— Эй, Ванга! Признавайся, как ты все это проинтуичила! Ты собираешься рассказывать? Предупреждаю тебя, Beруська, или ты немедленно все разъяснишь, или больной поплохеет!

— Шантажистка, — усмехнулась Лученко.

— А ты как думала! Мы, больные, такие! — Лида поудобнее устроилась в кровати.

Олег взбил ей две подушки, подложив под спину.

— Правда, Верочка! Вы просто обязаны наконец объяснить нам, как вы вычислили убийцу, — поддержал любимую женщину Чепурной.

— Я для того и приехала. Надо же развлечь страждущую свежим детективом, — сказала Вера. — Если помните, вы попросили меня вмешаться в тот момент, когда убили охранника и арестовали простого американского миллионера Стива Маркоффа.

— Точнее, мы стали бить тревогу, когда его положили в дурку. Тут Лидок очень своевременно вспомнила о вас, — уточнил Олег.

— Взявшись за «музейное дело», я вначале стала подозревать вас, Олег, — спокойно сообщила Лученко.

— Меня?! — Круглые медвежьи глаза уставились на женщину в полном недоумении.

— А чему вы удивляетесь? Судите сами. Вы не только богатый человек, вы еще и азартный игрок, у вас авантюрный характер. У психиатров есть даже термин «лудоманы», то есть те, для кого игра — главный жизненный манок и наиболее привлекательная часть существования. Они одержимы игрой. Вне игры эти люди словно спят. Все им пресно. Нет аппетита к жизни. Они просыпаются только для игры либо играя. Вы ведь не случайно организовали фирму «Ифа»? Разве это не ваш портрет?

— Олежка! И не думай возражать. Веруня тебя точно рентгеном просветила! — Завьялова восхищенно смотрела на подругу. — И это ты определила в первую же встречу с нами? Тогда, в кафе? Ну, ты даешь!

— Это было легко, — кивнула Вера, но не стала вдаваться в подробности, а повела свой рассказ дальше. — Вас я оставила про запас. А сначала решила заняться музеем и музейщиками. Я тщательно стала изучать и саму атмосферу храма искусства, и тех, кто там работает. Раньше я думала, что только в медицине трудятся святые бессребреники. Оказалось, и в музее тоже такие есть! При их зарплате, которая даже меньше нашей, — хотя куда уж меньше? — они умудряются быть невероятно преданными своему делу. Фанатически!

— А разве фанатики не могут совершить убийство? — бросила реплику Лида.

— Вот! Зришь в корень! Это убийство охранника с подставленным американцем просто кричало: «Смотрите, какие ужасы творят американские империалисты в храме искусства!» Так что после убийства режиссера я перестала вас подозревать. Во-первых, вы никаким боком не имели отношения к съемкам клипа. А во-вторых, убийство режиссера мог совершить только кто-то музейный.

— Это почему? — Завьялова откинулась на подушку, слушая Верины разъяснения, как захватывающий детектив.

— Дело в том, что во время съемок режиссер велел вынести из Французского зала все скульптуры. Статую мадам Рекамье, которая на него потом упала, поставили в угол соседнего зала. А там паркетная доска, идущая к плинтусу, чуть приподнята. Такая легкая наклонная плоскость, понимаете? Кто мог знать об особенностях музейного паркета? — Вера взглянула на слушателей. — И кто мог находиться рядом, мог указать выносящим: «Сюда ставьте, вот на это место»?.. Чтобы попытаться направить следствие по ложному пути.

— Только сотрудник музея, — выдохнул Чепурной.

— Это было настолько очевидно, что ваша кандидатура на роль злодея сразу отпала.

— А почему ты решила, что и милиционера, и режиссера убил один и тот же человек, а не разные люди? — спросила Лида.

— Здесь тоже две причины. Первая — психологическая. Второе убийство тоже вопило: «Люди добрые! Посмотрите, что в храме культуры делается! Клипы мерзкие снимают развратные режиссеришки!» Вторая — технологическая. Мента стукнули по голове и запихнули в итальянский сундук-«кассоне». Сделать это тоже мог только человек, хорошо знавший все малейшие подробности о залах музея. Тот, кто мог открыть сундук. И тот, кто знал о паркетине.

— Верочка! Если я правильно вас понял, то к моменту покушения на Лиду вы уже подозревали кого-то из музейщиков? — уточнил бизнесмен.

— Тогда почему ты не остановила… Я же могла погибнуть! — воскликнула подруга психотерапевта с запоздалым страхом. На ее огромные голубые очи набежали слезы, готовые вот-вот пролиться.

— Тихо-тихо, милая. Расстраиваться нет никакой причины. Как я могла тебя остановить, если вы с Олегом мне ничего не докладывали о презентации? Конспираторы! Но все закончилось хорошо. Легкое сотрясение, сломана лодыжка, ушибы. Благодари Бога за то, что уберег тебя от более страшного! И не нужно мне приписывать сверхспособности. Я не волшебник Изумрудного города. Да, действительно, до нападения на тебя мне удалось ухватиться за тоненькую ниточку клубка. Но знать, что жертвой станешь именно ты, я не могла. И потом, рядом с тобой постоянно находился Олег!

— Лидуша, я абсолютно согласен с Верой. — Мужчина нежно погладил плечо актрисы.

— Мы с тобой пара идиотов! Вот пригласили бы Веруньку на коньячную презентацию, и все бы обошлось, — вздохнула Завьялова.

— Юдина смогла спокойно приблизиться к тебе и налить в бокал атропин, потому что на нее никто не обращал внимания. Ну ходит тут что-то маленькое, серенькое, обслуга какая-то… Да и ты наверняка ставила свой бокал на стол, а потом вновь брала. А знаешь, что тебя действительно спасло? — Доктор Лученко смотрела на подругу с состраданием, но в глубине ее синих глаз стали появляться озорные искорки. — То, что ты к моменту падения была уже порядком выпивши!

— Здравствуйте, приехали! Да ладно! Я только и успела сделать крохотный глоточек! — возмутилась актриса. Слезы ее высохли, жалость к себе отступила. Теперь ей хотелось спорить с Верой.

— Ты забыла, душа моя, как тебя мучила жажда? Как мы с тобой выпили пару бокальчиков коньячку под тарталетки с икоркой. А что перед этим было, тоже не помнишь? — Чепурной посмотрел на свою возлюбленную таким взглядом, что она чуть покраснела.

— Бесстыдник! Веру бы хоть постеснялся, — отвернулась она от мужчины. И спросила у подруги: — А какая разница, падает с лестницы трезвый или пьяный?

— Разница огромная. Когда ты падала, твое тело под воздействием спиртного было расслаблено. И ты как бы переливалась со ступеньки на ступеньку. Поэтому травматизм минимальный. Если бы ты летела трезвая, даже страшно подумать! — Хитрые чертики продолжали выплясывать в Вериных глазах.

— Все! Как только выписываюсь, начинаю пить! Становлюсь алкашкой! Так жить безопаснее, — важно объявила Лидия. Посмотрела на лица своих посетителей и от души расхохоталась, упав на подушки.

— Мы отвлеклись. Продолжайте, пожалуйста, — попросил Олег.

— Да-да-да! Мисс Марпл, будь любезна, дорасскажи! Как же ты вычислила убийцу? Кто бы мог подумать… Бабулька, молью траченная!..

Вера предложила выпить кофе. Пока Чепурной ходил в коридор к автомату, она убирала остатки пиршества и вспоминала, как постепенно из музейного тумана проступили реальные поступки людей. Одно явление «ангела-хранителя» чего стоило! И когда кофе был принесен, она, не жалея красок, описала, как в тиши музейных залов стала появляться «дама с собачкой». Или, как ее называли музейщики, — ангел-хранитель музея. Хозяйка. Закутанная в кашмирские шали, бывшая владелица особняка и коллекции, Прасковья Николаевна Воскресенская появлялась то среди бела дня, то по ночам. Но всегда с какой-то пользой. Во всяком случае, так утверждали смотрители, наблюдавшие музейное привидение регулярно. Хозяйка музея будто бы предупреждала о некоторых недоработках. Например, после ее появления у изразцовой печки изменили традиционную экскурсию. Раньше рассказ музейного гида начинался из античного дворика, а затем шел в Итальянский зал эпохи Возрождения. Теперь же стали в полном смысле «плясать от печки». Экскурсия отныне начиналась с истории создания коллекции, и первые слова любого музейщика были словами благодарности основателям — чете Воскресенских. Происходило это теперь в стенах мемориального кабинета Ярослава Михайловича, который работники музея называли еще «нижним залом» — потому что там часто находилась очередная экспозиция… Так, спустя восемьдесят лет со дня смерти Прасковьи Николаевны, исполнилась воля ее мужа: заботиться об уникальной коллекции и вспоминать их имена добрыми словами.