— Клен, — прошелестел «больной».

— Ладно, дружочек, клен так клен. Тоже хорошее дерево, красивое, — сказала доктор Лученко и обратилась к парню с девушкой: — Вот, друзья, обратите внимание. Обострение навязчивой идеи вкупе с бредом преследования. Результат давней мозговой травмы, усугубленный обособленностью в семье, одиночеством среди родственников. Такое бывает, когда человек считает себя не таким, особенным, воображает себе важное предназначение, а окружающие близкие люди его не понимают. Топчут этот и без того чахлый цветок исключительности, пытаются подровнять — чтобы был как все, впихивают его в прокрустово ложе своей унылой повседневности.

Студенты, открыв рты, с изумлением внимали. Еще больше изумился Маркофф. Откуда знает?!

— Сядьте на этот диванчик, пожалуйста, — распорядилась Вера, и студенты послушно сели. — Когда у больного бред, нужно соглашаться, ни в коем случае не спорить. Ни в коем случае! Иначе ничего не добьетесь. В сознании бредящего вся его фантазия стройна и логична. Даже если вам кажется, что можете переубедить, — нельзя. Допереубеждаете до того, что сами станете персонажем бреда и врагом номер один! — Она повернулась к Маркоффу: — Идите ко мне, голубчик, давайте сядем вот сюда.

Тот подошел и сел рядом, повинуясь повелительным интонациям.

— Так вы клен, значит? Очень хорошо.

Стив кивнул, вновь становясь замедленным.

— А я сосна, — сказала Вера Алексеевна непринужденно. — Поговорим как дерево с деревом? И покачаемся вместе на ветру. Ну, давайте.

Она обняла Стива за плечи и принялась вместе с ним чуть-чуть раскачиваться. Студенты отодвинулись от них на самый край диванчика и оттуда испуганно таращили глаза.

— Так вы говорите, быть деревом лучше, чем человеком?

— Конечно, доктор, — ответил Стив. — Все-таки Земля — наша планета, а не их.

— Отлично вас понимаю. — Вера произносила слова в том же замедленном темпе и с той же интонацией. — Наша, не их. Не людей.

— Люди? Не смешите меня! Тоже мне, сравнили: люди — и мы, — вошел в роль мнимый больной. — У них сотни болезней, они долго не живут, они уродливы. Поставьте куда-нибудь на пригорок человека, и поставьте меня, кленовое дерево. Кем вы станете любоваться на закате солнца, от чьей красоты у вас защемит сердце? То-то. Смешные, недолговечные, суетливые создания! Они не умеют терпеть и ждать, а это главные качества для хозяев планеты. Представляете, наша заповедь «жить растительной жизнью» у них имеет негативный, позорный смысл!

Вера Алексеевна продолжала подыгрывать:

— Да-да, растительной жизнью. Мы, сосны, тоже так думаем. Правда, людей очень много…

Стив ответил:

— А когда они еще лазали по нашим ветвям, их было гораздо меньше. Сейчас их миллиарды. Они нас вырубают, выкорчевывают, делают из наших тел свои приспособления, едят наших детей. Но все равно на каждого человечка приходятся сотни наших! И потом, если б они знали, что мы ими тоже питаемся… Ведь там, внизу, под корнями, их гораздо больше, чем здесь, наверху. Ничего. Подождем немного, скоро их не будет.

— Подождем, подождем, — покивала Вера. — Жили мы миллионы лет без них и как-нибудь еще миллионы проживем. Потому что мы спокойны. Спокойны, расслабленны, никуда не спешим…

Вера, привычно подражая движениям, мимике, ритму дыхания и угадываемому сердечному ритму, присоединилась к настроению сидящего рядом человека, пытаясь в этот момент стать им. Как обычно, несколько мгновений ожидания — получится или не получится? — и, наконец, возникает особое ощущение резонанса, единой волны. И как обычно, когда волна поймана, все дальнейшее похоже на полет.

— Вас обдувает волна теплого воздуха… Он вам приятен… Вы хотите спать… Глубоко и спокойно…

Стив уже откинулся на спинку дивана. Он даже посапывает немного. Лученко продолжает в том же ритме, тем же голосом:

— Вы чувствуете себя лучше. Становитесь спокойнее. Сильнее и веселее. Хотите жить и радоваться. Вы способны ко всему самому хорошему. Все окружающие вас любят. Они гордятся вами.

Вера искоса глянула на студентов. Щеки порозовели, глаза прикрыты, они тихонько раскачиваются. Спят. Отлично… Она обратилась к Стиву:

— Сейчас вы проснетесь бодрым и уверенным. Только вы. Я считаю от пяти до одного. На счет «один» вы проснетесь с отличным настроением. Пять… четыре… три… два… один!

Стив открыл глаза, потянулся. Оглянулся кругом, зевнул:

— Э-эх! Хорошо поспал. Выражение лица его стало совсем иным, в глазах проснулось любопытство. Но тут он увидел спящих ребят.

— Все в порядке, — сказала Вера. — Они спят, чтобы не мешать нашему разговору. Передо мной можете не притворяться. Я от Олега Чепурного.

И объяснила ему, кто она и зачем пришла.

— Наконец-то! — воскликнул Стив. — Сколько мне тут еще сидеть? Что вообще случилось?

— Случилось то, что во время вашей игры был убит работник милиции. И это уже не игра.

— Черт, так я и думал, — огорчился Стив. — Но я тут ни при чем.

— Надо еще разобраться, кто при чем и что вообще произошло, — заметила его собеседница. — А вам просто не повезло.

— Ничего себе «не повезло»! — возмутился незадачливый игрок. — Я бизнесмен, и у меня масса дел! Мне некогда сидеть здесь и ждать, пока во всем разберутся!

— Ну вот я и пришла, чтобы начать разбираться, — сказала Вера.

Добившись доверия пациента, она задала много вопросов, спросила и про начало игры в музее. Как прятался, кого видел, что слышал…

— А как же все-таки я? — в свою очередь забросал ее вопросами Стив, когда кончились десять минут и Лученко уже собралась уходить. — Сколько мне еще тут находиться? Где этот Чепурной, почему не вытащит меня отсюда? Вы верите, что это не я убил милиционера?!

— Отдыхайте спокойно, — как можно мягче сказала Вера. — Не нужно волноваться. Обещаю, что помогу. А вытащить вас отсюда может только тот, кто поместил.

— То есть…

— Нуда, милиция. Что ж тут такого. Как только они поймут, что вы тут ни при чем, — выпустят. Повторяю, не волнуйтесь. Я вам верю. А в другой раз, — не удержалась она, — выбирайте у господина Чепурного игру попроще. Пусть вас напоят водкой в бане, усыпят и перенесут самолетом в Питер. Будете там ходить и спрашивать у прохожих: «Это правда Санкт-Петербург? Город на Неве?»

Стив притих. А она повернулась к студентам:

— Сейчас вы проснетесь, — сказала она с другой интонацией, — и не будете помнить ничего из того, что здесь услышали. И… раз!

Она щелкнула пальцами. Студенты открыли глаза, посмотрели на Лученко, потом на Маркоффа. Увидели на его лице нормальное выражение.

— Круто… — выдохнул парень. А девушка спросила:

— Он уже здоров?

— Нет, что вы, — сказала Вера Алексеевна. — К сожалению. Если б так просто можно было вылечить… Через несколько часов или завтра начнется опять. Ему назначат лечение, оно поможет изменить его глубинный самонастрой, и тогда уж, недели через две, ждите улучшения.

Они покинули палату, студенты сразу куда-то ушли, а она задумалась. Наташа немедленно, как только у нее дойдут руки, «раскусит» Стива Маркоффа и отдаст свое экспертное заключение в милицию, или кто там его требует — может, в прокуратуру. И тогда американского мученика сразу переведут отсюда в менее комфортные условия. Или нет? Он же иностранец, да и Чепурной, наверное, нажмет какие-то рычаги. Но все же должна ли она озаботиться этим? Наверное, да, если взялась за дело.

Уговорить Наташу немного потянуть с экспертизой не составило никакого труда.

— Ну, как? Подходит для диссера? «Пограничник»?

— Не думаю. Знаешь, Королек… Похоже, это ваш клиент, а не ментовский. Но боюсь, он свои доллары захочет оставить американским психиатрам. В какой-нибудь дорогой клинике.

— Ничего. Пусть сперва у нас полежит, обследуется! При нашей нищете больной миллионер — это тебе не жук в коробочку начхал! Сто баксов за палату на улице не валяются…

— Ой, Натка! Как бы его у вас менты не забрали. Им ведь поскорей дело ему пришить надо!