Конечно, околотурнирная борьба и игра за доской — вещи разные. Разумеется, приходилось принимать в расчет все — и отведенное на игру время, и характер противника — и, уступая в мелочах, беспощадно сражаться за доской. Но, судя по всему, Сюсаю достался неудобный в этом смысле противник.

В спортивном мире болельщики склонны переоценивать реальную силу своих кумиров. Противоборство равных соперников, разумеется, тоже вызывает интерес, но разве не сильнее желание болельщиков следить за деяниями «сверхчеловека»? Грандиозная фигура НЕПОБЕДИМОГО МАСТЕРА одиноко возвышалась над прочими игроками в го. Сюсай Хонинобо уже не однажды участвовал в матчах, где на карту ставилась его судьба, и в таких матчах ни разу еще не проиграл. Его игра была мощной и до того, как он стал мастером, а игры, которые он вел, получив титул, уверили всех в его непобедимости. То, что он сам в нее верил, более того, хотел верить, — лишь усугубляло трагедию. По сравнению с Сэкинэ, мастером сети, который легко переносил поражения, мастер Сюсай вел более трудную жизнь. Известно, что в го у того, кто ходит первым, примерно семь шансов на победу из десяти, поэтому в проигрыше игравшего белыми мастера нет ничего удивительного, но широкой публике подобные тонкости понять трудно.

Дело здесь не только в огромной награде за победу, назначенной газетой «Нити-нити симбун». Сюсай придавал большое значение этой встрече самой по себе, жаждал победы и был настроен на боевую игру. Если у него и были какие-то сомнения, он вряд ли позволил бы им проявиться. Так или иначе, но с развенчанием непобедимости мастера, казалось, должна была закончиться и его жизнь. Он жил верой в свою необычную судьбу, и, пожалуй, можно сказать, что на этот раз его покорность судьбе сменилась противоборством с ней.

Как раз в тот момент, когда «безупречный мастер своего дела», «непобедимый мастер» после пятилетнего перерыва вновь вышел на сцену, изменился существовавший с незапамятных времен регламент проведения матчей. Когда вспоминаешь все это по прошествии времени, начинает казаться, что этот мелочный, но неодолимый регламент был творением посланца ада, а то и самого ангела смерти.

Случилось то, чего и следовало было ожидать. Условия матча были нарушены Сюсаем уже на второй день, в павильоне Коёкан, и вновь нарушены по прибытии в Хаконэ.

На третий день после павильона Коёкан, 30 июня, все должны были выехать в Хаконэ, однако из-за наводнения, вызванного ливневыми дождями, отъезд перенесли на 3 июля, а затем отложили до восьмого. Район Канто был затоплен, пострадал и район Кобэ. Даже в августе железнодорожная линия Токайдо была восстановлена не полностью.

Я жил в Камакура, поэтому пересел на речном вокзале на поезд, в котором ехал мастер. Поезд отправлялся из Токио в 3.15 и шел в Маибара. В Камакура он пришел с опозданием на 9 минут. В Хирацука, где жил Отакэ, поезд не останавливался, поэтому тот ждал его в Одавара. Едва состав остановился, как появился Отакэ — в синем летнем костюме, в панаме с опущенными спереди полями. С ним был все тот же большой чемодан, с которым он приходил в павильон Коёкан и в котором было все необходимое для отшельнической жизни в горах. Войдя в вагон, он сразу же заговорил о наводнении.

— Спасателям пришлось добираться до сумасшедшего дома, что расположен неподалеку от меня, на лодках. Сначала в ход пошли даже плоты.

От Мияносита до Огасима мы спускались на фуникулере, внизу бушевал мутный поток реки Хаякава. Гостиница «Тайсёкан» стояла на участке, который превратился в островок. Едва нас расселили по номерам, как Отакэ отправился к мастеру с приветствием по всем правилам этикета:

— Сэнсэй, вы, должно быть, очень устали с дороги.

В тот вечер Сюсай выпил немного сакэ и говорил, живо жестикулируя. Отакэ вспоминал о своем детстве. Немного спустя мастер предложил мне сыграть в сёги, но, заметив мои колебания/тут же сказал:

— Ну ладно, раз не хотите. А как вы, Отакэ-сан? Партия в сёгизаняла около трех часов, выиграл Отакэ.

Утром парикмахер брил мастера в коридоре возле ванной комнаты. Вероятно, Сюсай готовился к завтрашнему сражению. Стул для бритья взяли первый попавшийся, на нем не было подголовника, какие бывают на парикмахерском кресле, поэтому жена мастера стояла позади и поддерживала его затылок.

Вечером приехали судья матча Онода и секретарь Ассоциации Явата, и мы сели играть в сёгии нинуки.

В нинуки— игре, которую называют также корейским гомоку,— мастеру не повезло, он проиграл несколько партий подряд и сказал, обращаясь к Оноде:

— Онода-сан силен, очень силен… — и поцокал языком.

Я сыграл партию в го с корреспондентом нашей газеты «Нити-нити симбун» Гои. Онода вел запись. Игрок шестого дана в роли секунданта — такой чести не удостаивался даже мастер! Я играл черными и выиграл с перевесом в пять очков. Потом эту партию опубликовал «Путь го», журнал Ассоциации.

За день все отдохнули от трудной дороги в Хаконэ. 10 июля должно было наконец начаться доигрывание. В этот день Отакэ казался совсем другим человеком. Он поджимал губы, раздраженно передергивал плечами, чаще, чем обычно, ходил по коридору, стараясь настроиться на игру. Его маленькие глаза с припухшими веками горели вызовом.

И тут от мастера поступило неприятное известие. Он заявил, что обе ночи плохо спал из-за шума реки. Его уговорили сесть за доску, которую отнесли в самый дальний номер гостиницы, где шум реки был не такой сильный, — нужно было сфотографировать противников для газеты, — но он дал нам понять, что гостиницей недоволен.

Вообще говоря, из-за таких пустяков, как недосыпание, игровой день не переносят. Профессиональные игроки в го строго соблюдают игровые дни — даже если умирают их родители, даже если они падают на доску от болезни. Примеров тому немало и в наши дни. Подобное заявление утром в день доигрывания было поступком недостойным, тем более для почитаемого всеми мастера. Конечно, для него это была очень важная партия, но не менее важной она была и для Отакэ.

И случай в павильоне Коёкан, и последний инцидент — все это были попытки нарушить регламент матча. Никто из его организаторов не имел непререкаемого авторитета, никто не мог приказывать мастеру и тем более заставить его подчиниться. Поэтому Отакэ забеспокоился, как пойдут дела дальше. Несмотря на это, Отакэ, ничуть не изменившись в лице, мужественно снес каприз мастера и только сказал:

— Это я выбрал гостиницу. В том, что сэнсэй не смог уснуть, — моя вина. Давайте переберемся в другое место, сэнсэй выспится как следует, а доигрывать начнем завтра, прошу вас.

Отакэ раньше бывал в Догасима и останавливался в этой гостинице. Он решил, что она подходит для игры, и остановил свой выбор на ней. Но из-за ливней в реке прибыло столько воды, что ее шум напоминал перекатывание огромных камней. В гостинице на островке посреди реки заснуть и впрямь было трудно. Сознавая свой промах, Отакэ чувствовал себя виноватым перед мастером.

И теперь я смотрел на спину Отакэ, одетого в легкое гостиничное кимоно, — в сопровождении корреспондента Гои он отправился искать гостиницу потише.

Утром все перебрались в гостиницу «Нарая». На следующий день, 11 июля, во флигеле гостиницы «Нарая» после двенадцатидневного перерыва игра возобновилась. С этого дня мастер целиком погрузился в игру, никакого своеволия больше не проявлял и был совершенно безропотен, словно отдал во власть игры всего себя.

Судей в последнем матче было двое — Оно-да и Ивамото, оба игроки шестого дана. Ивамото приехал одиннадцатого числа в час дня из Токио и, расположившись в кресле на веранде, рассматривал горный пейзаж. Согласно календарю, в этот день заканчивался сезон дождей, и с утра и в самом деле появилось солнце, на влажной земле шевелились тени от листвы деревьев, а в водоеме во дворе поблескивали золотые рыбки. Но когда началась игра, небо снова потемнело. Дул легкий ветерок, от которого чуть заметно колебались стебельки стоявшей в нише икэбаны. Сквозь шум реки и маленького искусственного водопада в парке слышался слабый стук — это работал каменотес. Комнату наполнял запах лилий из сада. Тишину зала, в котором шла игра, то и дело нарушала какая-то пичужка, порхавшая возле стрехи. В этот день было сделано 16 ходов — от 12-го до 27-го, который записали.