— Свозишь? — еще раз спросила Юля.

— Конечно, свожу, — откликнулся он.

Перед парнем все завертелось. Неужели, они видятся последний раз? Это было так печально, просто душераздирающе печально.

— Ты утомилась от переживаний, попробуй поспать, — предложил Виктор. — Завтра у тебя трудный день.

Юля согласно кинула.

— Давай, милая, чисть зубки и бай — бай, — сказал парень, жестом показывая ей сначала на дверь в ванную, а потом на кровать.

Юля безмолвно прижалась к нему, уткнувшись носом в его рубашку, и несколько раз всхлипнула. После этого, так же ничего не говоря (а стоило ли что-либо говорить?), она направилась в ванную. Вскоре оттуда донесся веселый звук льющейся в раковину воды, только весело от этого почему-то не становилось.

Пользуясь свободной минутой, Виктор разобрал постель. Теперь Юлю ждала кровать, а его, в очередной раз (в какой именно, он уже не помнил), — кухня и сигареты.

— Спокойной ночи, — печально сказала ему Юля, закончившая вечерний туалет.

Она бросила особенный взгляд на пепельницу, понимая, очевидно, что сегодня Виктор ляжет поздно.

— Спокойной ночи, — ответил парень и улыбнулся ей.

Девушка исчезла в дверном проеме комнаты. В комнате погас свет, зашуршали простыни, и все стихло.

Бессменное радио на холодильнике опять вещало какую-то вечернюю программу. Ведущих программы оказалось двое: парень и девушка. Они потешались над всякими вещами, которые произошли в мире за последние месяцы.

Сначала шутки касались музыки и музыкантов. Понятное дело, ведь радиостанция была музыкальной, а потом девушка — ведущая переключилась вдруг на чувства, навеянные прозвучавшей песней Селин Дион, — той самой, которая являлась Саунд-треком к фильму «Титаник» с Леонардо ДиКаприо. Все это свелось к обсуждению еще одной, очевидно, — третьей, трансляции по телевидению указанного фильма. Девушка говорила о своем рыдании во время просмотра этого фильма, и из всей картины выделяла сцену, когда Роза и ДиКаприо стоят на носу корабля, Роза раскинула руки, и они будто летят навстречу великолепному закату. А парень — ведущий отметил, что ему нравится другая сцена, в которой — бабушка встает на перила и драгоценный камень выбрасывает в воды океана: «фють» и «бульк»!

Виктор в это время подумал, что ему не нравится ни первая из упомянутых сцен, ни вторая, а сейчас ему больше интересен эпизод, где Титаник начинает погружаться, в результате чего его корма приподнимается, обнажая гребные винты; с кормы летит человек и ударяется о гребной винт: «дынь»!

Ведущий и ведущая начали в один голос рекламировать спонсора их радиостанции, и Виктор выключил радио. Не прошло и минуты, как он погрузился в свои думы.

За последние два года ему встретились две прекрасные девушки.

Ира. Что ей было нужно? Практически все: квартира, многокомнатная, небось в элитном доме, полный «фарш» в этой квартире, чтобы она могла хвастаться перед своими Наташками, как она благоустроена. Затем, наверное, ее потянуло бы получить водительские права, а после их получения — купить машину. Путешествовать, в том числе и за границу. Кучи тряпок, кучи побрякушек. Деньги, кучи денег.

Юля, бедняжка, скручена, теперь, обстоятельствами по рукам и ногам. Чем бы он мог помочь ей и себе? Опять, деньгами, КУЧАМИ ДЕНЕГ!

Деньги, деньги, правят миром! Значит, надо работать, пахать! Но, хоть он подохни в своей «Газели», ему никогда не заработать столько много.

Правильно, наверное, его мать сравнивала женитьбу с хомутом.

«Успеешь еще хомут себе на шею повесить», — говорила она ему в свое время.

Однако Виктор еще не женился, и пока сравнивал девушек не с хомутом (в который нужно впрягаться и тянуть за него воз обязанностей), а со штангой (которую нужно для начала хотя бы поднять). Пробуем поднять штангу — Иру. Мышцы напряжены, рывок и…, ее ведет в сторону, она падает на помост (на гребной винт): «дынь»! Вот неудача! Теперь пробуем поднять штангу — Юлю. Рывок! Какая-то сволочь не закрепила блины на шкиве, один, справа, сваливается, слева — перевес, и он, не в силах выровнять крен, бросает ее на помост: бросает ее!

«ДЫНЬ»!!!

Вдруг Виктору пришла в голову идея, которой у него еще не было. А зачем он вообще стремился жениться или жить с кем-то? Чего ему не хватает? Не лучше ли остаться в одиночестве? Почему на него обрушилось столько чужих проблем? Словно, у него все идеально! Ему тоже хочется жить. Он вспомнил аварию в снегопад. А вдруг, с ним что случится? Кто, поможет ему? Только он сам? Своими собственными деньгами? Да! Но откуда он их возьмет, если станет раздавать другим? И, даже, если у него все будет в порядке, как же его собственные устремления? Он, что, например, до конца жизни должен ездить на своей старой девятке? Ему бы хотелось купить новую машину.

Виктор почувствовал черноту своих мыслей. От этого парню стало стыдно.

Утро выдалось пасмурным, дождливым, короче — скверным.

Виктор ехал медленно, стараясь объезжать особенно глубокие и широкие лужи. По обеим сторонам дороги снег почернел и скукожился. Стояла противная «нулевая» погода, Виктор всегда обзывал такую погоду — сопливой.

Рядышком дремала Юля. Еще бы не дремать! Спала она сегодня плохо, ворочалась, вскрикивала во сне.

За городом дорога стала еще хуже, чем на городских улицах. Зимние осадки и начавшиеся оползни совсем разрушили асфальтовое покрытие. Машина то бешено стучала амортизаторами, проезжая очередной участок, словно по стиральной доске, то гулко ухала колесами в скрытые мутной водой ямы.

Виктор пытался не спешить, но время поджимало. Им надо было доехать до Конино, побывать у бабки — колдуньи, вернуться назад и не опоздать до отправления двенадцатичасового поезда.

Вскоре дождь прекратился и уступил место туману, такому густому, что Виктор едва смог рассмотреть указатель: Конино 0,3 км., вправо. Он свернул по стрелке и, разбудив Юлю, спросил:

— Куда именно тебе надо?

— Улица Трудовая, 14, — зевнула она.

Виктор посмотрел по сторонам, на проплывающие мимо дома. Два сохранили таблички.

— Похоже, тут все село одна-единственная улица Трудовая, — подытожил Виктор увиденное. — Дом, который мы ищем, справа, только нумерация начинается не от сюда, а с того конца села, придется ехать дальше.

— Двадцать шесть, двадцать четыре, восемнадцать…, — считала девушка. — Двенадцать. Стой! Проехали!

Виктор затормозил, включил заднюю передачу и стал осторожно сдавать назад.

— Вот этот дом, — сказала Юля, показывая пальчиком в окно.

Дом был обычный. Никакого напоминания избушки на курьих ножках. Добротные бревна, крыша, покрытая железом, много синей краски, забор из свежего штакетника, резные наличники на окнах.

— Пойдешь со мной? — Юля взглянула на Виктора.

— Извини, я там, наверное, буду лишним, — ответил Виктор. — Если только тебе страшно, тогда я пойду…

— Да…, нет, — Юля вздохнула и вышла из машины.

Она осторожно перебралась через дренажную канаву, отделявшую огород от проезжей части, по узенькому мостику и, прижимая к груди литровую банку, наполненную водой, открыла калитку забора.

Виктор вышел на улицу покурить.

Юля взошла на крыльцо дома и постучала в дверь. Подождав минуту, она постучала опять, настойчивее. От последнего стука дверь сама распахнулась внутрь. Сидящий в сенях черный кот, увидев девушку, оскалился, выгнул спину и зашипел.

— Иди отсюда, — цыкнула на него Юля.

Кот попятился, но не ушел.

Юля шагнула ко второй двери, ведущей в горницу.

Кот отбежал в сторону и продолжал шипеть и скалиться.

— Есть кто-нибудь? — Юля приоткрыла дверь, отделяющую жилое помещение от холодных сеней.

Горница была убрана и ухожена. На полу лежали свежие половики, а печка — лежанка сияла белизной недавней побелки. В левом верхнем углу комнаты стояла наполовину зашторенная икона, возле нее мирно горела лампада.

В воздухе витал аромат церковных свечей, трав и смолы. Запах смолы, очевидно, принадлежал поленьям сосновых дров, аккуратно сложенных перед топящейся печкой.