Иоанн, чтобы ободрить своих воинов, сам поехал к ним. Те, увидев его, в яростном порыве накинулись на врага, который от такого неистового напора тут же попятился к родным стенам, пытаясь пробраться обратно в город. Атака вдохновленных личным присутствием государя оказалась столь стремительной, что, несмотря на отчаянное сопротивление врага, многие ратники оказались не только на стене и заняли башню близ Арского поля, но и прорвались в город и начали резаться с татарами прямо на улицах.
Вот тут-то и прискакал к Иоанну гонец от князя Михайлы Воротынского с просьбой дать команду остальным полкам тоже идти на приступ. Может, и впрямь стоило так поступить — кто знает? Иногда лихой наскок творит подлинные чудеса и приносит гораздо больше удачи, нежели планомерная и всесторонне подготовленная операция. Но Иоанн побоялся.
К тому же решающую роль сыграли два обстоятельства. Во-первых это было не в его характере. Сама жизнь с детства учила его совершенно другому. Это у вольных людей, которые работают в первую очередь на себя, была распространена поговорка: «Чем раньше начнем, тем раньше закончим». У холопов она звучала точно так же, но с ехидным продолжением: «…и тем раньше дадут новую работу». Это окончание перечеркивало все усердие. Получалось, что нет никакого смысла надрываться и утруждать себя, поскольку всю господскую работу не переделаешь и до скончания века — обязательно подкинут что-нибудь новое.
Тому же самому учил Иоанна и Федор Иванович, дескать, негоже царю принимать решения второпях, ибо от каждого из них зависят не только судьбы многих людей, но зачастую и сама крепость державы. «Не семь, но семижды семь раз отмерь, — приговаривал он каждый раз, ставя своему воспитаннику очередной мат в шахматной партии и тут же пояснял: — Вот почто ты очертя голову на меня накинулся? Али не видал, что я тоже ходы делаю? Почто не задумался — куда я клоню? За себя подумать — полдела. Оно и легко, и просто. А ты за ворога своего подумай. Конечно, его мысль понять тяжелее, но без того тебе, как воеводе главнейшему, даже не деньга цена, а и того меньше. И сам погибнешь, и людишек погубишь. Зрел я, яко ты своей фигуркой ко мне в гости под короля нацелился, токмо ведал, что не успеешь, что я тебя опережу».
Так же получалось и здесь. Проломы были невелики, ратников с князем Воротынским — раз-два и обчелся, а пока остальные, что сейчас спокойно ждут команды царя, стоя в своих станах, начнут собираться, да пока дойдут до города, и князя и его людей вырезали бы не один, а несколько раз. Всех. Полностью. Вот и не стало бы фигурки, упрямо рвущейся к неприятельскому корольку, а вместе с нею и изрядного количества пешек.
Но только в шахматах попроще. Там чурки деревянные на доске, а здесь живые люди. Там убил фигурку, а в следующей игре глядь — она уже сызнова на доске стоит как ни в чем не бывало. Красота. Здесь же противник безжалостный. Сидящая напротив него старуха с косой коли смахнет кого-нибудь с доски жизни, назад уже не воротит.
Опять же за вечер можно сыграть не одну партию, а и две, и три, и более. Тут же неудачный штурм может надолго подкосить его полки. Так надолго, что в другой раз «фигурки» удастся расставить только за две, а то и за три недели. Раньше же нельзя — надо чтоб хоть немного забылась неудача, а у осажденных, напротив, спало воодушевление от победы. А куда три недели ждать, когда нынче листопад [104]пришел? Нет уж, нужно игру до верного разыгрывать, чтоб без осечки. Потому и повелел царь, чтобы Воротынский возвращался обратно, пока жив.
Понять Иоанна было можно, но князь Михайла считал иначе, будучи абсолютно уверенным в успехе, которого государь незаслуженно его лишил. Ишь какой надутый сидит — ни дать ни взять дите малое, а не воевода, которому, в отличие от царя, давно перевалило не на третий, а на четвертый десяток.
И ведь был он вместе с ним в том первом неудачном походе под Казанью. Только тогда Михайла ходил вторым воеводой полка правой руки. Во втором походе, правда, не участвовал — Иоанн оставил его в Коломне, но для умного и одного раза достаточно, а Воротынский, судя по всему, лишь торопится отыграться за неудачу четырехлетней давности.
Он и вчера повиновался неохотно, чуть ли не со слезами на глазах уходя из Казани в числе самых последних. Пришлось повелеть ему, чтобы бросил своих людей на удержание только что захваченной Арской башни. Так умному, но впавшему в азарт ястребу дают кусок мяса, чтобы оторвать его от добычи, которую он только что сбил.
— Мыслю я, — негромко произнес Иоанн, обведя взглядом нахмурившихся воевод, — что для начала решающего приступа надобно нам проход сделать пошире. Ныне наш Филипп Иваныч со своими людишками уже заканчивает, так что завтра, с божьей помощью, помолясь с усердием, приступим, — и улыбнулся, отметив, как тут же заметно оживились хмурые лица сидящих. — Завтра неделя [105], правда, отдохнуть бы всем не мешало, но уж больно небо хмурится. Вскорости непременно дождей ждать надобно, а они для нас, — он, не договорив, махнул рукой — и без того ясно, что начавшаяся непогода сулит верную неудачу. — А чтоб людишек своих безвинно не губить, ныне мы еще раз мурзу Камая пошлем — вдруг одумаются, да так сдадутся.
— Токмо время впустую потратим, государь, — подал голос князь Горбатый.
— Впустую время тратить негоже, — возразил Иоанн. — Не за тем его господь человеку отпускает, чтобы он в праздности его проводил. Я ведь и сам не верю, что они согласятся на сдачу, но попытаться все едино надобно. А пока повелеваю во всех полках мосты устраивать перекидные и лестницы готовить. Помимо этого надобно рвы лесом и землей завалить, так что трудов на весь день хватит. Из пушек же бить нещадно, стараясь угодить в одно место, чтоб еще пролом образовался. Понял ли меня, боярин? — строго спросил он у Морозова.
Тот, привстав, кивнул в ответ.
— Да лучшей всего сволочить их в одно место али в два, чтоб как кулаки получились. Покамест бьем отовсюду, так у нас получается — пятерней. Помнится, я тебе о том уже сказывал на днях?
— Сказывал, государь, — подтвердил Морозов. — Ныне самые могутные уже к полку правой руки поставлены. Там и «Медведь», и «Единорог», и «Орел», — и не удержавшись, пошутил: — Сюда шел — «Льва» огладил по гриве [106], чтоб не подвел да стрельнул точно.
Иоанн кивнул, еще раз посмотрел на Воротынского, и неожиданная мысль мелькнула у него в голове. «Ты на меня зол, а я тебя сейчас удоволю, да такой знатный подарок дам, кой ты не ждешь вовсе, — подумал он. — Все ж ты не первый воевода в полку, вот мы тебе руки-то и развяжем».
— Ты, князь Мстиславский, с частью большого полка, да Шиг-Алей со своими касимовцами и черемисами с Горной стороны займете Арскую дорогу и все пути, что близ нее проходят. Дело вам важное поручаю — надобно крепкий заслон от луговой черемисы поставить, да от татар, кои еще по лесам бродят, ну и от ногайских улусов тоже. Опять же надобно и казанцам все пути для бегства отрезать.
Чтобы не вызвало подозрений, раскидал и других воевод по дорогам — князя Юрия Оболенского и Григория Мещерского на Ногайскую, князю Ивану Ромодановскому досталась Галицкая, словом, почти все первые воеводы, назначенные не за ум, отвагу и мастерство, а по «отечеству», исходя из заслуг предков, ушли в прикрытие, развязывая руки вторым воеводам, которые шли «без мест». Отпустив назначенных и глядя на улыбающегося Воротынского, он строго произнес:
— Ты, Михайла, с окольничим Алексеем Басмановым ударишь на крепость в пролом от Булака и Поганого озера, Хилкову в Кабацкие ворота надлежит ломиться, Троекурову — в Збойливые, Андрею Курбскому — в Ельбугины, Семену Шереметеву — в Муралеевы, Дмитрию Плещееву — в Тюменские. Ежели силов не хватит, то позади с запасными людишками воеводы будут стоять. Воротынскому я сам подмогать примусь, прочим — князья Пронский-Турунтай, Шемякин, Щенятев, Василий Серебряный-Оболенский и Дмитрий Микулинский. Приказываю изготовиться к двум часам утра [107]и выдвигаться к граду, но не нападать, а ждать, когда взорвут подкопы. Как стены с башнями на воздух взлетят, так все дружно и начнем.
