Всего за войну он сменил 6 «лавочкиных», и ни один самолет не подвел его. И он не потерял ни одной машины, хотя случалось гореть, привозить пробоины, садиться на усеянные воронками аэродромы.
Из его машин наиболее известны две. Одна – Ла-5ФН, построенная на деньги колхозника-пчеловода В. Конева, с яркими, белыми с красной окантовкой, надписями по обоим бортам (а ведь летчики особенно не любили броских примет), имела удивительную фронтовую судьбу. На этом истребителе Кожедуб провоевал май – июнь 1944 г., сбив 7 немецких самолетов. После его перевода в 176-й гиап на этой машине несколько боевых вылетов совершил П. Брызгалов, а затем К. Евстигнеев, уничтоживший на ней еще 6 вражеских самолетов.
Другой прославленный истребитель Кожедуба – Ла-7, бортовой номер 27 – сегодня можно увидеть в Музее ВВС (Монино). На нем Иван Никитович летал в «маршальском» гиап, на нем закончил войну, на нем сбил 17 вражеских машин.
А всего за годы войны Кожедуб совершил 330 боевых вылетов, провел 120 воздушных боев, лично сбив 62 самолета, – это лучший результат в авиации союзников.
О своем боевом пути Иван Никитович подробно рассказал в этой книге. Добавим то, о чем он, по различным причинам, не мог написать.
Так, Кожедуб не упомянул, что один из офицеров полка, замкомэска Тимофеев, сбитый еще в начале войны, был перевербован в плену немцами и, по возвращении на фронт, довольно нагло пытался наладить подрывную работу. Наглость и сгубила его – еще до начала интенсивных боев он был арестован Смершем. В одном из парных боевых вылетов Тимофеев пытался поставить Кожедуба в безвыходную ситуацию, но то ли приобретенное мастерство, то ли предопределенность спасли Ивана Никитовича… А вообще за годы войны Кожедубу довелось летать в паре с добрым десятком летчиков – чаще других с В.Ф. Мухиным и В.А. Громаковским, – причем он не потерял никого из своих ведомых.
К сожалению, мало пишет он и о том, что среди летчиков полка был человек, ставший для него живым примером, – Кирилл Алексеевич Евстигнеев. Этот ас почти всю войну опережал Кожедуба по числу официальных побед, уступив ему первенство только в 1945 году.
И, наконец, еще один малоизвестный факт, о котором Ивану Никитовичу пришлось умолчать в мемуарах. В самом конце войны Кожедуб пополнил свой боевой счет еще и двумя американскими истребителями Ф-51 «Мустанг», которые по ошибке попытались атаковать его над Берлином, но были немедленно сбиты при отражении атаки. Как рассказывал мне сам Иван Никитович, 17 апреля 1945 года, встретив в воздухе «Летающие крепости» союзников, он заградительной очередью отогнал от них пару «мессершмиттов», но через секунду сам был атакован американскими истребителями прикрытия.
«Кому огня? Мне?! – с возмущением вспоминал Кожедуб полвека спустя. – Очередь была длинной, с большой, в километр, дистанции, с яркими, в отличии от наших и немецких, трассирующими снарядами. Из-за большого расстояния было видно, как конец очереди загибается вниз. Я перевернулся и, быстро сблизившись, атаковал крайнего американца (по количеству истребителей в эскорте я уже понял, кто это) – в фюзеляже у него что-то взорвалось, он сильно запарил и пошел со снижением в сторону наших войск. Полупетлей выполнив боевой разворот, с перевернутого положения, я атаковал следующего. Мои снаряды легли очень удачно – самолет взорвался в воздухе…
Когда напряжение боя спало, настроение у меня было совсем не победным – я ведь уже успел разглядеть белые звезды на крыльях и фюзеляжах. «Устроят мне… по первое число», – думал я, сажая машину. Но все обошлось. В кабине «Мустанга», приземлившегося на нашей территории, сидел здоровенный негр. На вопрос подоспевших к нему ребят, кто его сбил (вернее, когда этот вопрос сумели перевести), он отвечал: «Фокке-Вульф» с красным носом… Не думаю, что он тогда подыгрывал; не научились еще тогда союзники смотреть в оба…
Когда проявили пленки ФКП[2], главные моменты боя оказались зафиксированы на них очень четко[3]. Пленки смотрело и командование полка, и дивизии, и корпуса. Командир дивизии Савицкий, в оперативное подчинение которому мы тогда входили, после просмотра сказал: «Эти победы – в счет будущей войны». А Павел Федорович Чупиков, наш комполка, вскоре отдал мне эти пленки со словами: «Забери их себе, Иван, и никому не показывай».
Это было одно из нескольких боевых столкновений советской и американской авиации, случавшихся в 1944-45 годах…
После окончания войны гвардии майор Кожедуб был направлен в Академию ВВС в Монино[4]. В ноябре 1945 года в монинской электричке он встретил красавицу десятиклассницу Веронику и вскоре сделал ей предложение. 2 января они расписались и отметили это событие (свадьбой его назвать трудно) в одном из штабных помещений аэродрома Теплый Стан.
Искреннюю любовь к Веронике Николаевне, своему «главному адъютанту и помощнику», Иван Никитович пронес через всю жизнь. В письмах к обожаемым жене и дочери, впервые опубликованных в данной книге, этот грозный боец, наводивший ужас на врагов, предстает человеком нежным и трогательным до сентиментальности.
Женщина необыкновенной красоты, энергичная, изящная, легкая, Вероника Николаевна была способна вести непринужденную содержательную беседу – и успешно торговаться на рынке, участвовать в многокилометровых морских заплывах и классно водить автомобиль, помнить сотни встреченных ею людей, их имена, лица, привычки. Она любила и умела прекрасно, с фантазией, готовить, собирала произведения живописи, дружила со многими известными художниками[5], гроссмейстерски играла в преферанс, но могла и резким словом оборвать терявшего дистанцию собеседника…
В 1947 году у Ивана Никитовича и Вероники Николаевны родилась дочь, которую назвали Наташей.
Учеба в Академии ВВС поначалу давалась Кожедубу нелегко – отвлекали бесконечные приглашения на вечера, праздники, юбилеи, просто дружеские посиделки. Добрейший человек, он был не в состоянии, как Покрышкин, жестко и решительно сказать «нет». Да и приглашения были непростыми – то от трудового коллектива ЗиСа, то от известных артистов, то от комендатуры Кремля. «Мрачные, похожие на ворон, люди в погонах с синими просветами – жуть», – вспоминала последних Вероника Николаевна. Изредка приезжали однополчане, соратники – молодые, веселые, сильные. Надо ли говорить, что большинство этих встреч заканчивались выпивкой, нередко весьма серьезной. Большим любителем выпить был Н. Ольховский, бывший командир Кожедуба. Его визиты сразу принимали заданную им направленность и заканчивались заполночь, а то и на следующий день.
Поскольку отец Ивана Никитовича умер в 1945 году, так и не дождавшись сына с войны, а мать отошла в мир иной еще раньше, в 36-м, – отеческие функции в какой-то степени принял на себя маршал авиации Ф.Я. Фалалеев: он как мог ограждал Кожедуба от приглашающих, дал команду не пускать в Академию визитеров, в том числе и в форме, оберегал от мошенников, которых хватало и в те времена. (Заметим, что и Академию ВВС Иван Кожедуб выбрал в июне 1945 года после беседы с Фалалеевым. Некоторые советовали ему, по примеру Покрышкина, Алелюхина, Лавриненкова, идти в Академию им. Фрунзе.) Но у Фалалеева не было главного – здоровья, которое он подорвал в годы войны, будучи заместителем командующего ВВС и лично докладывая Сталину о боевой работе авиации. Умер Фалалеев в 1955 году.
Да и состояние здоровья самого Кожедуба ко времени окончания Монинской Академии оставляло желать лучшего – чудовищные затраты нервной энергии в воздушных боях, испытания медными трубами после войны не могли не отразиться на его самочувствии: появились проблемы с сердцем, носоглоткой. Но, несмотря ни на что, Иван Никитович успешно окончил командный факультет Академии ВВС, получив за дипломную работу отличную оценку, и был назначен на должность комдива под Баку. Однако В.И. Сталин оставляет его под Москвой, в Кубинке, помощником заместителя, заместителем, а затем и командиром 324-й иад., в составе которой Ивану Никитовичу доведется еще раз окунуться в «реку войны» – первой войны новой реактивной эры – и вновь добыть для своей Родины великую ратную славу.
