На татарских пастбищах нередко дикие лошади совокупляются с драконами. Капли их семени падают на землю и проникают в нее, а через некоторое время оттуда прорастают побеги, напоминающие бамбуковые, с заостренной макушкой и покрытые плотно, как зубцы гребня, чешуйками; они пронизаны сетью прожилок, отчего сильно напоминают мужской член. Их называют соян, и они похожи на Boschniakia glabra. Некоторые утверждают, что похотливые местные женщины засовывают эти предметы себе в вагину; стоит им соприкоснуться с пневмой-ииь, как они сразу начинают раздуваться и удлиняться. Местные жители выкапывают эти побеги, чисто их промывают, снимают с них кожицу и нарезают на мелкие кусочки. Эти нарезанные кусочки высушивают, и после того их можно использовать для изготовления афродизиака, действие которого в двести раз сильнее, чем изготовленного из Boschniakia glabra [105].
Очевидно, это же самое растение упоминается в минском порнографическом романе «Чжу линь е ши». Там описывается олисбос, который перед использованием нужно было замочить в горячей воде, тогда он распухал и затвердевал, как мужской член. В «Чжу линь е ши» [106]это орудие называется «кантонской шишкой» (гуандун пан).
В минском романе «Цзинь Пин Мэй» описывается еще один предмет, применявшийся женщинами для мастурбации; он носит название мяньлин, «стимулирующий колокольчик» (мянь нередко изображали иероглифом, обозначающим Бирму), и якобы «происходит от варварских солдат». Это маленький, полый серебряный шарик, перед коитусом его помещали в вагину [107]. Цинский ученый Чжао И следующим образом описывает мяньлин в своем сочинении «Янь бу цза цзи»:
В Бирме водится сладострастная птица, семя которой используется в качестве средства, возбуждающего сексуальное желание. Местные жители собирают это семя, упавшее на камни, и помещают его в маленький медный сосудик в форме конического бронзового колокольчика. Он-то и называется «бирманским колокольчиком». После того как я вернулся к себе на родину, ко мне как-то пришел человек, который хотел мне его продать. Он был размером с плод луньгань (Nephelium longana) и совершенно гладким. Не будучи уверенным, подлинный это образец или нет, я взял его в руку и обнаружил, что едва он чуточку согрелся, как сам по себе начал шевелиться и издавать слабый звук. Как только я положил его на стол, звук прекратился. Странное явление! Поскольку он мне был не нужен, я вернул его продавцу.
Минский ученый Тань Цань сообщает, что мяньлин использовали и мужчины. В «Цао линь цза цзу», в последней рубрике раздела «Приспособления» («Ци юн»), он отмечает:
Принято считать, что бирманский колокольчик содержит семя [мифической] птицы Пэн. Эта птица необычайно сладострастна, стоит ей появиться, как все женщины бросаются врассыпную. Если ей попадается бирманская женщина, то птица ее хватает, желая с ней совокупиться. Поэтому местные жители делают соломенное чучело, облачают его в женские одежды, а в голову втыкают шпильки и цветы. Тогда птица совокупляется с этим чучелом и оставляет на нем свою сперму. Эту сперму собирают и помещают в двойную золотую пилюлю размером с горошину. Если мужчина введет эту пилюлю себе в член и потом совокупится с женщиной, то обнаружит, что его потенция сильно возросла. Но варвары не продают этих вещей иноземцам, их можно достать, только поймав варвара. Жители провинции Юньнань изготавливают поддельные пилюли в форме семян чжили (Tribulus terrestris). Если такое семя встряхнуть, то оно будет двигаться само по себе, но настоящие пилюли при движении издают еще и звук.
Это описание дает основание утверждать, что мяньлин является прототипом японских рин-но тама («звенящих шариков»), которые относятся к категории хариката, т. е. искусственных приспособлений, применяемых женщинами для самоудовлетворения. В западных источниках часто встречаются описания рин-но тама, а в XVIII в. их начали использовать и в Европе [108]Они представляли собой шарики из тонкого серебра, обычно парные: в одном содержалась капля ртути, а во втором — металлический язычок, который вибрировал и при сотрясении или ударе производил звук. Эти два шарика вводили в вагину и закрепляли там при помощи тампона из тонкой бумаги; когда женщина шевелила бедрами или покачивалась, их движение и звучание производили приятное ощущение. Очевидно, китайские мяньлин были устроены так же, как японские рин-но тама, и имели сходное назначение, а история про птичье семя не что иное, как фантастическое украшение. По-видимому, у китайцев было специальное название для издающих звук шариков; в гл. 83 романа «Цзинь Пин Мэй» в списке сексуальных приспособлений наряду с мяньлин упоминаются чжань шэн цзяо («талисманы сотрясаемых звуков»), которые вряд ли чем-то уличались от «звенящих шариков».
Читатель, очевидно, заметил, что китайцы всем подобным сексуальным приспособлениям приписывали происхождение из далеких стран: «татарские пастбища», «варварские солдаты», «бирманский колокольчик», «кантонская шишка» (последний термин приводится автором из провинции Цзянсу, где Кантон не считался частью собственно Китая). Точно так же мы говорим о «французских буквах» (букв.: презервативах), а французы о «lettres anglais».
Зоофилия в смысле добровольного совокупления с животными — а не принудительно, как это имело место во дворце князя Цзяня, о чем говорилось в гл. 3 (с. 77) — в доцинской литературе встречается очень редко. В «Сяо сян лу» танского ученого Ли Иня упоминается жена человека по имени Ду Сю-ци, любившая совокупляться с белым псом, от которого получила огромное потомство (изд. «Шо ку», с. 3–4). Похоже, что это единственное упоминание в старых текстах, поскольку все известные мне прочие истории, встречающиеся в позднейшее время, представляют собой вариации данной истории.
Инцест, считавшийся обычным явлением в царстве Чжоу и при ханьском дворе, вскоре стал весьма редким. В уголовном кодексе он квалифицируется как «бесчеловечное преступление», за которое полагалась смертная казнь в одной из самых жестоких форм. [109]
Скатологический материал встречается только в эротических романах династии Мин и в основном связан с половым актом. Я имею в виду те места, где авторы с нескрываемым удовольствием и чрезмерными подробностями описывают выделения семени и вагинальной жидкости. Однако это более характерно для порнографических, чем для эротических романов, например в «Цзинь Пин Мэй» они практически отсутствуют. В этом романе содержится только два эпизода, которые можно назвать скатологическими, причем оба однотипные: мужчина мочится в рот своей жены. Ср. ЦПМ, 3, с. 312: «[Симэнь Цин] собирался помочиться, но его жена (Золотой Лотос) не позволила ему удалиться. «О моя сладость! — сказала она. — Если тебе невмоготу, можешь пописать мне в рот. Сегодня вечером так прохладно, и если ты выйдешь из постели, то можешь простудиться»». И далее: «На рассвете его жена (молодая девушка по имени Радость Сердца) принимает мужской член в рот. «Твоя пятая мать (т. е. пятая супруга отца), — сказал Симэнь Цин, — может сосать всю ночь. Она не позволяет мне выйти из постели, даже когда мне нужно помочиться, опасаясь, как бы я не простудился, и поглощает всю мою влагу». — «Ну и что такого? — сказала красавица. — Я тоже с удовольствием бы ее выпила». И тогда Симэнь Цин помочился ей в рот». Если не считать этих мест, скатологический материал практически отсутствует.
Древние китайцы не испытывали стеснения, когда им требовалось отдать дань природе. Бутыли, в которые мужчины ночью справляли малую нужду (еху, изготовленные из фарфора или бронзы и напоминающие по форме наши медицинские утки), и используемые женщинами ведерки оставляли открыто в спальне, и ими пользовались в присутствии слуг. В исторических записках упоминаются люди, которые принимали друзей, сидя в туалете, и сообщается, что многие государственные мужи и ученые имели привычку читать или писать, находясь там. Записывавшие такие факты восхищались усердием этих людей, очевидно принимая как должное то место, в котором они демонстрировали свое усердие.
