Хорхе на этот счет не парился. Его жизненное кредо звучало просто: бабло рулит.

Но даже он вдруг задумался: та неожиданная удача в «Стурехофе» — это, конечно, чистая случайность.

Или нет?

А случилась мимо компания. Пиджаки, рубахи нараспашку. Прямые джинсы. Запонки. Дорогие часы. Широкие ремни с бляхами в виде фирменных монограмм.

Но главное — зализоны.

Стурепланские золотые мальчики-зайчики.

Софи встала. Приобняла и облобызала всех по очереди. Хихикала в ответ на их шутки.

От Хорхе не ускользнуло, что радость у Софи вышла чересчур напускной.

Хорхе она не представила. Подумаешь, много чести! А все равно резануло.

Мажоры скрылись за дверями «О-бара», в той части «Стурехофа», где проводили вечеринки только для своих.

Поинтересовался:

— Кто это?

— Да так. Просто знакомые, — замялась Софи.

Видать, неловко ей, что меня постеснялась представить, догадался Хорхе.

— А ЮВе кто-то из них знает?

— Кто-то знает.

— А кто?

— Ну, хотя бы тот полосатый пиджак — Ниппе. Потом Фредрик, который в черном плаще. Еще Карл Джетсет, вместе тусуются. Ты сам-то из них кого-то знаешь?

Джетсет, Джетсет, мелькнуло в голове Хорхе. Что-то знакомое.

Поморщил лоб.

Карл Джетсет.

Порылся в памяти.

Карл Джинсет!

Джетсет — он кто?

Софи рассказала: о клубах и движухах. Джетсет — самый крутой стурепланский тусовщик. Хотя на девчонок ему пофиг, по правде сказать.

Последний комментарий заслуживал особого внимания.

В голове у Хорхе пронесся клич — словно в ней возликовали мультяшные матадоры из «Быка Фердинанда», кричавшие друг другу: То, что надо! Нашли, ура!

ЮВе встал спозаранку. Предвкушал. Нынче свершится. Если выгорит, их примут крутые бугры. У которых прямой выход на южноамериканские картели. Серьезные объемы поставок. Одно их слово — и карьера ЮВе кометой взовьется в кокаиновое небо.

Сидя в той части ресторана, что отведена под завтраки, все ждал, когда же наконец соизволят спуститься араб с Фахди. Листал британскую газету, попивал кофе. Не знал, куда себя девать.

Накануне спустил шестьдесят тысяч крон. На шмотки, сумку, туфли, еду, стриптиз в Сохо. Поздно ночью завалили в «Чайнауайт» — за один только столик с напитками пришлось отвалить пятьсот с лишним фунтов, но овчинка выделки стоила. Раскошелиться пришлось и на другое удовольствие — в кои-то веки побывал в шкуре покупателя, со своим бы не пустили. Но дело не в просаженных бабках. Огорчало другое — что бы сказали родители, узнай они о таком разгуле.

Послал эсэмэску Софи. Она вроде и дистанцию держит, а в то же время знает его, как никто другой. Только ей и открыл он свою двойную жизнь. Не всю, правда: о своих корнях ни-ни. Комплексовал из-за пролетарского происхождения и о сестре заговорить не решался. А потому терялся в сомнениях. Если он не может поделиться с ней сокровенным, какова тогда цена их отношениям?

Отложил газету. В голове четко оформились два вывода. Первый — больше общаться с Софи. Другая задача потрудней: выложить ей всю подноготную. Глядишь, Софи пригодится ему в поисках сестры.

К половине одиннадцатого подтянулся Фахди. Стали завтракать да вместе Абдулкарима поджидать.

Араб все не шел.

Часы пробили одиннадцать.

Четверть двенадцатого.

Фахди задергался. Но и беспокоить араба без нужды не хотел. Может, Фахди чего-то недоговаривает, подумал ЮВе. Чего-то боится?

Вот уж полдень.

ЮВе не вытерпел — пошел наверх. Постучался в номер Абдулкарима.

Тишина.

Постучал еще.

Глухо.

Одно из двух: либо Абдулкарим спит богатырским сном после вчерашнего оттяга, либо с ним что-то стряслось. Потому Фахди и дергается. «А с кем мы, собственно, встречаемся?» — задумался ЮВе.

Забарабанил в дверь. Прильнул.

Ни звука.

Бухнул еще.

Наконец изнутри донесся голос араба.

ЮВе отворил дверь.

Араб сидел на корточках на полу.

Сказал:

— Сорри. Не успел на утренний намаз.

— Ты молишься?

— Типа да. Тольки я плохой чюловек. Встать вовремя не могу, туда-сюда.

— Но к чему?

— Щто «к чему»?

— К чему молишься?

— Ты такой вещь не поймешь, ЮВе, потому щто ты шведссон. Я воздаю хвалу Аллаху. Ибо тело мое превратится в прах, в земля, из которого оно создан. Сказано: все чюловеки, негры и белый, швед и чучмек, богатый и бедный, — все существует по воле Аллаха, истинного, он их единый создатель и управитель.

Араб говорил на полном серьезе.

Для ЮВе же такие рассуждения казались никчемным вздором, поданным в грамотной обертке, заученными догмами; оспаривать жизненные установки араба теперь не было ни сил, ни времени. Просто усмехнулся в усы: со временем сам догонит, что важнее — кэш или Аллах.

А ныне труба зовет.

Араб даже не успел позавтракать.

ЮВе, Абдулкарим и Фахди выдвинулись на север, к Бирмингему. Два с половиной часа пути на такси. Араб заказал лимузин, в котором можно было вольготно вытянуть ноги, — в такой великий день не дело жаться в тесноте.

Ехали не куда-нибудь — к наикрутейшим буграм.

Могли добраться поездом, автобусом, самолетом. Но так — удобней, надежней, спокойней. А главное — по-гангстерски. Трюхать в автобусе, когда есть лимузин, — это ж верх кретинизма!

Араб стебался над мерами предосторожности, которыми обставила встречу принимавшая сторона. Позвонил незнакомец. Назвал время и место: Центральный вокзал. Напоследок: «Don't be late».

Выбрались за город — поехали сельской стороной.

Таксист включил радио. Из колонок на задних дверцах шпарил драм-н-бейс. Посконно британский.

Сам водила — молодой индус. И надо же было Абдулкариму накануне пополнить свой вокабуляр новым английским словечком — Pakis. Только бы арабу хватило соображения и такта не произносить его сейчас, нервничал ЮВе.

За окошком раскинулись живописные пейзажи. Неторопливо проплывали деревни, тучные пашни. Мирные реки, петлявшие вместе с дорогой.

Английская идиллия.

Вокруг бушевала весна. Воздух теплый, особенно после Стокгольма.

Абдулкарима укачало — задремал, подперев щекой окошко. Фахди с ЮВе скупо обменивались впечатлениями и комментировали лондонские клубы.

— Слышь, а ты стриптизерш когда-нить снимал?

ЮВе почему-то вспомнил порнушку, которую они крутили на хате у Фахди.

— Не-а, а ты?

— Дык я ж не петух какой. Конечно снимал.

— Здесь? В Англии?

— Не, ты чё! Тут такую цену ломят, я торчу!

— Ну, торчать ты и в Швеции можешь, — засмеялся Юхан.

Задумался об их отношениях. С виду — исключительно деловые, разбавленные приятельским трепом. Однако ЮВе чувствовал: Фахди — парень душевный. Никогда не осудит, не опустит, не высмеет. Неприхотливый. Только две радости в жизни: качать булки да, если повезет, чпокнуть кого-нибудь. Наркота не его стихия: не ради бабок, власти или кайфа, а чтобы хоть как-то выразить свою привязанность к Абдулкариму.

Тут заговорил таксист. Вспомнил Стратфорд-на-Эйвоне и Шекспира. Выглянув в окошко, ЮВе увидел дорожный знак с названием города, а под знаком надпись: «The home of William Shakeaspeare».

Вот и бирмингемские окраины. Виллы, вылизанные сады. Плотная застройка, бельевые веревки, параллельными рядами натянутые на узеньких дворах. Если и есть что-то типично британское, так это промышленные районы, решил ЮВе.

В городе. Застройка поприземистей столичной, а впрочем, такая же. Красный кирпич, узкие одноквартирные домики с крылечком, узкие окна, кафе «Старбакс», «Мак-дак», книжные лавки, халяльные рестораны. Ни деревьев, ни велосипедистов.

Такси тормознуло на привокзальном мосту. Под ним на всех парах мчался состав. От грохота закладывало уши.

Высадились. Заплатили водиле, спросили номер телефона. Договорились, что наберут ему часа через четыре, когда соберутся обратно в Лондон.

Спустились по лестнице к вокзалу.