, с детства обреченный сладостям, познакомился с солью, подвергшись теперь чудовищно грубому крещению. Судьба готовила ему третье испытание солью, куда более мучительное и долгое!
Но в настоящую минуту Таора больше всего беспокоила Ясмина. С началом бури, когда юную слониху-альбиноску стало швырять взад и вперед и из стороны в сторону, она заревела от страха, а под конец не устояла на ногах. Она рухнула на бок в соленую жижу, прикрыв веками ласковые голубые глаза, и с ее губ срывался теперь только слабый стон. Таор много раз спускался к ней, но ему пришлось отказаться от этих посещений после того, как от толчка, сотрясшего корабль, его бросило прямо в испражнения, которыми был загажен пол, и его любимица едва не раздавила его своей тушей. И однако это первое испытание не заставило его пожалеть о том, что он уехал из дому, потому что, удаляясь от Мангалуру во времени и в пространстве, Таор начинал понимать, на какую ничтожную жизнь, между зизифусами и фисташковыми деревьями, обрекла его мать. Правда, он угрызался из-за Ясмины, совершенно беззащитной перед испытаниями дальнего путешествия.
Зато Сири Акбара буря преобразила. Он, которой все это время держался замкнуто и дулся, теперь как бы вернулся к жизни. Он раздавал приказания и распределял обязанности с хладнокровием, в котором, однако, чувствовался восторженный подъем. Таор должен был признать, что его товарищ и первый раб, во дворце думавший только о том, как бы с помощью ловких интриг сделать карьеру, словно вырос и очистился в схватке с грубой стихией, и это подтверждало, что мы сами всегда в какой-то мере отражение наших замыслов и встретившихся на их пути препятствий. При вспышке молнии увидя на мгновение лицо Сири, Таор был поражен необычной его красотой, сотканной из мужества, трезвости ума и юношеского пыла.
Буря кончилась так же внезапно, как началась. Но флагману пришлось целых два дня кружить на месте, чтобы найти три пропавших корабля. Это были «Боди», «Джина» и «Асура». Четвертый, «Вахану», обнаружить так и не удалось, пришлось продолжать путь на запад, смирившись с тем, что корабль, по крайней мере временно, потерян.
Оставалась, вероятно, еще неделя плавания до острова Диоскорид у входа в Аденский залив, когда команда «Боди» с помощью перьев подала сигнал бедствия. Таор и Сири тотчас переправились на борт этого корабля. То ли Боди искусали насекомые, то ли он отравился испортившейся пищей, то ли просто не смог вынести боковую и килевую качку в своем трюме, но старого слона, казалось, охватило бешенство. Он как безумный метался по трюму, в ярости набрасываясь на каждого, кто отваживался спуститься вниз, а когда рядом никого не было, исступленно бился о перегородки. Положение становилось критическим, потому что вес слона, его сила и грозные бивни внушали опасение, что он может всерьез повредить корабль. Связать Боди или повалить его оказалось невозможно, а так как он перестал принимать пищу, его нельзя было ни усыпить, ни отравить. Впрочем, последнее обстоятельство как раз внушало и отдаленную надежду — силы слона должны были в конце концов иссякнуть. Но продержится ли до тех пор корабль? Рискуя взбудоражить Ясмину ревом старого самца, решили все же, что флагманский корабль будет держаться поблизости от «Боди».
