Шмерлинг не проводил между ними различия — для его времени это не удивительно. Заслуга его перед наукой состоит уже в том, что он определил их как кости ископаемого (т. е. плейстоценового, палеолитического, как сказали бы сегодня мы, или «допотопного», как говорилось тогда) человека. И этого-то оказалось чересчур много для его современников: даже известный английский геолог сэр Чарлз Лайель, посетивший Энгис, ему не поверил. Все дело было предано забвению, тем более что никто, в том числе и сам первооткрыватель, так и не смог представить внешности энгисского неандертальца. Шмерлингу удалось сложить обломки черепа современного типа, который он и описал в своем сочинении 1833–1834 гг. Второй, неандертальский, череп был настолько разрушен, что восстановить его Шмерлинг не сумел и оставил так, как он был. Череп был реконструирован лишь много лет спустя после смерти Шмерлинга, так что к битве ученых за неандертальского человека он уже опоздал.

Гибралтар отнюдь не был столь же спокойным местом, как долина реки в Бельгии, — издавна он полюбился военным, и в конце концов они полностью им завладели. Эту бросающуюся в глаза известняковую скалу они поделили с обезьянами, которых там (единственное в этом смысле место в Европе, кроме зоологических садов) великое множество; так как обезьяны происходят из Африки, а плавать не умеют, то предположили, что они сюда пробрались какими-то подземными ходами под Гибралтарским проливом.

О том, что такие ходы существуют, свидетельствовало, казалось, и множество пещер и полостей, которые таила скала. Наиболее поразительной и известной из них была Старая пещера святого Михаила; вероятно, именно о ней писал еще в 45 г. до н. э. римлянин Помпониус Мела. Любознательные британские военные, которым в условиях мирной гарнизонной жизни нечего было делать (точнее, любознательным британским офицерам, ибо команда была, вероятно, занята какими-то работами), издавна играли там роль спелеологов. Некоторые вполне успешно, как, например, полковник Томас Джеймс, который впервые в 1771 г. описал эту пещеру; другие менее счастливо, как полковник Митчелл и его приятель Брэтт, которые во второй половине XIX столетия погибли при попытке пробраться в пещерные лабиринты поглубже. (Все-таки предполагаемые пустоты действительно существовали, но лишь через сто лет, в 1942 г., до них добрались, расширяя подземные военные склады.)

Английские офицеры основали Гибралтарское ученое общество и занялись сбором редкостей для его коллекции. Наиболее любопытным экспонатом в 1848 г. пополнил коллекцию секретарь упомянутого общества лейтенант Флинт. При фортификационных работах в пещере на северном откосе скалы, в месте, носившем имя Башни дьявола, или Чертовой башни, обнаружили череп странного создания, одновременно похожего и непохожего на человека. Череп не был выброшен, так как на месте находки оказался английский геолог Д. Баск, которому пещерные находки были не в диковинку, но что думать о черепе — этого никто не знал. Лейтенант Флинт, продемонстрировав череп на заседании общества, упрятал его в шкаф для коллекций, и о черепе благополучно забыли. Никто о нем не ведал и в 1857 г., когда состоялось случайное открытие в долине Неандера.

Мы обещали не повторять того, что уже известно, однако тут могут всплыть и малоизвестные факты. А кроме того, мы никак не можем пренебречь тем серьезным обстоятельством, что местом находки первого распознанного неандертальца была опять-таки пещера. Итак, совершим хотя бы коротенькую экскурсию.

Романтическая картина, написанная в 1835 г. дюссельдорфским художником Вонгардом, запечатлевшая глубоко врезанную в землю живописную долину реки Дюссель, сегодня не многим более реалистична, чем, скажем, реконструкция той же местности в эпоху неандертальского человека. Каменные карьеры, где добывается известняк, уничтожили тогдашний рай земной, в котором ректор протестантской школы в Дюссельдорфе Иоахим Неуман (в согласии с духом своего времени он перевел свое имя на греческий и писался — Неандер) в XVII в. сочинял на лоне природы духовные песнопения. Вместе с промышленными предприятиями каменные карьеры превратили этот край в обыкновенный и весьма неприглядный «окультуренный ландшафт» индустриального Рура.

Что мы там ищем еще и теперь? Иллюзий? Для этого не нужно возвращаться в XVII столетие: достаточно закрыть глаза и мысленно перенестись на 125 лет назад, и перед нами предстанет очаровательная долина, края которой лишь кое-где ограничивают небольшие каменные карьеры. Река Дюссель промыла в девонских известняках извилистый каньон, где отдельные более широкие котловины чередуются с узкими крутостенными ущельями. Последнее из таких ущелий, перед устьем каньона, открывающимся в широкую долину реки Рейн, и называется Неандерталь — долина Неандера.

Здесь, неподалеку от селения Гохдаль, вода вымыла в шестидесятиметровых обрывах несколько небольших пещер. Пещера Неандера расположена на правом борту каньона; на левом, на высоте 18 м над рекой, находятся две пещеры — Большая и Малая Фельдгофские.

О здешних пещерах было вообще мало что известно. Более того, первые каменные карьеры стали уничтожать пещерные накопления, каменные орудия исчезали в насыпях шоссейных и железных дорог, множество костей животных, обитавших в плейстоцене, поглотила промышленность (главным образом при производстве костяного угля в качестве фильтровального материала в сахарном производстве). А костей там было изрядное количество. Приходится верить авторитету естествоиспытателя К. фон Бауэра: «…в некоторых пещерах вымерло столько доисторических животных, что от заполняющих пещеры наносов до сих пор распространяется зловоние, и эта пещерная глина благодаря большому количеству содержащихся в ней обломков костей истлевших животных может служить отличным удобрением для полей и лугов». Было известно, что стоит вывезти на поля даже малое количество такой глины, и урожай возрастает в четыре раза. Когда же такая пещера оказывалась выскобленной до самого дна, она служила и другим целям.

Фельдгофские пещеры долго оставались в сохранности благодаря своей недоступности. Но позднее и там открылся карьер по добыче камня, и однажды августовским днем 1857 г. двое рабочих приступили к расчистке меньшей из пещер. Как это все происходило, хорошо известно. Были найдены и человеческие кости, их сбросили со склона вниз, но, по счастью, здесь оказался владелец каменоломни, он-то и приказал снова собрать кости и, будучи в полной уверенности, что речь идет о пещерном медведе, послал в Элберфелдскую школу за господином Фульроттом. И на белый свет явился неандерталец.

Учителя Фульротта всякий, кто читал историю неандертальского человека, знает как провинциального натуралиста, который перед лицом всемогущего Вирхова тщетно защищал правильный взгляд на найденные тогда кости.

Он попал в Малую Фельдгофскую пещеру, когда она была уже почти полностью очищена от наносов, а ее содержимое было вывезено бог знает куда. И все-таки он сумел восстановить картину ее первоначального заполнения и положение костей. Дело в том, что он отнюдь не был ординарным учителем естествознания, шагающим по полям ради пополнения школьных коллекций. Хотя вначале он изучал богословие, позднее он основательно занялся естественными науками и получил степень доктора в университете в Тюбингене. Он был одним из основателей Общества испытателей природы прусской части Прирейнской области в Вестфалии.

Некоторое время спустя после находки костей доктор Фульротт, изучив их и поразмыслив, взял перо и написал в журнал упомянутого общества сообщение о находке. Было это в 1857 г. Более обстоятельная статья вышла в научных трудах того же общества два года спустя — по стечению обстоятельств одновременно с «Происхождением видов» Чарлза Дарвина. Называлась эта статья «Останки человека из (одной) скальной пещеры в долине Дюсселя». И наконец, в 1865 г. Фульротт опубликовал целую книжку под названием «Ископаемый человек из Неандерталя».