— Мне пора уходить, — сказал Джош, вновь натянув сумку на плечо.

— Ага, — согласилась я, задумавшись, как такая простая вещь как поцелуй изменяет мировоззрение.

— Увидимся завтра, Мэдисон, — добавил он, взглянув в сторону кухни.

— Пока. — Я честно не хотела, чтобы он уходил.

Джош сжал мою ладонь, и после того, как она выскользнула из его руки, вышел и закрыл за собой дверь.

Я, наконец, позволила себе выдохнуть (уже и не помню, когда задерживала дыхание) и мой взгляд обратился в сторону кухни, когда папа прокричал через окно:

— Пока, Джош! Веди осторожно!

— Непременно, мистер Эй, — донесся едва слышимый ответ, и я обернулась в сторону лестничного пролета, подскочив, когда увидела стоящую и ожидающую меня наверху Накиту. Джош никак не показывал, что видел ее, но по ее обеспокоенному выражению лица я догадалась, что она видела все от начала и до конца.

— Он тебя поцеловал, — сказала она, когда я была уже на полпути к ней.

— Хочешь повторить это погромче? — кисло заметила я. — Мой отец, может, еще не услышал.

Когда я приблизилась, она отступила, выглядя скованной.

— Это заставило твое сердце биться, — сказала она, следуя хвостиком за мной.

— Угу, — подтвердила я, улыбнувшись. Даже отсюда я услышала, как заревел грузовик Джоша. Мои мысли все еще витали вокруг него, когда я плюхнулась на кровать. Он действительно был хорошим парнем.

Накита закрыла за собой дверь.

— Как ты думаешь, может мне следует покрасить ногти?

Смена темы отвлекла меня от разглядывания потолка, и я привстала на локте.

— Заметила, как отец на них смотрел? — поинтересовалась я, и Накита кивнула. На ее прекрасном лице было почти смешное количество тревоги. — Если хочешь.

— Хочу, — с облегчением подтвердила она. — И на ногах тоже.

— Мне они нравятся такими, какие они есть, — заметила я и перекатилась на живот, чтобы дотянуться до прикроватного столика. Порывшись в ящике, я отыскала ярко красный лак, подходящий к ее сумочке, которая, кстати говоря, обосновалась в шкафу прямо за учебниками. Джош и их притащил. Черт, я реально ему должна.

— Подойдет? — спросила я, протягивая ей лак.

Она взяла его с бесстрастным выражением лица.

— А у тебя нет менее яркого оттенка?

Я вдруг поняла, что она просто старается выглядеть обычной, вписаться, и вновь перекатилась на живот, находя искомое.

— У меня есть розовый, — сообщила я, и Накита ощутимо расслабилась.

— Спасибо.

Она снова улыбалась. Подумав, что кто-либо другой будет выбит из колеи моим биполярным беспорядком, я захлопнула ящик и порылась в кармане, чтобы выудить на свет смятый список необходимого к фотографическому классу и мысленно сравнить с содержимым своего шкафа.

— Ну, большая часть у меня имеется, — сказала я, перевернувшись на спину и поджав под себя ноги. — Которую из моих камер ты хочешь — красную или черную?

— Черную. Нет, красную, — сразу же поправилась она, но затем вновь заколебалась. — Какую бы выбрала ты?

Я открыла шкаф и, положив руки на бедра, принялась вспоминать, в какую именно коробку запрятала их. Джош упомянул, что я делаю просто замечательные снимки. Отец сказал то же самое, но, мимоходом услышав это от Джоша, я сейчас чувствовала приятное тепло — то тепло, которое не ощущала месяцами.

— Вот она, — тихо проговорила я, отбросив в сторону юбки, топики и джинсы, и наконец добралась до коробки. Она была из бакалейной лавки моей матери, и я почувствовала приступ ностальгии по дому, поставив ее на стол. Перезвони матери, не забудь.

Когда я ее открыла, наружу просочился безошибочный запах электронных приборов, пробуждая воспоминания.

— Красная будет поновей, но черная более универсальная, — сказала я и когда Накита лишь рассеянно моргнула, протянула ей черную. — На ней снимки получаются лучше. Она не фокусируется автоматически, так что ты сама сможешь выбрать фокус. Иногда расплывчатые фотографии облегчают увидеть то, что ты захочешь показать.

Ладно, это не звучало вполне логично, но Накита взяла старую камеру, аккуратно расстегнув чехол и не вытаскивая ее, перевернула кверху. Клянусь, что увидела, как она улыбнулась, словно бы в доселе бесполезной вещи неожиданно появился смысл. Это было единственной важной вещью.

— Можешь также оставить себе лак для ногтей, — предложила я, подумав, что в дамской сумочке обязательно должно быть больше одной вещи.

— Спасибо, — серьезно сказала она, разместив камеру позади своих книг, и как обычный подросток, скинув сандалии. Но даже эта обычность вышла странно — туфли аккуратно приземлились под моим широким окном, словно бы кто-то их туда положил.

— Я никогда не буду в этом так хороша, как ты, — с легкой завистью сказала она.

Я взглянула на ее идеальные ноги, а затем перевела взгляд в сторону. Боже, не удивительно, что парни толпились вокруг нее, только чтобы поговорить. Даже ее щиколотки были прекрасными.

— Быть такой же «хорошей», как кто-то другой, не должно быть твоей целью, — сказала я, падая обратно на кровать и уставившись в потолок. Позвоню маме попозже. — Найди что-то, что заставит испытывать эмоции. Нет ничего плохого в фотографировании. Если это пробуждает в тебе хоть какие-то чувства, то ты все сделала правильно.

Кровать прогнулась, когда она присела на краешек, и я устроилась поудобнее.

— Думаешь, твоему отцу понравятся? — спросила она. — В смысле, мои фотографии.

Накита была такой уверенной, когда косила души, что было довольно странно видеть ее неопределенной.

— Уверена, что понравятся. — Я слегка улыбнулась, представляя, как она будет показывать их моему отцу. Папа обожал мои снимки. Он присвоил целую стену в официальной столовой и посвятил ее моим фотографиям, даже перестроил свет так, чтобы он падал на его любимые. Он был первым, кто показал мне, как фиксировать что-то, что вселяет в тебя определенные эмоции, и как я думаю, отец пытался разгадать, что творится в моей голове посредством того, что выходит из-под моего принтера.

Терпкий запах лака был сильным. Само ожидание было тягостным, но мы не могли уйти пока папа не уснет. Я перевела взгляд на зеркало, к которому было прицеплено фото Вэнди и моего экс-парня Теда. Они стояли на пляже во время заката и выглядели счастливыми. Я перекатилась так, чтобы видеть фото моих старых друзей не в горизонтальной позиции. Последние мечты о Теде в моей жизни испарились сразу, как только я переехала. Парни иногда бывают прямо как щенки — верными, но легко отвлекающимися, и я знала, что как только уеду, он быстренько найдет, вокруг кого вертеться. То, что этим человеком оказалась Вэнди, моя лучшая подруга, не слишком удивляло. Прищурившись, я задумалась, а вправду ли я вижу голубую дымку вокруг Вэнди, смешивающуюся с желтой вокруг Теда. Их ауры? Мои мысли тут же перешли к Джошу и нашему первому поцелую. Я улыбнулась.

— Как ты думаешь, у Барнабаса все нормально? — спросила я Накиту.

— Не знаю, не могу до него дотянуться, — немного коварно ответила она.

Боже, да что с ней сегодня? Я обернулась и увидела, как она склонилась под острым углом, чтобы получше рассмотреть пальцы на ногах. Ее волосы были перекинуты через плечо, обрамляя острые скулы и подчеркивая идеальное телосложение. Пока она красила свои ногти в розовый, скрывая свою натуру, ее амулет медленно покачивался. Прямо говоря, выглядела она как модель. Я, в свою очередь, была слишком плоскогрудой и, учитывая то, что теперь являлась мертвой, могла ждать «грудную» фею до скончания своих дней. Ну не мило ли…?

Накита знала, что я не могу контактировать с Барнабасом, но это не значило, что я собираюсь попусту тратить следующие два часа. Мое тело находилось где-то между настоящим и будущим, судя по словам серафима, который засвидетельствовал мою кандидатуру на роль темного хранителя времени. Если я сумею найти его, то смогу вновь по-настоящему жить и перестать быть начальником системы, с которой не согласна. Смогу забыть все о хранителях, амулетах, жнецах и черных крыльях. Смогу вновь стать собой. Даже если это значит все позабыть.