На самом же деле, он был безумен,

И на это раскрыл ему ангел глаза.

О, правда?

Барнабас вопросительно приподнял брови, и я, отказываясь ответить на его невысказанный вопрос, прервала наш зрительный контакт и, чуть споткнувшись, повернулась к Шу.

— Пойдем, — позвала я его, — нужно взять бумажник.

Схватив его за руку, я потянула его к двери.

— А как насчет Эйса? — спросил он, оглядываясь, когда я отвернулась.

— Не смотри, думаю, что с ним все будет в порядке. — Колокольчики над дверью зазвенели, когда мы выходили, но я услышала, как Накита громко вздохнула. — Ангел-хранитель не позволит Барнабасу вмешаться в его память.

Шу все равно оглянулся, чтобы посмотреть через большое стекло.

— Ты уверена?

На улице было прохладно, и я обрадовалась, что на мне надет халат; я обняла себя руками и стала ждать. Мне было не холодно, но если бы я была жива, то замерзла бы.

— Мне говорили, что херувимы недалеко от Бога, — сказала я, с улыбкой подняв голову вверх и глядя на звезды. — Я думаю, ангел-хранитель может противостоять силе Барнабаса.

Покашливание Шу отвлекло мое внимание от звездного неба, и в свете фонарей я встретила его пораженный взгляд.

— Действительно? — пробормотал он, глядя на кафе, затем снова на меня. — Херувимы, да?

Я пожала плечами:

— Грейс. Только пообещай мне, что ты ни словом не обмолвишься о сегодняшнем дне.

Шу улыбнулся, глядя себе под ноги и носком ботинка ковыряя разбитый тротуар.

— Ты хочешь, чтобы я солгал?

Я не могла скрыть улыбку:

— Ну, я темный хранитель времени.

Внезапно в голове запульсировала боль, и мой амулет стал вначале теплым, потом холодным. Это Барнабас использовал свой камень, и я наблюдала, как он наклонился к Эйсу. Я не удивилась, когда Эйс очнулся, его пустой взгляд наполнился ненавистью, и он воскликнул:

— Пошли вы все в ад, долбанные жнецы!

Барнабас поймал мой взгляд сквозь стекло.

— Мэдисон! — пожаловался он.

Накита засмеялась, даже сквозь стекло было слышно:

— Я же говорила! Не связывайся с ней.

Улыбаясь, я отвернулась. Шу стоял передо мной, засунув руки в карманы.

— Я не хочу забывать об этом, — сказал он задумчиво. — Не хочу забыть ничего из этого.

— Ты не забудешь, — уверенно ответила я, и неожиданно мне в голову пришла одна идея — я прислонилась спиной к кирпичной стене кафе, развязывая шнурок на ботинке. Шу наблюдал, как я полностью расшнуровала ботинок со скрипучим звуком. — Вот, — сказала я, вручая шнурок ему. — Чтобы помнить все.

У меня перехватило дыхание, даже если я и не нуждалась в воздухе. Что, если он подумает, что я чудная или того хуже?

Но Шу лишь усмехнулся, и я выдохнула с облегчением.

— Спасибо! — поблагодарил он, взяв шнурок. — А я, хм… нет, погоди, — проговорил он, роясь в кармане. — Вот, — сказал он, протягивая мне купон в «Курятник». — Не думаю, что ты его используешь, — смущенно добавил он, покраснев, — но единственное, что еще есть в моем кармане — это водительские права.

Я улыбнулась, глядя на него в тусклом свете фонарей.

— Пока, Шу, — сказала я, сделав шаг назад. — Всего тебе хорошего в жизни. Веди себя хорошо. Делай правильный выбор. — Я взяла купон. — Спасибо.

Он молчал, смущенный и довольный одновременно.

— Я постараюсь, — ответил он наконец и нахмурился, глядя на Эйса через стекло. — Это будет нелегко.

Я засмеялась, направляясь в сторону пикапа Эйса и чувствуя, что каждый шаг будто был шире.

— Если бы все в жизни было легко, было бы только хуже.

Шу кивнул. Неловко махнув на прощание, он повернулся и зашагал вниз по темному тротуару, вначале медленно, затем с каждым шагом все увереннее, его плечи расслабились. Я проследила за ним взглядом до тех пор, пока он полностью не исчез в темноте, даже топот подошв по тротуару полностью затих.

Чувство глубокого удовлетворения наполнило меня, я открыла пикап и достала свой телефон и бумажник. Мягкая кожа еще была теплой от поездки, и засунуть бумажник в карман стало проблематично. Дверь скрипнула, когда я захлопнула ее.

В отдалении до меня донеслось слабое:

— Пока, Мэдисон!

Довольная я прислонилась к машине, подняв глаза на простые белые звезды, и ждала, когда Накита и Барнабас закончат нагонять страх на Эйса. Конечно же, Барнабас будет на меня сердит, но он все равно перенесет меня назад (хоть и проворчит всю дорогу). Если не он, тогда Накита. А еще лучше будет, если завтра на моей крыше он скажет, что я могла бы добиться большего успеха. Никто не умер сегодня ночью. Никто не умрет завтра, по крайней мере, не раньше, чем подбросят их монетку. Шу получит нагоняй за то, что сломал школьную систему, но он знал об этом, когда сделал свой выбор. Накита начинала смотреть на вещи по-другому — даже если она и потерпела неудачу в своей попытке спасти душу Эйса. Эйс так и остался полной задницей, но может быть, хоть что-то из сегодняшних событий заставит его задуматься. Пол был в раздумьях. А я… я была приятно уставшая.

Похоже, ночь можно назвать хорошей, в конце концов.

Эпилог

— Мэдисон!

Чей-то перепуганный голос звал меня. Я почувствовала, как кто-то сильно трясет меня за плечо, и распахнула глаза.

— Что?! — проорала я в ответ, глядя на нависшего надо мной папу. На его лице отражался ужас. Я находилась в своей постели, которую освещали проникающие в комнату солнечные лучи. Я…спала? Я не спала уже целых три месяца.

Я смотрела на папино лицо, отмечая, насколько глубоко на нем прорезались морщины.

— Я думал, ты… — начал он, но быстро взял себя в руки, отпустил мое плечо и выпрямился.

— Ты очень поздно вернулась, — смущенно произнес он вместо этого. — Для школьных занятий, — добавил он, и я улыбнулась. Я не думала, что он имел в виду смертельное опоздание, но с другой стороны, я, лежащая здесь, действительно выглядела мертвой. И не дышала. Неудивительно, что он тряс меня.

— Насколько поздно? — спросила я, садясь на кровати и моргая. Я не могла поверить, что и в самом деле спала. Может, такое состояние вызвало просматривание будущего? Это всегда отнимало у меня очень много сил.

Вздохнув, папа оглядел мою комнату.

— Завтрак готов, — возвестил он вместо ответа.

Очень жаль, я не была голодна.

Я начала вставать и замерла, когда он взял лабораторный халат, который я бросила на свой стул. Из кармана высовывалась бирка Джейн Доу, и я запаниковала. Я не имела ни малейшего понятия как объяснить, откуда у меня взялся профессиональный лабораторный халат с именем «Марти».

— Скажи мне, что это кетчуп, — тихо проговорил он, ощупывая пропитанную красным ткань, и я улыбнулась.

— Это кетчуп. После школы я ела картофель фри, — объяснила я, и он вздохнул.

— Я должен извиниться! Я морю тебя голодом!

Его взгляд упал на свисавшие со стула порванные колготки, ранее скрытые халатом. Он вздрогнул.

— Мэдисон! — воскликнул он, хватая их. — Что ты сделала со своими колготками?

— Я их порезала. Сейчас все так носят! — О, Боже. Мне не выкрутиться.

— Но они же были абсолютно новые! — потрясая ими, продолжал возмущаться папа.

— Господи, пап… — простонала я, довольная, что не впала в панику. Я очень гордилась этим. — Неужели ты никогда не носил рваные джинсы?

Его плечи расслабились, он посмотрел на мои ногти, которые я покрыла черным лаком, чтобы Накита со своими ногтями не очень выделялась. Его взгляд задержался на двух, наполовину накрашенных красным лаком ногтях.

— Изорванные колготки и халат? Обувь без шнурков? Я никогда не пойму твое чувство моды.

Я наклонилась и оглядела свои желтые кроссовки. Это не мода, это мой провал, сухо подумала я.

— Но по крайней мере, я знаю, что ты ешь, — заметил он, вновь оглядывая перемазанный кетчупом халат. — Как насчет того, чтобы пропустить несколько школьных завтраков и поесть домашней пищи?