Пока успел пробить только оружейную тему — как достать пушку в Лондоне. Был у Хорхе корешок, успевший попариться на английских нарах. Обратились к нему. От него — к его корешкам. Посулили две тысячи фунтов. Через «Money Transfer» внесли предоплату — пятьсот фунтов. Забили место. Договорились, что заберут пистолет югославского производства «Застава М57» калибра 7,63 мм в метро «Юстон-сквер» шестого марта ровно в полдень.
Дела ЮВе ощутимо шли в гору. От этого чувства вырастали крылья. Как же: и с собой берут, и напрямую общаться с крутыми дядями дозволяют. Допускают к ВИП-телам наркобизнеса.
Напрягало другое: Абдулкарим заметно изменился. Все больше трындел об исламе и политике. Надел белую мусульманскую шапочку. Сыпал мудростями, почерпнутыми на пятничной проповеди в мечети. Через два предложения на третье воздавал хвалу Магомету, в рот не брал спиртного, зато бесконечно ныл по поводу мирового засилья америкосов. По мнению ЮВе, араб сам рыл себе яму. Забыл, что наркобизнес признает только одного кумира. Что нет бога выше объема продаж.
ЮВе не виделся с родаками с прошлого лета. С тех пор общались с грехом пополам. Мама Маргарета звонила раза два в неделю, на том все. Спрашивала всегда одно и то же, только раздражала ЮВе: а как учеба? а когда приедешь нас с бабулей повидать? Он в ответ ворчал. Как-как, нормально учеба, экзамены сдал. Приехать не смогу из-за работы, да, на такси народ вожу. А? Да ниче, не опасно.
Любовь и угрызения совести в одном флаконе. В голосе матери неизменно угадывался страх. Вдруг с сыном тоже приключится беда.
Перед глазами всплывало лицо Камиллы. Что он знает о сестре такого, чего не знают родители?
Надо бы копнуть поглубже.
Не повстречай он желтый «феррари» пять месяцев тому назад, уже давно забил бы. Тихо смирился бы с пропажей сестры. Задавил грусть. Сознательно изжил воспоминания.
Что его тогда зацепило? Походу, скорость, на которой неслась машина. Шум. Рев мотора. Безрассудное лихачество — топить по центру девяносто в час.
ЮВе стоял перед выбором: искать дальше, рискуя нарыть что-нибудь малоароматное, либо угомониться. Положить с прибором, задвинуть эту историю куда подальше, что он и делал последние годы. Лучше вообще слить инфу копам, пусть сами парятся. Это их забота.
Но угомониться не мог — чувствовал, что Ян Брунеус что-то наврал.
Звонил ему еще — преподаватель явно уклонялся от новой встречи. ЮВе попытался умаслить его. Уболтать. Сказал, как он рад, что Ян знал Камиллу. Тот отмазывался. Все некогда ему было: то понос, то учебная конференция. То экзаменационных работ невпроворот, то в отпуск собрался.
Так бежали недели. ЮВе бросил звонить. Хочешь не хочешь, пришлось снова наведаться в школу.
Поступил по-старому. Подождал под дверью, пока закончится урок. Первым из класса, как и в первый раз, вывалился тот же неф.
Ян не выходил. ЮВе поймал себя на дежавю — те же девушки за партами. Точно так же складывали тетрадки в сумки.
Остановился в дверях, подождал, как отреагирует Брунеус. Тот не смутился нимало. Спокойно подошел к ЮВе. Даже не удивился.
Поздоровался:
— Добрый день, Юхан! А я тут все вспоминал вас. Я понимаю, мое поведение могло показаться странным…
ЮВе заглянул ему в глаза.
Что ж ты за птица такая, Ян Брунеус? ЮВе не поленился навести кое-какие справки. Женат, детей нет, живет в таунхаусе в Стуребю. Ездит на «саабе». Преподает на вечерке для взрослых, потом еще в гимназии. «Гугл» ссылок на него не выдал. Снаружи вроде бы добропорядочный гражданин. Ну да снаружи мы все ничего.
— Отнюдь, — ответил ему ЮВе.
— Слушайте, а не пройтись ли нам? Скажем, до ресторана «Форум Хага»?
ЮВе молча согласился. Брунеус, очевидно, хотел объясниться.
Декабрь. Ноль градусов, снежок. Залив Брунсвикен покрылся тонкой ледяной коркой. Такая погода ЮВе не по нутру: стильные туфли только угробишь, вот и приходится щеголять в гадах на резиновом ходу, не до изяществ.
Как прошли бизнес-центр «Веннергренс», Ян заговорил:
— Струсил я. Мне бы раньше с вами встретиться и все рассказать. Виноват.
Изо рта у него шел пар.
— Вся эта история у меня камнем на душе. Верите, спать не могу, кошмары одолели. Посреди ночи вскакиваю, а в голове вопрос: что же все-таки стряслось с Камиллой?
Помолчали.
— Жалко мне ее было, — продолжил Ян. — Друзей полторы калеки. Умница была, вот, наверное, другие и комплексовали. По ней же видно было, что мечтает о чем-то большем. Амбициозностью своей народ отпугивала, что ли. В любом случае я решил взяться за нее. Подбадривал. Задерживался с ней после уроков, беседовал. Помню, она английский любила очень. Понимаете, она ведь уже взрослая девушка была. Здесь, на вечерке, все такие. А все равно иной раз смотришь на них — чисто дети. Трудные — мало кто из них прошел среднюю школу без потерь. Часто чего-то не хватает.
ЮВе все ждал, когда Брунеус наконец перейдет к сути.
— Когда вы пришли на вечерку и стали расспрашивать о Камилле, я испугался. Стыдно стало вроде. Что надо было еще больше опекать. Что недоглядел. Не увидел, что тоскует, сторонится людей. Не почувствовал ее настроения. Депрессии. Мыслей о самоубийстве.
ЮВе оторопел. Подумал: чё он городит-то? Никто же не знает, что стало с Камиллой?
— Откуда вы взяли про самоубийство?
— Ну, я точно не знаю, но теперь, после всего, думаю: признаки же налицо. Она осунулась. Значит, страдала от бессонницы, черные круги под глазами опять же. Все больше замыкалась в себе. Видно, совсем дошла до ручки. Куда я только смотрел? Не могу себе простить. Надо было бить тревогу. С другой стороны, откуда мне было знать?
Знакомая мысль. ЮВе и сам не раз спрашивал себя, в каком состоянии была его сестра.
— Вот поэтому я и бегал от вас, — продолжил Ян, — потому как не сумел помочь человеку в беде. Испугался. Вы обо мне, верно, подумали, что я тут черт знает чем занимаюсь. Вы уж простите.
Прошли еще метров сто. ЮВе не нашелся что ответить. Ян сказал, что спешит обратно в гимназию. У него еще были пары.
Пожал руку на прощание.
ЮВе проводил учителя взглядом. Ян был одет в теплую куртку «Мелка». Насупившись, быстро засеменил в сторону гимназии. Походу, нервничал.
А ЮВе остался одиноко стоять перед «Форум Хага». Мерз и размышлял. За что же все-таки Брунеус ставил сестре пятерки? За красивые глазки? Подбадривал? О самочувствии ее беспокоился?
Настроение испортилось. Из-за сестры. Из-за того, что опять не за что зацепиться. Если Камилла покончила с собой, куда девалось тело? Где предсмертная записка? Ведь говорят же психологи, что суицид — это крик о помощи. Нет, даже если он не знал сестру хорошенько, он знал ее достаточно, чтобы сказать: не могла Камилла наложить на себя руки. Не из того она теста.
ЮВе поехал прямиком в Чисту. Абдул теперь разорется (они ведь забили встретиться и обменять кэш на колу), ну да потерпит.
Пассаж в «Чисте» только что отремонтировали: кинотеатры, рестораны, бутики, «Оленс», you name it. ЮВе прошел прямиком в «Н & М». Наудачу: вдруг Сусанна Петтерсон работает сегодня. Несколько месяцев назад уже заходил сюда: тогда, при первой встрече, Сусанна посоветовала ему расспросить Яна Брунеуса.
ЮВе часто и надолго забрасывал поиски Камиллы. Не хватало сил. Чувствовал какое-то оцепенение. Вечно мешало что-то: то кокаиновые хлопоты, то учеба, то напряги с Софи. Потому и распутывал эту историю кое-как, урывками.
Сусанна сидела за кассой. Покупателей один-другой — и обчелся. ЮВе попросил уделить ему пару минут. Без вопросов — за кассу села напарница. Сусанна с ЮВе встали у стоек с джинсами.
Девица явно напряглась. Беспокойно озиралась то на покупателей, то на своих коллег, вообще на всякого, кто мог подслушать их разговор.
— Простите, что вот так к вам как снег на голову. Не помешал? Как вы?
— Да ничё, не жалуюсь.
— А дети?
— А чё им? Тоже нормально.
