— Я не хочу выходить замуж за Ральфа Колчестера. Он противный и бесхарактерный. Роланд нахмурился:

— Меня это не касается. Ваш дядя платит мне за то, чтобы я привез вас обратно, и я намерен это сделать. Вашу судьбу будет решать он, ваш опекун. Ни одна женщина не имеет права выбирать, кто будет ее мужем. Это приведет мир к хаосу.

— Мир, которым вы, мужчины, правите испокон веков, все время пребывает в хаосе. Чем еще может навредить ему женщина?

— Вы заблуждаетесь в своем неведении. Возможно, ваш дядюшка не слишком умен или сострадателен, но так заведено. Женщине пристало подчиняться.

Дария вздохнула. Он был всего лишь мужчина, такой же, как те, что входили в ее жизнь. Ей стало обидно, но она быстро справилась с болью. Этого человека также не волновало, что с ней будет. И с какой стати это должно было его тревожить? Все эти обуревавшие ее чувства не имели к нему никакого отношения. Если он освободит ее от Эдмонда Клэра, она сможет убежать и от него. Ведь в конце концов ему все равно, что с ней станет.

— Вы еще не назвали своего имени.

— Зовите меня Роландом.

— Как знаменитого храброго Роланда? Так когда мы покинем это место, сэр?

При этих словах Роланд отпрянул.

— Вот как? Значит, вы верите мне, и вам не требуется больше никаких доказательств?

Дария покачала головой, улыбаясь ему этой ослепительной, невинной и все же странной улыбкой.

— Конечно же, я верю вам. Я рада, что вы не священник.

— Почему?

Как сказать ему о том, что ее душа ликует, ибо он — мужчина из плоти и крови, человек земли, а не слуга Бога? Тогда он наверняка посчитает ее сумасшедшей.

— Вы видели мою маму? Она здорова? Вы ездили в Реймерстоунский замок?

— Да, и ваша матушка в добром здравии. Вы немного на нее похожи выражением лица. Насколько я помню, ваш отец был смуглый, как неаполитанец.

— Вы знали моего отца?

— Я встречал его в окружении короля Эдуарда. Сэр Джеймс был храбрым и преданным человеком. Жаль, что он умер так не вовремя. Эдуарду очень не хватало его на святой земле.

Дверь часовни отворилась, и снова появился граф.

— Ну что, девочка? Скажи мне правильный ответ. Дария опустила глаза и быстро проговорила:

— "Et cum spiritu tuo».

Граф удовлетворенно прикрыл глаза.

— Прекрасно. Я никогда не соглашался с тем, что женщины не способны учиться. А как считаете вы, отец Коринтиан?

Роланд снисходительно посмотрел на Дарию, как на собаку, только что хорошо выполнившую трюк, и произнес менторским тоном:

— Женщины могут научиться произносить слова на любом языке, если им дать достаточно времени на повторение, но сомнительно, чтобы они понимали их истинный смысл. Однако Господь милостиво прощает своих слабых созданий.

Граф согласно кивнул, а Дария заскрежетала зубами.

— Пойдем со мной, Дария, — продолжал граф. — Пришел портной, и ты можешь выбрать себе наряд. В конце этого месяца ты станешь моей женой, и я хочу сделать тебе подарок.

Девушка удивленно уставилась на него, а Роланд застыл в тревожном ожидании, но она ничего не сказала и покорно пошла за графом.

Когда они остались вдвоем, Дария дотронулась до рукава Эдмонда и спросила, не в силах скрыть своего недоумения:

— Вы похитили меня, милорд, чтобы жениться на мне?

Недоверие, звучавшее в ее голосе, было вполне понятно, так же как и сам вопрос, хотя он граничил с дерзостью. Но на сей раз граф решил сдержаться.

— Нет, малышка, я задумал отомстить твоему дяде, которого ненавижу больше всего на свете. Сначала я требовал в качестве выкупа твое приданое. Но ты заставила мое сердце забиться сильнее, и я передумал. К концу мая Дэймон пришлет мне своего священника и твое приданое, и мы поженимся. Тогда моя месть не настигнет его. — Он нахмурился. — Посмотрим. Может быть, я еще передумаю, потому что Дэймон Лемарк — ядовитая гадина, которую надо раздавить.

— А что вы сделаете, если он вам не подчинится? Убьете меня?

Граф замахнулся и отвесил Дарии звонкую оплеуху. Что позволяет себе эта девчонка, которая должна была стать его женой!

— Держи свой дерзкий язычок за зубами, Дария. Я сам скажу тебе то, что сочту нужным. Твое неповиновение не нравится мне и наверняка не понравится нашему Господу.

Она почувствовала ярость, но совсем не ту, что испытывала к своему дяде. Дэймон был намеренно жесток, более того, ему доставляло удовольствие истязать других, в то время как Эдмонд Клэр просто видел в ней женщину — существо, которое надо было постоянно поправлять и ругать для ее же блага. Он искренне верил в Бога, по крайней мере в того Бога, который соответствовал его собственным убеждениям и чаяниям, и считал своим долгом учить ее правильному поведению. Ее гнев остыл, и она взяла себя в руки.

Роланд слышал ее вопрос графу и видел, как тот ударил девушку. Он не вмешивался, хотя для этого ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку.

Де Турне не мог не восхититься ею в эту минуту. В Дарии угадывалось мужество, которое с годами могло окрепнуть, если у нее будет для этого хотя бы малейшая возможность. Она не плакала, не жаловалась, просто поправила одежду и стояла в гордом молчании, ожидая пока граф уйдет. «Интересно, сколько раз он бил ее во время заточения, чтобы поставить ее на место», — подумал Роланд. Надо как можно скорее увезти ее отсюда. Граф мог не только изнасиловать ее, но и покалечить в приступе гнева.

Остаток дня Роланд осматривал замок и нашел потайной выход, которым собирался воспользоваться для побега. Он узнал, что у Дарии есть служанка, но понимал, что старушку придется оставить. Если Дария станет протестовать, он… Что он сделает? Ударит ее, как Эдмонд Клэр? При этой мысли Роланд отрицательно покачал головой.

Вечером граф снова безраздельно завладел вниманием Роланда, так что у последнего не выдалось ни минутки, чтобы побеседовать с Дарией один на один. Она больше не смотрела на него так, словно он какая-то невидаль или человек, которого она уже видела раньше в другом месте или в другое время. Однако девушка избегала его взгляда, и это тревожило его.

— Меня очень занимает один вопрос, — начал граф, расставляя на доске шахматные фигуры.

Роланд сделал ход пешкой и стал молча ждать. Он узнал цену терпению и давал графу возможность заговорить первым.

— Есть ли у женщин душа? Что думают по этому поводу бенедиктинцы?

— Это спорный вопрос, как вы знаете. Даже среди бенедиктинцев по этому поводу существуют разногласия.

— Верно, верно, но как вы считаете, следует ли наказывать женщин за непослушание, за лень или отсутствие благочестия?

— Безусловно, но это обязанность мужа — наказывать.

Граф откинулся на спинку кресла, сдвинув густые брови.

— Дария почти что моя жена. Она молода, и ее характер еще окончательно не сформировался, но поскольку она унаследовала упрямство своих родичей и в ее жилах течет кровь человека, чья душа погрязла в грехе, — я говорю о ее дяде, конечно, — она становится с каждым днем все более непокорной. Ей требуется твердая мужская рука. Я хочу только направлять ее на путь истинный.

— Вы пока не женаты.

— Какое это имеет значение — жена она, служанка или шлюха, если у нее есть душа?

Роланд с силой стиснул королевского слона и медленно передвинул фигуру.

— Я полагаю, женщины — такие же Божьи создания, как и мужчины. У них те же руки, ноги, сердце и печень… Действительно, они слабее нас и телом и, возможно, духом. Но обладают и самостоятельной ценностью. Они рожают детей и защищают их всю свою жизнь, а посему вправе уповать на Божью милость, как и мужчины. В конце концов, милорд, мы же не можем производить потомство, не можем кормить грудью наших детей.

"Это Господь наградил их своими дарами, и этим дарам мы обязаны своим продолжением и тем самым своим бессмертием».

— Вы осаждаете меня пустой софистикой, святой отец, и не отвечаете на мой вопрос. Женщины не более чем сосуды для сохранения мужского семени. Я не считаю их способность к деторождению Божьим даром, поскольку они часто умирают родами. Из-за этого мужчины зря теряют время. Две жены, которые у меня были, не обладали ни честью, ни преданностью, ни силой духа. Они были слабы и телом и духом. Я никогда не видел в них ничего, кроме средства продолжения себя самого.