— Пожалуй, — мягко ответил Грей, чей темный силуэт практически сливался с тенью, и только мерцающий блеск черных глаз выдавал его. Это очень сбивало с толку. — Я хочу ее. И у меня есть причины полагать, что она хочет меня. Я возьму ее. С удовольствием.
И, само собой, все в комнате уставились на Луизу: выражение лиц отразило все чувства от шока до жестокого удовлетворения, которое, разумеется, исходило от Молли.
— Какие причины? — прорычал Блейксли, глядя на нее, а не на Грея.
Да, определенно! Этот вечер обещает стать самым оскорбительным из всех, что ей приходилось переживать.
— Но ведь я тоже джентльмен, — только и сказал Грей, его рот даже не шевельнулся, чтобы обозначить улыбкой шутку.
Дикарь, в самом деле, безосновательно напавший на ее репутацию.
— Дорогая, — сказала София Луизе достаточно громко, хоть и делала вид, что шепчет, — вы определенно женщина редких качеств. Мне даже стыдно признать, но я и не думала, что у вас такие… масштабы.
Если это был не решающий удар, то близко к тому.
— Вы целовали его тоже? — осведомилась София, жизнерадостно улыбаясь — самое жестокое, что она могла сделать.
— Конечно, нет! — резко ответила Луиза, ища глазами союзников.
Но их не было.
— Она целовала вас? — спросила Молли Грея.
Мистер Грей только улыбнулся и продолжал молчать.
Это было уже чересчур. Даже Амелия и тетя Мэри молчали, ведь Амелия не могла раздражать свою будущую свекровь, ставя себя в один ряд с Луизой. И как могла тетя Мэри защищать свою подопечную, если сама спала пьяным сном в уголке козетки?
— Если она еще ранее была обесчещена, я не понимаю, почему Блейкс должен быть крайним? — спросил Джордж Блейксли, с подозрительной заносчивостью глядя на Луизу и щуря свои миндалевидные глаза.
Ей всегда нравился Джордж Блейксли, но на безопасном расстоянии. Он был третьим сыном Хайдов, таким же белокурым, как и все, высокомерным, какими имели обыкновение быть сыновья герцогов, но достаточно милым.
С этой минуты он не казался ей милым.
— Ну, так и есть, — сказала София задумчиво, будто обсуждались заслуги некого оперного сопрано.
— Разве ей здесь место? — вспылила Луиза, указывая на Софию.
— Я хочу, чтобы она была здесь, — сказала Молли. — Полагаю, данная ситуация... в конце концов, потребует свидетелей, не являющихся членами семьи.
Значит ли это, что она намекает на возможность судебных разбирательств?
— Я защищаю ваши интересы, леди Луиза, — учтиво заметила София. — Вы должны учитывать это, даже если имеете что-то против меня.
Подобное заявление совсем нелогично. Хотя ничто не поддавалось логике с тех пор, как она постучалась в дверь Софии сегодня утром. Что за ужасный порыв, рожденный отчаянным желанием добиться Даттона раз и навсегда, решение, принятое так давно и так удивлявшее теперь? Конечно, поведение Даттона в этой комнате ничем не располагало Луизу к нему. Разумеется, подобный порыв мог бы возникнуть еще тогда, два года назад, когда ее охватила внезапная всепоглощающая страсть. Но ведь целуя Блейкса всего несколько минут назад, она так же поддалась слепому побуждению. И посмотрите, к чему это привело.
Да, пожалуй, она слишком импульсивна, чем постоянно вредит себе.
Но изменись она сейчас — делу это не поможет.
— Я хочу ее, — повторил мистер Грей абсолютно ни к чему. Это звучало так, будто она была бифштексом, и, судя по взглядам семьи Хайд, сходство было налицо. — Я не понимаю, почему она должна выходить за лорда Генри из-за простого поцелуя.
— Это было больше, чем простой поцелуй, — сказал Блейксли неизвестно для чего, не принимая во внимание, что репутация Луизы могла пострадать.
— Но если вы не...
— Напротив! Все было! — отрезал Блейксли. — И при том взаимно, даю слово!
— Похоже, придется поверить, — сказал Грей с некоторым оттенком юмора в голосе.
В самом деле, эти американцы такие странные, и их представления о приличиях тоже озадачивают. Видимо, многое в Софии можно объяснить ее американскими, то есть индейскими корнями.
— У нас здесь есть правила, — сказал Блейксли, — правила поведения. Мы целовались, и мы должны пожениться, чтобы не подорвать репутацию дамы.
— Думаю, она может выйти замуж за любого, чтобы сберечь свою репутацию. Рад буду жениться, — сказал мистер Грей. — И меня не придется заставлять, — добавил он, бросив на Блейкса многозначительный взгляд.
Бифштекс.
Блейксли готов был вцепиться в мистера Грея, что очень мило и по-рыцарски с его стороны. В самом деле, Блейксли всегда был более внимателен к ней, чем любой из мужчин, каких она когда-либо знала.
Конечно, это мало о чем говорило.
— Правда, Блейкс, — сказал Роберт Блейксли, — ты должен учесть предложение мистера Грея. Это прекрасный вариант. Более чем.
Роберт Блейксли, второй сын Хайдов, больше известный как Крэнли, всегда немного волновал Луизу. Светло-русый, с глазами льдисто-голубого оттенка — казалось, он так же легко плюнет королю в лицо, как и поклонится. У него был такой же задиристый вид, как и у его матери, — совершенно американский вид, как она теперь понимала, что совершенно не привлекало. Возможно, это было связано со все более близким знакомством с Молли и не имело непосредственного отношения к Крэнли. Она, ясное дело, не была склонна разбираться в этой проблеме. Создавалось впечатление, что братья Блейксли и без того готовы покончить с ней.
— Нет, — сказал Блейкс, пристально посмотрев на Луизу, как будто в ней кроется причина беспорядка.
Что на самом деле так и есть. Но к разговору это отношения не имеет.
— До чего же неожиданный и странный поворот, — довольно игриво сказала София. — Возможно, это стоит обсудить. Так ужасно видеть, когда кого-то насильно выдают замуж. Поэтому я вынуждена согласиться с Джорджем. Он абсолютно прав — женщина должна выбирать. Это, как ни странно, совершенно нормально в Америке — и особенно среди ирокезов. Что, собственно, Джордж и принял во внимание в данный момент. И кто же может винить его за это? Леди Луиза — достаточно видная женщина, и любому мужчине доставило бы удовольствие... простите за такое выражение... доставило бы удовольствие получить ее. Так ведь, Джордж?
— Да, — ответил Джордж без тени смущения.
Очень своеобразно.
И все же необычайно привлекательно.
Возможно, есть что-то особенное в культуре этих американских индейцев, такое, что заслуживает более пристального внимания.
— Но если уж говорить об этом, и если это были только один-два поцелуя, и если лорд Генри и леди Луиза точно не имели никаких связей до сегодняшнего вечера, может быть, будет разумно обратить внимание на... другие варианты? То есть на других мужчин, — сказала София самым рассудительным тоном.
Хотя что это за рассудительность? Обсуждать другие варианты? Прямо сейчас? Это вовсе не уместно.
С другой стороны, целоваться с Блейксли и быть пойманной вместе с ним в гардеробной, тоже совсем не уместно.
Но разве сейчас имеет значение, что твердыня рассудительности пала?
Луиза посмотрела на Софию более пристально, чем делала это до сих пор, с несколько раздражающим любопытством. И была удивлена, встретив в ответ подбадривающий взгляд Софии.
Вопреки обычаю Луиза предпочла попридержать язык.
— Как я сказал, — настаивал Блейкс, — это было больше, чем один-два поцелуя, и я не остался безразличен.
— Но вы не были зачинателем, — нежно сказала София. — Конечно, вы заслуживаете некоторого снисхождения, лорд Генри. Это ведь не ваша вина, не так ли? Разве вы должны расплачиваться? Это было бы нечестно в любом случае.
— Послушайся ее, Блейкс, — сказал Джошуа Блейксли, который был младше на год или два. — Это отчасти так. И не забывай, что ты наполовину американец. Это могло бы быть нашим преимуществом при правильном использовании.
— Джошуа, — резко сказал герцог Хайд, — попридержи язык! Это не к месту.
Однако следует заметить, он не предложил Софии держать свои мысли при себе. О, напротив, поудобнее устроившись на стуле, скрестив ладно обтянутые бриджами ноги, он не без удовольствия произнес: