Мэри-Джо не хватило смелости задать Далтону вопрос о Джеке, но это вовсе не мешало ей продолжать думать о нем. Даже через час после возвращения домой она все еще мечтательно улыбалась.

И сама не понимала, почему улыбается. Ее машина, купленная всего год назад, разбита. Пока страховая компания не даст ей временную замену, она будет ходить пешком. А если бы авария оказалась более серьезной Мэри-Джо могла остаться калекой, даже умереть. Дети ее стали бысиротами, и их пришлось бы воспитывать бабушке.

И все же Мэри-Джо улыбалась лишь потому, что несколько часов назад ей улыбнулся совершенно незнакомый мужчина.

— Тебе надо чаще выходить из дома, Мэри-Джо, — пробормотала она себе под нос. И громко рассмеялась. Ну вот! Теперь она уже разговаривает сама с собой. И что с ней происходит?

Что бы это ни было, Мэри-Джо не хотелось, чтобы это кончалось. Впервые за очень долгое время она почувствовала себя живой и веселой. И всему виной мужчина. Этобыло совсем уже смешно.

— Жаль, что там не было меня, — в двенадцатый раз произнес Энди.

Мэри-Джо закатала глаза.

— Постараюсь предупредить тебя заранее, когда соберусь в следующий раз попасть в аварию,

— Там был сам шеф полиции, он даже отвез тебя домой, а я ничего не видел, — сокрушался сынишка Мэри-Джо.

Мэри-Джо отказывалась поощрять его любовь к полицейским. Может быть, он перерастет свое намерение стать копом. Пожалуйста, Господи, пусть ее мальчик перерастет это! Ему только девять лет. Конечно, он еще много раз изменит свои намерения по поводу будущей профессии. И его мать сделает все для того, чтобы Энди выбрал себе спокойное, надежное занятие. Профессию, представителей которой не убивают.

— Ты уверена, что там не было крови? Ну хотя бы чуточку? — не унимался мальчишка.

Хитер наморщила носик и важно произнесла:

— Потрясно!

Мэри-Джо вздохнула.

«Потрясно» было последнее любимое слово ее шестилетней дочурки.

— Мы теперь бедные? — спросила Хитер.

— Да, мама, мы ведь теперь бедные, раз у нас нет машины? — подхватил Энди.

— Вовсе мы не бедные. Хотя и не богатые. И у нас есть машина, вернее, будет, когда страховая компания предоставит нам новую.

— Может, на этот раз она будет красная? — спросил Энди.

Улыбнувшись, Мэри-Джо взъерошила ему волосы.

— Нет.

За ужином Мэри-Джо удовлетворяла любопытство ребятишек, во всех подробностях описывая аварию.

— Оголенный провод на крыше! Здорово! — восклицал Энди.

— Вовсе не здорово, — спорила малышка Хитер. — Тебе было страшно, мама?

— Конечно. Но один хороший человек все время стоял рядом с машиной и следил, чтобы я не унывала. — «А также делал мне весьма откровенные предложения».

— Он был копом? — поинтересовался Энди.

— Нет. Просто обыкновенный человек.

Мэри-Джо все время повторяла себе, что это просто смешно — так возбудиться при виде незнакомого мужчины, но поздно вечером, когда, уложив детей, она отправилась рисовать, на холсте ее вдруг появился яркий желтый мазок.

Пораженная, Мэри-Джо отступила, внимательно разглядывая холст. И откуда вдруг выскочил этот желтый цвет?

Мэри-Джо начала рисовать по совету психолога через пару месяцев после смерти Эла. После его похорон она словно вся заледенела изнутри. Если бы не Энди и Хитер, она не уверена, что смогла бы пережить смерть единственного мужчины, которого любила, но дети, родившиеся от этой любви, нуждались в ней, и она должна была быть с ними.

Но жить так, как она научилась, не означало жить полной жизнью. Внутренне Мэри-Джо изменилась. Потеряв Эла, она потеряла свое искусство.

Эл так гордился ее творчеством, наградами, которые она получала. Ничто не могло быть лучше работы с золотом, серебром и драгоценными камнями, ей так нравилось изобретать новые украшения.

Когда она сделала для Эла медальон с камнями, соответствовавшими месяцам рождения всех членов семьи, он хвастался этим несколько месяцев. Он был словно молодой отец с фотографией своего первенца. Всякий, кто приходил к нему, был просто обязан осмотреть медальон.

Мэри-Джо вдруг поймала себя на том, что впервые после смерти Эла воспоминания о нем вызывают у нее улыбку. Она правильно сделала, что переехала из Оклахома-Сити, где все напоминало о погибшем муже. Правильно сделала, что вернулась в Техас, в Ту-Оукс, где родилась и выросла. Так было лучше для нее, для Энди с Хитер и для ее матери. Приятно было улыбаться, думая об Эле.

Психолог посоветовал ей выражать свое состояние с помощью цветов. Теоретически, если она будет передавать холсту все стадии своего горя, постепенно к ней вернется искусство работы с драгоценностями.

До сих пор в ее картинах преобладали черные и серые тона, иногда проскальзывал алый, означавший боль. Однажды сильный красный мазок помог ей выразить гнев на Эла, который заслонил грудью от пули своего напарника.

Ей вовсе не хотелось, чтобы вместо Эла умер Зейн Хьюстон. Видит Бог, Зейн и сам предпочел бы умереть, чем хоронить лучшего друга. Они с Элом несколько лет были напарниками и стали друг другу ближе, чем братья. Но Элу надо было надеть пуленепробиваемый жилет. И тогда он остался бы жив.

Темно-красный, цвет крови, — означал гнев, алый — боль, черный и серый — пустоту, царившую внутри Мэри-Джо.

А теперь вот появился желтый. Что же он означал? Ее проснувшийся интерес к жизни?

— Давай же, девочка, называйвещи своими именами — твой проснувшийся интерес к мужчине.

Хорошо. Мэри-Джо может признаться в этом. По крайней мере себе самой. Она заинтересовалась незнакомцем по имени Джек. Он даже нравится ей.

На следующий день на работе Мэри-Джо поймала себя на том, чтовсе еще думает о Джеке. Это встревожило ее не на шутку. Она даже не могла сосредоточиться.

— Извини, Боб, — сказала она своему шефу, во второй раз перепутав все цифры в инвентарной описи.

— Не беспокойся об этом, — дружелюбно улыбнулся Мэри-Джо Боб Йейтс, владелец единственного в Ту-Оуксе ювелирного магазина. Седеющая шевелюра придавала Бобу солидности. У него была фигура полнеющего атлета, жена, державшая его под каблуком, и кузен Гарри — шериф округа.

Мэри-Джо слышала сплетни о том, что в молодости Боб доставил своей семье много бед и огорчений, но, глядя на него сейчас, трудно было поверить, что Иейтсу хватило бы энергии и смелости устраивать неприятности.

Боб ласково похлопал Мэри-Джо по плечу.

— Не удивительно, — сказал он, — что после вчерашней аварии ты не в состоянии сосредоточиться.

— Это не извиняет меня.

Мэри-Джо начинала злиться. Ведь дело было вовсе не в разбитой машине. Она просто должна перестать наконец думать о мужчине со спокойными голубыми глазами, вспоминать его улыбку, представлять себе… вещи, которые совершенно незачем представлять.

— Когда ты вернешься из Далласа, все будет готово для аудиторской проверки, — пообещала Мэри-Джо.

Боб нахмурился.

— У тебя будет куча времени — в такой мороз люди сидят по домам. Сомневаюсь, что в эти дни к нам повалят покупатели.

В маленькой комнатке позади магазина, служившей Бобу кабинетом, не было окон, но Мэри-Джо не надо было выглядывать наружу, чтобы убедиться, что все вокруг по-прежнему сковано льдом.

— К сожалению, ты прав, — сказала она Бобу.

Вздохнув, Боб в последний раз проверил содержимое своего портфеля.

— Ничего страшного. Как только немного потеплеет, дела пойдут в гору.

Мэри-Джо искренне надеялась на это. Бобу не из чего будет выплачивать ей жалованье, если в ближайшее время они не начнут продавать больше.

— Не хмурься, — велел ей Боб. — Я ведь уже говорил тебе — пик активности покупателей наступает весной. Обручальные кольца, подарки к школьному выпуску. А до этого будет День святого Валентина. Кстати, это напомнило мне… В любой момент могут доставить партию «Ролексов». Если привезут в мое отсутствие, просто положи часы в сейф. Хотя от него и нет никакого толку, — добавил он.