А если это так на самом деле, тогда для Слоун — нет надежды, — ни завтра, ни послезавтра.

— Она очень похудела.

Кейт мрачно покачала головой.

— Говорит, нет аппетита…

— Потеря аппетита — это один из признаков депрессии.

— Ты сказал, что Слоун много спит?

— Да, спит, но очень плохо, беспокойно. Думаю, что ей снятся кошмары. Я однажды зашел к ней ночью, она вертелась, что-то вскрикивала, говорила. — Помолчав, Джордан спросил: — Ты не знаешь среди ее знакомых некоего Родди?

Что-то неуловимо изменилось в лице Кейт, а может быть, это ему просто показалось?.. Он хотел повторить вопрос, но как раз в этот момент в дверях появилась Слоун.

— Я пришла, иду к себе в комнату… — Она увидела Кейт, не обрадовалась, не удивилась.

— Ты? С чем связан твой приезд?

— Приехала узнать, как продвигается новая книга, — нашлась Кейт.

— Никак… — И, не сказав больше ни слова, Слоун поднялась к себе.

Там, в спальне, Слоун сразу рухнула на кровать. Что могло привести Кейт в Мартас-Винъярд?

Конечно, ее книга тут ни при чем, о книге Кейт просто узнала бы по телефону.

Ясно, что это Джордан вызвал Кейт.

В дверь постучали.

— Джордан, я не хочу… — начала было Слоун.

Но из-за двери донесся голос Кейт:

— Слоун, можно мне войти?

Подумав, Слоун решила:

— Хорошо, входи.

Кейт вошла, присела на краешек кровати.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросила она подругу.

«А, так вот зачем она здесь», — подумала Слоун.

— Наверно, так, как люди обычно чувствуют себя в подобных ситуациях.

Слоун избегала смотреть в глаза Кейт.

— Джордан сказал, что ты мало ешь.

— Нет, я ем… достаточно.

— Столько, чтобы не умереть?

— Разве это так уж плохо — умереть?

Кейт покачала головой:

— Ты не хочешь этого, я знаю.

— А я не знаю, чего хочу, а чего нет… Иногда мне кажется нелепым, что мое тело живет, если умерла душа.

— Слоун, ты сильная. Ты ведь прошла через такие штормы и испытания…

— Это было другое.

— Конечно, другое, но все равно… Я всегда была уверена в тебе, в твоей силе. — Кейт сделала паузу. — Слоун, Джордан хочет помочь тебе, не отталкивай его.

— Это Джордан за тобой послал?

Кейт, минуту поколебавшись, ответила:

— Да, он звонил мне.

— И что он тебе сказал?

— Он… он полагает, что я — твоя подруга, смогу лучше понять тебя и поэтому… помочь…

— Ничего особенного со мной не происходит и ни в чем мне помогать не надо, — холодно ответила Слоун. — Просто я должна какое-то время побыть одна. Подумать о многом.

— О чем?

— О многом…

— О Джордане?

Последовала долгая пауза.

— И о нем тоже.

— О том, сможешь ли ты оставаться теперь его женой? — настойчиво уточняла Кейт.

— Ты не имеешь права задавать мне такие вопросы! — неожиданно взорвалась Слоун.

— Да я не задаю вопросы, Слоун, я проверяю себя, правильно ли объясняю твое поведение. Вы оба сейчас в трудном положении, Слоун, — он страдает не меньше твоего, поверь. Он хочет помочь тебе, и тем самым — себе, но ты сопротивляешься.

Слоун перевела дыхание.

— Он тебе сказал, что мы не спим вместе?

— Джордан проговорился, что ночует теперь в комнате для гостей, — у тебя бессонница и тяжелый сон — только и всего.

— В таком случае он не сказал тебе всей правды.

— И какова она, вся правда?

Слоун отвела глаза.

— Вся правда — в том, что я боюсь с ним спать, боюсь… я боюсь, понимаешь?! Он захочет меня, а я… вдруг я не смогу?!

— Слоун, он же все понимает…

— Да нет, ты не поняла, что я имею в виду, — страдальчески сморщилась Слоун. — Я… — Слоун запнулась, — я не хочу снова забеременеть, верней не могу больше забеременеть — не смогу — никогда!

Слоун встала и прошлась по комнате.

— Понимаешь, никогда: ни сейчас, ни завтра, ни в будущем.

Слоун остановилась, взглянула на Кейт пустыми и страшными глазами:

— Понимаешь, никогда!

Кейт собиралась спать. Состояние Слоун ее по-настоящему встревожило. Кейт знала ее много лет, знала все взлеты и падения подруги, но никогда Слоун не была в таком удручающем состоянии, как сейчас. Казалось, она потеряла все и на всем поставила крест: на замужестве, на карьере, на самой жизни!

Уже засыпая, Кейт с тревогой подумала — уже в который раз — о разговоре с Джорданом в библиотеке. Если Джордан снова спросит о Родди, что ответить?

«Я люблю его, не хочу его терять. И страшно этого боюсь», — Слоун посмотрела на часы: двадцать минут четвертого. Она так и не заснула в эту ночь: все перебирала в уме разговор с Кейт. Если теперь она еще и потеряет сон?..

Господи, она любит Джордана и любила все время, хотя порой не хотела ему этого показать. Она переживала за него, страдала из-за того, что не в силах ему помочь. Она потеряла ребенка и теперь… теряет Джордана.

Слоун встала и подошла к туалетному столику. Выдвинула верхний ящик, вытащила небольшой пузырек. Барбитурат! Ей прописали таблетки несколько лет назад, когда неожиданно расстроился сон. Слоун старалась пользоваться ими как можно реже, и пузырек был почти полон. Потом она достала коробочку амфитамина. Помнится, пару раз она воспользовалась этими таблетками — для поднятия тонуса.

И последнее лекарство — доктор Хаксли прописал ей дарвосетт: средство для снятия болей.

Как хорошо, что она все это сохранила.

Когда-то они были ей совершенно ни к чему, теперь пришло их время.

Джордан спал беспокойно — вертелся, стонал во сне. Переворачивая в который раз подушку, проснулся и сразу же подумал о Слоун. Может, она поняла наконец, как нелепо поступила, решив запереться от него в отдельной комнате? Внезапно Джордан услышал скрип двери и осторожные шаги: Слоун стояла на пороге в ночной рубашке. Джордан замер.

— Джордан! — прошептала Слоун своим нежным — прежним! — голосом.

— Да! Я проснулся.

— Можно мне войти?

Оба — один вежливее другого.

— Конечно!

Слоун вошла и закрыла за собой дверь. Джордан смотрел, как она движется к нему в темноте.

— Я люблю тебя, Джордан, я так тебя люблю!

— Я тоже тебя люблю, дорогая, — и я так соскучился по тебе, — Джордан принялся целовать лицо Слоун, но она отстранилась.

— Я буду тебе прежней женой… настоящей женой, но мне нужно какое-то время, чтобы…

— Тссс… Все нормально, и все будет замечательно, — прошептал он ей в самое ухо.

И оно действительно было прекрасно, это начало. А Джордан умел ждать.

Палм-Бич, февраль 1988

Джордан пришпорил коня и, подняв клюшку для удара «верняка», поскакал к мячу. Удар! Но мяч — странное дело! — полетел прямым ходом в офсайд. Джордан опустил клюшку, застыл на месте, растерянный и удрученный.

— Вот черт! — все бормотал потом Джордан, снимая шлем. Это был самый плохой удар за сегодняшнее утро.

А что тут, собственно, удивительного? Раньше Джордан часто думал об игре не только на поле, — и это приносило успех. Последние месяцы голова его постоянно была занята мыслями о Слоун, их отношениях. Думать о поло — на это не оставалось времени.

И вот опять Джордан вернулся мыслями к тому же. Слоун так переменилась с тех пор, как потеряла ребенка. После больницы Джордан надеялся, что все самое страшное уже позади, что скоро дела пойдут лучше, — сейчас он совсем не был уверен, что наступят лучшие дни.

Бывали моменты, когда Слоун не желала никого видеть, замыкалась в себе, вообще не вставала с постели. А то вдруг становилась как никогда веселой, шутила и смеялась, могла всю ночь протанцевать и набрасывалась на него в постели, как тигрица…

— Если бы твое положение не стало таким сложным, я бы подумала, что ты меня избегаешь! — С этими словами Надин вошла к Лэнсу и закрыла за собой дверь.