И лес в самом деле скоро закончился, но желанной полной победы открытое пространство британцам не принесло. Стремительно расступившись, деревья явили взорам нападающих серый приземистый замок вдалеке и черные от свежей, недавно вывороченной земли защитные валы лагеря норманнов. Они казались особенно черными на фоне бескрайнего поля, покрытого редкими пятнами выпавшего накануне снега.

И здесь, на поле, саксов ждали все датчане, которые успели снарядиться к бою. Из лагеря набежали новые и новые воины, успевшие натянуть кожаную рубаху и подхватить щит, и Этельред понял – ему предстояла нелегкая задача. Он заорал, пытаясь выстроить свою армию в некое подобие строя, чтоб противостоять стене щитов, но воины его не слушали. Каждый рвался в схватку, поскольку ничто так не воспламеняет жаждой победы и боевым пылом, как отступление противника.

Датчане быстро, но и без излишней спешки строили ровную полосу деревянных кругов с помятыми умбонами, кругов, над которыми, подобно странным холмикам, вырастали шлемы. Некоторые норманны были без шлемов, или вовсе без доспехов, но таких старались не ставить в первый ряд. Вытянувшись в линию и загнув фланги немного назад – для устойчивости – строй двинулся на саксов.

– В линию! – вопил король. – В линию!

Кто-то услышал и попытался подчиниться, кто-то не слышал и слышать не мог – когда глаза захлестывает ярость, уже ничего не слышишь и не понимаешь. Удар датчан был сокрушителен. Клин, в который превратился ровный строй, разбил ряды британцев, и тем пришлось отступить – сперва на несколько шагов, потом еще на несколько, потом еще… Саксы пятились, не желая признавать, что они слабее. Да и не были они слабее, просто норманнам больше везло.

– В линию! – кричал король.

Эльфред, который волей случая оказался на противоположном фланге, подхватил этот крик и, сорвав с седла ножны меча и вложив в них клинок, принялся размахивать им, не стесняясь время от времени приложить своим соратникам по спине или плечам. Он снова взобрался на своего коня – жеребца поймал и привел ему Алард – и теперь возвышался над пехотой, как замковая башня над пахотными полями.

– В линию-у! – вторил он.

Воины Уэссекса и Мерсии все-таки смогли собраться, остановились, впились ногами в землю и выставили щиты. Эльфред едва успел выдрать из ножен свой клинок, когда его повело вперед, прямо на рослого датчанина с косматой бородой и без шлема. Взлетевший наконечник копья нырнул прямо к шее жеребца. Оберегая своего коня, принц дернул повод. Копье свистнуло в пол-ладони от шелковистой кожи, обдав дрожащие ноздри коня запахом железа и крови, и перепуганный скакун второй раз за день попытался встать на дыбы.

На поле битвы было очень тесно. Жеребец плясал, топча как чужих, так и своих, и его хозяин отпустил повод. Чтоб не упасть, ему пришлось снова спрыгнуть на землю, и, мысленно молясь, чтоб конь не ударил его копытами в спину, принц сцепился с норманном. Датчанин был опытный, сильный, он натужно гудел, будто охотничий рог, и ухал, когда возносил меч над головой. Щит у него был огромный – эдакий темно-красный круг со скрепами по краю, которых было так много, что они слились в единую серую стальную полосу.

Эльфред успел ударить в этот щит три или четыре раза, норманн же в свою очередь увлеченно колотил по его щиту в ответ. Под ударами тяжеленного датского меча у принца скоро онемела рука, но тут слева, как джин из бутылки, выскочил Алард и накинулся на норманна с удвоенным пылом. Конечно, датчанин был не один, его поддерживали соратники, такие же ярые и рослые, но когда вокруг Эльфреда начали сплачиваться его люди, все изменилось, и если досего момента каждый сопротивлялся норманнам, как мог, то теперь по правую и левую руку принца стало вырастать ядро отряда.

Алард скоро оттеснил младшего брата короля назад, в гущу войска британцев.

– Хватит! – закричал он, потому что иначе было не слышно. – Хватит, помахал мечом. Ты – предводитель, ты должен думать и говорить другим, как поступать. Не лезь!

– Оставь меня, – Эльфред оттолкнул Аларда. – Отправляйся в бой. И передай моим людям – пусть медленно отступают. У самого леса – удобное для обороны место. Давай.

Элдормен слегка улыбнулся, но эта улыбка утонула в бороде, принц ее не заметил. Он поискал взглядом брата, и, заметив его, немного успокоился – все в порядке. Этельред сидел верхом, он размахивал руками и что-то кричал одному из своих эрлов. Должно быть, отдавал распоряжения. Поле перед датским лагерем напоминало ведьмино варево, где кипели тысячи человеческих голов и рук, размахивающих оружием. Те, кто не мог дотянуться до врага, потому что видел впереди только спины своих соратников, пытались ударить копьем или мечом через их головы.

Эльфред взглянул на лагерь норманнов – оттуда выбрался большой отряд воинов, и быстрым шагом направился в битву. Среди простых тусклых шлемов и голов, прикрытых кожаными шапками, сиял ярко начищенный шлем с наличьем, судя по всему, отделанный золотом. На кольчуге рослого воина с роскошным шлемом сияло широкое золотое ожерелье, как вызов любому саксу, который пожелает завладеть ценными доспехами и великолепным украшением.

«Это, разумеется, предводитель, – подумал Эльфред. – Хорошо было бы с ним схватиться». Но в следующий миг он вспомнил, что речь идет не о поединке, а о целой битве. Надо выигрывать битву, но выиграть ее, похоже, не удастся. Саксы устали, они растеряны, и собрать их вместе прямо сейчас, выстроить несокрушимую оборону невозможно. Его отряд медленно отступал, как Эльфред ивелел, чтоб занять более удобное место для обороты. Остальные, заметив это, последовали их примеру, но совсем не так организованно.

Добравшись до опушки леса, британцы остановились и уперлись, да так, что норманны опешили. Эльфред втиснулся в строй и, подбадривая своих воинов, принялся рубиться с яростью. Глядя на него, остановились и те саксы, что прежде отступали. У Этельреда дела шли хуже. Король, озирая поле битвы, растерялся – он видел, что датчане все прибывают, лагерь казался бездонной бочкой, заливающий окрестности потоками вооруженных людей, и правителю Уэссекса стало казаться, что норманнов чуть ли не вдвое больше, чем саксов. Помня опыт Скнотенгагама, Этельред упрямился и не желал позволять своим людям отступать, хотя в его словах все яснее звучала неуверенность.

Впрочем, чем дальше, тем его власть над воинами становилась меньше. А потом кто-то крикнул, кто-то заколебался, элдормен Этельвульф, дравшийся верхом, взмахнул руками и рухнул на смятую, забрызганную кровью траву, и сперва его люди, оставшиеся без командира, а потом и остальные британцы стали отходить, отдавая норманнам клочок поля за клочком. Стоял лишь отряд Эльфреда и примкнувшие к ним саксы, да и то недолго. Заметив, что датчане вот-вот появятся на фланге его небольшого войска, принц приказал идти к берегу Темзы. Пять сотен мужчин, превратившиеся в гигантскую, уродливую черепаху, ощетинившуюся оружием, начали пятиться к дороге, прорубленной в полосе леса просекой.

Дорога была занята саксами. У самого леса Эльфред гаркнул, «черепаха» рассыпалась и, как вода в расстеленную тряпицу, впиталась в лес. Воины принца отступали, но шли они, не теряя из виду норманнов, выставив щиты и приготовившись биться. Драка вскоре завязалась между деревьев.

– Отходим! – кричал младший брат короля. – Отходите!

Британцы просочились сквозь лес и собрались на берегу. Эльфред искал взглядом Этельреда, отыскал и заметил жест, которым король указал на реку. Его знак был понятен, и принц скомандовал:

– К броду.

Саксы валом повалили на другой берег Темзы. Датчане их не преследовали.

– Что с ними делать? Они плодятся, как червяки в куске земли! – шипел Этельред. – Они непобедимы, потому что их поток неиссякаем!

– Но датчане же не полезли за нами в Темзу, – лениво сказал Осмунд. – Значит, не горят желанием сражаться.

– Бог их знает, почему им не хочется драться, – холодно ответил король. – Может, посмотрели на солнце и решили, что для подвигов уже поздно?