— В тот раз у нее не было здесь никаких дел, — бросил Джошуа. — Просто выпендривалась перед своими друзьями, стараясь произвести на них впечатление. И это стоило Джиму жизни.

Боб тяжело вздохнул. Он оглянулся и посмотрел на Арианну, раздумывая, кто больше расстроен ее нерешительностью: она сама или ее инструктор?

— Ты опоздаешь к субботнему обеду. Уже пора. Алисса наверное беспокоится, что ты умрешь с голоду.

Джошуа улыбнулся, подумав о жене Боба. Алисса была заботлива, как мать. Его мрачное настроение немного улучшилось, пока внимание не сосредоточилось на происходящем на другой стороне моста. Засунув руки в карманы брюк, сощурив глаза, он наблюдал, как молодая женщина борется со страхом.

— Не представляю, как тебе не надоедает работать с доходягами, вроде этой… — усмехнулся Джошуа.

— Это я не понимаю, как терплю тебя, когда ты так неуважительно говоришь о моей работе, — парировал Боб.

— Напротив, я ценю твое терпение. Но разве тебе никогда не хотелось схватить кого-то из своих подопечных за плечи, встряхнуть разок-другой и заставить делать то, что им говорят. Например, перейти, наконец, этот чертов мост.

— Вот почему ты бизнесмен, а я психиатр, — сухо отвечал Боб.

— Вы возитесь с ними, как с маленькими детьми.

— А когда ты был ребенком, разве тебе не хотелось, чтобы кто-то опекал тебя?

— При чрезмерной опеке никогда не выбраться из трущоб

Боб коротко вздохнул и снова повернулся к Арианне. Он хорошо знал подноготную и характер Джошуа и понимал, что он в чем-то прав. Его детство не было счастливым — одна из тех горьких историй о брошенном ребенке, которого перебрасывали из одного воспитательного детского дома в другой, но в конечном итоге оказавшегося на улицах Лос-Анджелеса, где он зарабатывал на пропитание. Одному Богу известно, сколько ему понадобилось стойкости и силы духа, чтобы избежать всех соблазнов, которые подстерегают детей, и, пройдя через все, стать владельцем чудесного дома в Скалистых горах. Но горький опыт не прошел бесследно, превратив его в человека, не терпящего никаких проявлений человеческой слабости.

— Что у нее за проблема? — поинтересовался Джош.

— Ты знаешь это лучше меня.

— Что ж, что бы это ни было, скорей всего у вас ничего не получится, и она попросит вернуть ей деньги.

— Она здесь всего второй день. У нас в запасе еще пять дней, может что-то и выйдет.

Джош ничего не ответил, и лишь уголок его губ слегка дернулся, придав лицу брезгливое выражение. Он терпеть не мог начало весеннего сезона, когда знаменитый национальный парк Монтаны открывался для посетителей. Незадачливые любопытные туристы крутились возле его дома, и их приходилось отгонять криками. На сей раз их было несколько. Программа Боба «Возвращение к жизни» собирала здесь самых слабых представителей рода человеческого. Долина наполнялась шумом, и этот шум поднимался от лагеря вверх, туда, где посреди вековых сосен в полном уединении стоял его дом. Это был всего лишь шум, но он нарушал драгоценную тишину, которую он так любил, и единственным утешением была краткость этого вторжения. Как не свирепствуй зима, но придет весна, а за ней и лето, Дороги, непроходимые от таявшего снега, высохнут, и, следуя программе, подопечные Боба будут все глубже уходить в парк, подальше от владений Джошуа Брандта.

Внезапный порыв ветра принес звук нервного смеха. Джош нахмурился, видя, как женщина испуганно пятится от моста. Странно, подумал Джош, ему еще не приходилось видеть, чтобы кто-то из пациентов смеялся, испытывая подобный страх.

— Как я сказал, — повторил он, — это гиблое дело.

— А мне кажется, у нее получится, — возразил Боб, кивнув в сторону Арианны. — Она сильная и, похоже, такая же упрямая, как ты.

Брандт еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Пациенты Боба были настолько истощены психически, что не могли адаптироваться в реальной жизни. Психологическая программа «Возвращение к жизни» была последней отчаянной попыткой обрести душевное равновесие. И когда Боб употребил слово «сильная» к одной из этих несчастных, это было по крайней мере смешно.

— Такая, как эта, — он кивнул в сторону Арианны, — никогда не вернется. Ты зря теряешь время.

— Ты стал психотерапевтом за эту зиму? — не без иронии поинтересовался Боб.

— Не надо быть психотерапевтом, чтобы заметить, что с этой пациенткой у вас проблемы.

— Ни с кем не было так трудно, — признался он, — сам не знаю, сможем ли мы помочь ей.

Джошуа снова посмотрел на женщину, которая стала первой неудачей Боба.

Издалека она казалась неправдоподобно худой и очень хрупкой. Лицо бледное, из-под вязаной шапочки выбиваются пряди волос, настолько светлые, что издали кажутся абсолютно бесцветными. Он вдруг поймал себя на том, что ему любопытно, длинные или короткие у нее волосы и какого цвета глаза. И тут же, нахмурившись, отогнал прочь странные мысли. Уже одна мысль о том, что он позволил себе размышлять о ком-то из пациентов Боба, расстроила его. И тогда, чтобы забыть о ее существовании, он просто отвел взгляд.

— Я думаю, сегодня у нас ничего не получится, — вздохнул Боб, начиная сматывать страховочный трос. На другой стороне неглубокого ущелья Том отстегивал трос от пояса Арианны. Сегодня ей не суждено перейти этот мост, может быть, не суждено никогда. — Увидимся, Джош. На следующей неделе мы будем в лесу около твоего дома.

— Не думаю, — усмехнулся Джошуа.

— Что ты имеешь в виду?

— Надвигается буран. И сильный. Не советую завтра уходить далеко от лагеря.

— Но бюро прогнозов не обещало…

— Они думают, он свернет на юг, но ведь они далеко и не могут чувствовать перемену давления. Зима еще не ушла из долины.

— Ты хочешь сказать, что можешь чувствовать перемену давления? — недоверчиво переспросил Боб.

— Разумеется. Ты тоже можешь. Просто ты не обращаешь внимания.

— Надеюсь, ты ошибаешься, — сказал Боб, прикрепляя веревку к своему ремню… — Ненавижу прерывать занятия посредине.

Не услышав ответа, Боб обернулся, но Джоша уже и след простыл.

Арианна стояла на краю моста, со злостью глядя себе под ноги. Все остальные члены группы уже вернулись в лагерь, но она отстала — захотелось побыть одной. Разумеется, это не умно. Одиночество безопасно в стенах ее чикагской квартиры, находиться же одной посреди гор — совсем другое. И то, что она решилась остаться здесь абсолютно одна, было самым смелым поступком, который она совершила за два последних года.

Она никогда не знала, когда ждать очередного приступа — всегда что-то новое и непредсказуемое провоцировало его, например, крик птицы или резкий гудок такси, раздавшийся под окнами ее квартиры. Но решение отделиться от группы здесь, на природе, где все, казалось, пугало ее, могло и в самом деле накликать беду.

Она перейдет этот мост, Одна. Без Тома, без Боба, без страховки, и это будет началом.

В то мгновение, когда она поставила ногу на первую планку, мост дрогнул под ее весом и слегка качнулся, у нее от ужаса перехватило дыхание. «Спокойно, спокойно», — говорила она себе, так крепко ухватившись за веревочные поручни, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Она старалась не смотреть вниз, уставившись взглядом в деревянные перекладинки моста.

Она уже дошла до половины моста, когда нечаянно ее взгляд скользнул в сторону, и она увидела в глубине ущелья бурлящий ручей. И тут же ком подкатил к горлу, а ноги предательски задрожали, отказываясь повиноваться ей.

«Не сейчас, не сейчас, я не боюсь», — шептала она, пытаясь удержаться на ногах и подавить охвативший ее страх, но, увы, прежде чем она смогла остановить себя, ее ноги подломились, и она заскользила по мокрым доскам. От падения мост еще больше накренился влево, правая нога запуталась в паутине веревок, и в считанные секунды Ари повисла головой вниз. Мост раскачивался над ней, как качели.

В течение нескольких секунд она висела, раскачиваясь над водой то в одну сторону, то в другую. Ее рот приоткрылся в безмолвном крике, глаза зажмурились в панике, а все тело напряглось от ужаса. Постепенно раскачивание прекратилось, и мост замер. Ари открыла глаза и огляделась. Она вдруг вспомнила, как, будучи маленькой девочкой, просила отца подбросить ее вверх и держать навесу головой вниз. И как она смеялась над этим волшебным миром, где деревья растут из неба, а земля лежит под головой.