– Это в интересах следствия, – строго заметил Артем.
– Так ведь уже приходили из милиции, всех расспрашивали. Нашли убийцу-то?
– Ищем…
– Эдак век искать можно!
– Как получается.
Пономарев не реагировал на провокационные выпады – давно привык к ним. Работу органов критиковали все кому не лень. А что толку?
– У Вероники Лебедевой были… недоброжелатели? Люди, которые ее не любили или злились на нее?
– Таких, почитай, весь театр! – отвечала худосочная старушка в очках, с забранными в жидкий хвост седыми волосами.
– Почему же?
– Красивая она была… и талантливая. Кому это понравится?
«Странная логика», – подумал Артем, а вслух сказал:
– Непонятно. Должно быть наоборот!
– Где это наоборот бывает? – удивилась старушка. – Ты чего, милок, вчера на свет народился? Вероника была незамужняя, молодая… а пела как! Соловей от зависти поперхнется, не то что наши солистки! И собой хороша была: волосики пышные, фигурка, глазки – все при ней. Главный режиссер за Лебедевой ухаживал, лучшие роли давал. А его жена в спектаклях вынуждена была играть то мамаш, то кухарок, то просто в массовке топтаться. Уж как она Веронику невзлюбила!
– Как складывались отношения Лебедевой с мужской частью труппы, с музыкантами?
– Она многим нравилась. Но ухаживать не решались. Из оркестра только один скрипач иногда провожал Веронику домой. Она жила тут, неподалеку. А женщины ее сильно не любили. Она на себя внимание обращала, а ежели в одном месте прибывает, то в другом обязательно убывает. Зрители, опять же, ходили не просто на спектакль, а – на Веронику Лебедеву! Цветы, подарки…
– Как насчет постоянных поклонников? Были?
– Один был. – Бабка задумалась и перестала возить по паркету шваброй. – Представительный мужчина, лет пятидесяти. Он и за кулисы к ней ходил, и в гримерную. Больше ничего не могу сказать…
Гардеробщицы, буфетчицы, костюмерши, гримерши и прочий второстепенный театральный люд сходился в одном мнении: Веронику Лебедеву могли убить из зависти или из ревности. Денег у нее много не было – все, что зарабатывала, тратила на наряды, поездки, хорошие косметические салоны и брала уроки вокала у лучших педагогов.
Разговор со скрипачом оказался более содержательным.
– Вероника? Она была замечательная женщина! Легкая и кружащая голову, как вино. Она мечтала о вольной и насыщенной жизни, в которой не было места семье, как мы ее понимаем.
– Что вы имеете в виду? – уточнил Артем.
– То, что Ника отдавала приоритет своей карьере певицы, артистки. Но, конечно, ей хотелось любви, поклонения и заботы. В этом она была похожа на многих женщин. А домашние дела… стирка, кухня… это не для нее. Да и дети не способствовали бы творческому росту Ники. Как сочетать воспитание детей и бесконечные репетиции, гастроли, выступления? Сценическая слава ревнива, она не признает соперников.
– Значит, Лебедева замуж не собиралась. Так?
– Пожалуй, – согласился скрипач после некоторого раздумья. – Впрочем, у нее был один человек…
– Кто?
– Касимов, кажется. Ника казалась очень общительной, имела много приятелей, знакомых, но… это была только видимость, часть ее имиджа, что ли. А на самом деле свои истинные чувства и намерения она хранила глубоко внутри и никого туда не допускала.
– Она родилась в Петербурге?
– Нет, – скрипач покачал головой. – Ника приехала из провинции на прослушивание. Ее голос понравился, и она осталась учиться; жила в общаге, считала каждую копейку. А мама у нее живет в Саратове.
– Человек, о котором вы говорили… Касимов…
– А! Павел Васильевич – чиновник приличного ранга. Он серьезно относился к Нике, хотел на ней жениться. И знаете, он был бы подходящим мужем для такой шикарной женщины. На детей не претендовал, на Нику в качестве домработницы тоже. Он восхищался ею, ее талантом, боготворил. Наверное, любил. Вот только возраст… Он был старше Ники лет на двадцать. Должности его, извините, не знаю. Вы у главного режиссера спросите. По-моему, они знакомы.
Артему хотелось узнать, какой интерес к Веронике Лебедевой был у самого скрипача.
– Мы с Никой друзья еще со студенческих лет, – сказал музыкант, облегчая сыщику задачу. – Она моя первая любовь! Такое не забывается…
– Вы встречались?
– Нет. Ника сразу призналась, что никаких чувств, кроме дружеских, ко мне не испытывает. И я смирился. Такая женщина не для меня – ни морально, ни материально я бы не потянул. – Скрипач усмехнулся. – Да! Я догадывался, что она далеко пойдет. Она родилась звездой! Понимаете?
– Обиду не затаили?
– Что вы! Мы поддерживали очень хорошие, теплые отношения. Любили беседовать. Иногда я провожал Нику домой.
– У нее были враги?
– Враги? Странное слово… Я бы так не сказал. Многие ее недолюбливали. У нас в оркестре тромбонист есть, Егор Фаворин, – он просто терпеть не мог Нику. Впрочем, он вообще женщин не жалует. Но с Никой у него пару раз были стычки.
– По какому поводу?
Музыкант задумался.
– Точно не помню. Кажется, из-за котов…
– Простите?
– Фаворин разводит и продает персидских котят, – объяснил скрипач. – Он несколько раз предлагал Нике, но она не любила животных. Шерсть, запах… Она очень заботилась о своем голосе, а на кошачью шерсть у нее была аллергия. Ну, и они повздорили. Ника страшно возмутилась, когда Егор принес котенка к ней в гримерную.
– Как вы думаете, Фаворин мог…
– Убить Нику? Да вы что? Из-за какой-то мелкой ссоры?
– А кто, по-вашему, был способен это сделать?
Скрипач пожал плечами. Его лицо исказилось гримасой боли.
– Знаете, я до сих пор не могу поверить, что Ники больше нет… Жутко вспоминать, как она лежала тут, в театральном фойе, в гробу, усыпанном цветами, причесанная, накрашенная, как кукла. Ужас!
– Лебедева не говорила вам, что кто-то ее преследует? Может, были какие-то телефонные звонки?
– Ничего такого она не рассказывала.
– А… в карты она играла?
Скрипач уставился на Пономарева, как на умалишенного.
– В карты? При чем здесь карты? Вы имеете в виду казино? Или что?
Артем замешкался. Если бы он сам знал – что! Строчка из стихотворения – «Но предсказали Смерть изменчивые карты» – не выходила у него из головы. Вдруг это ключ к разгадке? Вполне вероятно, что он возлагает слишком много надежд на стихи. Все гораздо проще – просто подходящая рифма, красивый образ.
– Я имею в виду… могла Лебедева проиграть кому-то в карты большую сумму денег? – все же сказал он.
– Ф-фу… ну и вопросы у вас. – Музыкант потер лоб. – Проиграть в карты? Я ни разу не видел, чтобы она играла. У нас в театре это не принято. А где-то еще… Не знаю. Вряд ли! У Ники склонности к азартным играм не было.
Главный режиссер к сказанному ничего не добавил. Сокрушался по поводу «невосполнимой утраты» и «безвременной кончины» ведущей солистки театра, никого не подозревал. Веронику любил «не как женщину, а за яркий, самобытный талант». Словом, пустой разговор. Зато режиссер дал сыщику адрес тромбониста Фаворина и телефон Касимова.
Артем шагал по спящему городу, прокручивая в уме все услышанное в театре. Вероника Лебедева была солисткой оперетты, Аврора Городецкая – студенткой юрфака. Обе молодые, красивые, незамужние, подающие надежды. Больше между ними ничего общего не прослеживалось. Жили в разных концах Петербурга, наверное, никогда не встречались, не были знакомы. Впрочем, их связывало одно роковое обстоятельство – обе они были убиты…
* * *
Когда грустно, хорошо сидеть у огня, смотреть на темное окно, за которым летит белая крупа, пить хороший чай или подогретое вино…
Анне Наумовне всегда хотелось, чтобы в доме были камин, огромное мягкое кресло и покой. Она не любила шумных сборищ, обильных застолий и танцев до упаду. Ее жизнь текла, как ленивая, полная подводных течений, омутов и водоворотов глубокая река. Что там, на дне, она порой и сама не знала.
Госпоже Левитиной перевалило за сорок, и это ей нравилось. Комплексами по поводу возраста или женского одиночества она не страдала. Бабушка давно умерла, еще когда Аннушке исполнилось двадцать восемь. Они так и жили вместе – бабуля чуть ли не до последнего дня бегала в Мариинку, Аня училась. Окончила среднюю школу, потом пошла работать в отдел культуры райисполкома секретаршей. Директор Мариинского театра оказал Екатерине Абелевне, ветерану коллектива, услугу: помог пристроить внучку.
