Виктор слышал, как просвистел над ним джипеныш «Киа», а так же уловил слабое, но звонкое: «дзынь!». Сразу после этого звука он взглянул в левое боковое зеркало. «Спортидж» упал на следующие за ним «Жигули» пятой модели, сминая легковушку, сплющивая ее, мешая корейский металл с российским, кровь и кости водителей с кровью и костями пассажиров. Ехавшие за «Жигулями» машины, тормозя скорее не колесами, а друг о друга, образовали затор. Уже совсем не четко, из-за образующейся дистанции, и падавшего снега, Виктор смог разглядеть людей, высыпавших из заблокированных в заторе машин. Те активно разговаривали по мобильным телефонам, очевидно, связываясь с ГАИ и службой спасения.

Доставив груз и загнав машину на стоянку, Виктор пару раз обошел тент, выискивая, что же издало тот «дзынь», который он слышал. Ничего не найдя, — ни дыры в брезенте, ни царапины на бортах, он уже собирался отправиться домой, но решил немного отойти назад и посмотреть на свой грузовичок метров с пяти — шести. И вот тут, на расстоянии, он обнаружил то, от чего внутри у него все похолодело. Оказывается, пролетающий над его машиной «Спортидж» срезал часть антенны, возвышающейся над кабиной.

«Да, радио теперь не послушаешь», — нервно усмехнулся про себя Виктор, взволнованно теребя готовую вот-вот оторваться пуговицу своей куртки, застегивающую ворот.

Джипеныш «Киа» пролетел в каком-то полуметре над «Газелью». А если бы он тогда не поддал газу? Все! Ему бы хана! И этим трудом, связанным с таким риском, он зарабатывает свои деньги? И какие-то Ирки-дырки не ценят, когда он им, можно сказать, по доброте душевной, отстегивает хоть какую-то их часть?!

«Я тебе расписок не давала».

Виктора затрясло, словно он обернул пояс лентой вибромассажера. Причин тряски было много: осознание пережитого сегодня, неимоверная радость от того, что он еще ходит по земле, а не валяется там, на дороге, в куче железа, разорванный на куски, злоба к Ире, — к ее наглому, безответственному поведению.

По пути к себе Виктор зашел в ближайший супермаркет и купил там восемь бутылок портвейна (с запасом, — на несколько дней, вперед). Вечером он напился в дупель, до беспамятства.

Когда он проснулся утром, то обошел квартиру. В кухне, на полу, валялась разбитая тарелка, с которой, опять же на пол, вывалились остатки вечерней трапезы (трапезы — говорим, закуски — в уме). Память подводила, — Виктор даже не помнил, что разбил посудину. Превозмогая острую боль в голове, он взял веник, совок, тряпку и убрал все это безобразие.

Уже давно, с момента поступления в университет, парень начал страдать небольшой дальнозоркостью, и частенько надевал очки, особенно когда нужно было иметь дело с книгами или смотреть телевизор. Сейчас они понадобились ему снова, — вставить нитку в иголку, дабы пришить отрывающуюся от куртки пуговицу. Вчера он, видимо, опять их надевал, и забыл, где оставил. Требовались поиски. Усердие победило; очки лежали между страницами свежего номера его любимого журнала «За рулем». Может, вечером ему вздумалось почитать? Хотя, в таком состоянии, он вряд ли мог читать, скорее, рассматривал картинки. Наверное, мечтал, как он, сидя за рулем новенького «Лексуса» с открытым верхом и красивой девушкой рядом (конечно же, — с Юлей), мчится по автобану, проложенному возле морского побережья. Вдалеке видны пляжи, пальмы, роскошные отели, с заманчиво играющей музыкой и уютными номерами на двоих. Они с Юлей иногда смотрят друг на друга и смеются, радостные, что скоро прибудут на один из этих пляжей, в один из этих великолепных отелей…

По следам от потеков, оставшимся на стеклах очков, Виктор понял, что вчера плакал…

Он сжал зубы, аж челюсть хрустнула.

Отработалось ему в этот день не легко, но и не так тяжело, как накануне, к тому же снег утих, это радовало.

Виктор старался не обращать внимания на разыгравшиеся нервы, но стресс от пережитого был очень силен. Некое подобие психического спокойствия парень почувствовал только через неделю. За эту неделю ему два раза звонила Юля. Как только она услышала его голос, то сразу спросила, все ли у него хорошо. Виктору не хотелось показывать девушке свое подавленное состояние, поэтому он просто сказал, что слегка простудился. Та, вроде, поверила, но предложила помощь, — принести лекарств, да и вообще — поспособствовать его выздоровлению (полечить парня, организуя ему разные процедуры). Виктор отнекнулся, — дескать, все и так в порядке. Девушка с неохотой приняла его позицию, сказав при этом, что поступает так, лишь из-за завала работы, произошедшего в ее булочной, поскольку городской хлебокомбинат делает профилактику оборудования и сократил выпуск хлеба вдвое (следовательно, данной продукции в городе не хватает, и изделия пекарни, где ей приходится работать, идут нарасхват). Так не будет продолжаться долго, — завод вскоре снова наберет обороты, однако на сей момент, она приходит домой только спать, все остальное время проводя в трудах.

Спокойствие воцарялось постепенно, будто заживала свежая рана. Но она действительно заживала. И когда Юля, беспокоясь о нем, позвонила снова, и изъявила желание зайти к нему, он сразу же согласился, добавив, что очень соскучился по ней (и это было сущей правдой, более того, он не просто соскучился, ему нестерпимо хотелось ее присутствия, ласки и нежности).

Юля пришла, — свежая, лучезарная. Она пронесла в кухню сумку с продуктами, и, оставив их на разборку Виктору, сразу принялась за хлопоты, о которых упоминала при их расставании.

Слушая, как парень гремит банками и хлопает холодильником, девушка вытерла пыль со шкафов.

Виктор попытался заглянуть, — что она там делает, но его не пустил пылесос, перегородив дорогу своим шнуром электропитания.

— Пока сюда нельзя, — сказала ему Юля, пылесося палас.

В завершении рюмки, бокалы, чашки, а так же прочая дребедень, беспорядочно наставленные в серванте, нашли, благодаря ее рукам, свое место.

Окинув взглядом, результаты произведенной деятельности, девушка удовлетворенно кивнула и, вернувшись на кухню, села на табурет, ожидая своей кружки чая.

Виктор выставил на стол вазочку с печеньем и налил чай.

— Так, так, чего это у нас там? — спросила его Юля, заглядывая под мойку, когда парень, открыв дверки ее основания, выбрасывал, пустую чайную упаковку в расположенное посреди этого технического хранилища мусорное ведро.

— Что? — не понял он.

— Вот, — Юля указала на бутылки из-под портвейна, громоздящиеся возле мусорного контейнера.

— Ах, это! — Виктор слегка покраснел и продемонстрировал смущенный вид. — Ну, это я решил устроить своего рода мальчишник. Ведь, если мы скрепим наши отношения союзом наших сердец, кое от каких радостей жизни мне придется отказаться. И я решил вкусить их напоследок.

— Ох-ох-ох, — передразнила его Юля. — Понятно, теперь, какая у тебя тут была легкая простуда… Что голос звучал, словно из могилы.

Виктор еще раз смутился. Его потянуло объяснить все Юле (поплакаться, одернул он себя), но не стал, посчитав правильным оставить все именно так, в шутливой форме. Не зачем ей было знать о произошедшем.

— Ты, пожалуйста, не считай меня алкоголиком. У меня разносторонние интересы, — Виктор направился в комнату, многозначительно подняв вверх указательный палец. — Я даже кое-что новое приобрел…

Юля заинтересованно проводила его взглядом и поспешила за ним.

Парень был рад, что действительно купил несколько дней назад в магазине одну вещь и сейчас мог отвлечься от своих дум об авариях, разбитых легковушках, грузовиках. Эта вещь представляла собой видеокассету с фильмом ужасов. Раньше Виктор не очень-то приветствовал ужастики, но, после знакомства с Юлей, в поддержку ее увлечений, стал посматривать такие ленты, беря их в видеопрокате. Сначала он их смотрел вполглаза, потом одним глазом, и постепенно, привык. К тому же этот жанр очень хорошо помогал в кризисные моменты жизни. Когда у тебя было плохо на душе (к примеру, на работе наорали, в магазине обхамили), стоило поглядеть нечто подобное, и возникало ощущение, будто с плеч падала тяжелая ноша: в сравнении с затруднениями, страхом, лишениями героев фильма, собственные проблемы начинали казаться ничтожными и не заслуживающими внимания.