– Конечно. Нет проблем.

– Спасибо.

– Джеймсон? Джеймсон Рук?! – Рук и Хит, оглянувшись, увидели за желтой лентой какую-то молодую женщину – она подпрыгивала на месте и размахивала руками, чтобы привлечь к себе внимание. – О боже, это же он, это Джеймсон Рук!

Рук улыбнулся и помахал ей, однако это еще сильнее раззадорило поклонницу, и она нырнула под полицейское ограждение.

– Эй, стойте, назад! – Детектив Хит сделала знак двум копам, но девушка в топике с открытой спиной и коротеньких шортах уже проникла за ограждение и направлялась к Руку. – Это место преступления, вам придется уйти.

– Но можно мне хотя бы взять автограф?

Хит взвесила все «за» и «против». В последний раз, когда она пыталась избавиться от фанатки, ей пришлось потратить десять минут на спор и еще час на составление письменного ответа на официальную жалобу женщины. Фанатки журналистов – это самое ужасное, что есть в мире. Хит кивнула полицейским, и те остановились неподалеку.

– Вчера утром я видела вас в «The View»[5]. О боже, в жизни вы еще лучше – такой красавчик! – Она рылась в соломенной пляжной сумке, не отрывая взгляда от Рука. – После шоу я побежала и купила журнал, чтобы прочитать вашу статью, видите? – Она вытащила свежий номер «First Press». На обложке красовались Рук и Боно[6] в лагере гуманитарной помощи в Африке. – Вот! У меня есть маркер.

– Отлично. – Рук взял маркер и протянул руку к журналу.

– Нет, распишитесь здесь! – Она шагнула ближе к нему и сдвинула в сторону ткань на груди.

Рук усмехнулся:

– Думаю, мне понадобится больше чернил.

Женщина заливисто расхохоталась и схватила Никки Хит за руку.

– Видите? Вот поэтому он мой любимый писатель.

Но Хит смотрела на ступени парадного входа в «Гилфорд», где детектив Каньеро с сочувственным видом хлопал швейцара по спине. Каньеро вышел из тени навеса, нагнулся, пролез под желтой лентой и направился к своему боссу.

– Швейцар говорит, что погибший жил в этом здании. На шестом этаже.

Никки услышала у себя за спиной хмыканье Рука, но не обернулась. Может, он злорадствовал, а может, подписывался на бюсте фанатки. У нее не было желания наблюдать ни то, ни другое.

Час спустя детектив Хит, само сочувствие и терпение, сидела в антикварном кресле с гобеленовой обивкой в квартире погибшего, погруженной в мрачную тишину. Перед ней расположились его жена и семилетний сын. На коленях у детектива лежал синий блокнот на спирали, из тех, какими пользуются журналисты. Безупречная осанка балерины и небрежность, с которой ее рука покоилась на резном деревянном подлокотнике, придавали ей вид царственной особы. Хит поймала взгляд Рука, пялившегося на нее с другого конца комнаты, и репортер поспешно отвернулся, принявшись изучать висевшую перед ним картину Джексона Поллока[7]. Брызги краски на холсте заставили Никки вспомнить фартук мальчишки из кафе, и она невольно принялась прокручивать в своем мозгу полицейского воображаемое видео: обломки стола и посуды, белые лица потрясенных официантов, фургон коронера, увозящий в морг тело строительного магната Мэтью Старра.

Хит подумала: а может быть, Старр сам прыгнул с балкона? Состояние нынешней экономики привело к гибели десятков людей. Каждый день, когда гостиничная горничная поворачивала ключ в замочной скважине, она рисковала обнаружить за дверью труп очередного бизнесмена-самоубийцы. Неужели непомерное самомнение не является защитой от самоубийства? Насколько Хит представляла себе нью-йоркских застройщиков, Мэтью Старр вряд ли мог бы написать книгу о мании величия, но дипломную работу – вполне. Вечная гонка и борьба за право вывесить свое имя на стене очередного здания была жестокой, и Старру надо было отдать должное хотя бы за то, что он еще не выбыл из игры.

И судя по виду его жилища, он вполне благополучно пережидал бурю. Они сидели в шикарных двухэтажных апартаментах в старинном здании поблизости от Сентрал-Парк-Уэст. Все без исключения предметы мебели представляли собой антиквариат или творения дизайнеров; гостиной служил огромный салон высотой в два этажа, и стены были сплошь увешаны коллекционными произведениями искусства. Хит могла бы побиться об заклад, что на пороге этой квартиры не оставляли меню пиццерий или брошюр с рекламами дверных замков.

Внимание Никки Хит привлек приглушенный смех, донесшийся с балкона, где трудились детективы Таррелл и Каньеро – пара, любовно называемая в участке Тараканами. Кимберли Старр, обнимавшая сына, казалось, ничего не замечала. Хит извинилась, поднялась и направилась через комнату к балкону, переходя из тени в озерки света, падавшего из верхних окон. Она протиснулась мимо эксперта, снимавшего отпечатки с французских дверей, вышла на балкон и перевернула новую страницу в своем блокноте.

– Сделайте вид, что мы обсуждаем наши заметки.

Таррелл и Каньеро смущенно переглянулись и приблизились к ней.

– Я слышала ваш смех с другого конца комнаты.

– О боже… – пробормотал Каньеро. Он поморщился, и капелька пота с его носа упала на блокнот Хит.

– Слушайте меня. Я понимаю, что для вас это просто очередное преступление, но для его семьи это единственное, которое они видели в своей жизни. Вы меня слышали? Отлично. – Она повернулась к двери и добавила: – И еще. Когда уйдем отсюда, вы мне расскажете, что это была за шутка. Я тоже хочу посмеяться.

Когда Хит вернулась в салон, няня уводила сына Кимберли.

– Выведите Мэтти погулять ненадолго, Агда. Но не через парадный вход. Вы поняли? Не через парадный. – Вдова вытащила очередной бумажный платочек и промокнула нос.

Агда остановилась в дверях.

– В парке сегодня слишком жарко.

Молодая няня из Скандинавии была довольно симпатичная; они с Кимберли могли бы учиться в одном колледже. Это сравнение навело Хит на мысль о разнице в возрасте между Кимберли Старр, которой она дала бы примерно двадцать восемь, и ее покойным мужем шестидесяти пяти лет. Ну что ж, мальчики и девочки, перед вами статусная жена.

Мэтти захотел пойти в кино. Вышел новый мультик, и, несмотря на то, что мальчик уже был на премьере, ему хотелось посмотреть его еще раз. Никки тоже решила на выходных сводить племянницу в кино. Малышка обожала мультики. Почти так же, как сама Никки. Поход с племянницей был для нее превосходным предлогом провести два часа в мире детства. Мэтти Старр неуверенно помахал матери; он чувствовал, что произошло что-то нехорошее, но пока ему не сообщили новость.

– Позвольте мне еще раз выразить вам свои соболезнования, миссис Старр.

– Благодарю вас, детектив. – Казалось, будто голос женщины доносится откуда-то издалека. Она выпрямилась, расправила на коленях летнее платье и застыла в напряженной позе, рассеянно вертя в руках бумажный платочек.

– Разумеется, сейчас неподходящий момент, однако мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Я понимаю. – Снова этот тон, отстраненный, размеренный и… Какой же еще? Хит задумалась. Ах да, аристократический.

Она сняла колпачок с ручки.

– Вы или ваш сын были здесь, когда это произошло?

– Слава богу, нет. Нас не было дома.

Детектив сделала заметку и сложила руки на коленях. Кимберли подождала какое-то время, теребя массивное дизайнерское ожерелье из черного оникса от Дэвида Юрмана[8], затем нарушила тишину:

– Мы ходили есть мороженое в «Дино-Байтс» – это недалеко, на Амстердам-авеню. Ели замороженный суп «Смоляная яма». Это просто шоколадное мороженое с мармеладными динозавриками. Мэтти любит суп «Смоляная яма».

Рук присел напротив Хит, на чиппендейловское кресло, обитое туалью.

– Не знаете, кто-нибудь еще находился в квартире, кроме вашего мужа?

– Нет, не думаю. – Казалось, вдова только сейчас заметила репортера. – Мы не встречались? Ваше лицо кажется мне знакомым.