Сонни смахнул волосы с ее лица, чтобы видеть ее глаза.

– Неправда, – сказал он. – Ты обожаешь тайны.

Задумавшись над его словами, Эйлин сказала:

– Опять в самую точку. Пожалуй, я никому не признаюсь в том, что трахаюсь с лучшим другом своего младшего брата.

– Тебя так волнует твоя репутация? – спросил Сонни.

Устроившись поудобнее, Эйлин повернула голову так, чтобы щека прижалась к груди Сонни, а волна вьющихся волос рассыпалась от одной груди до другой крылом птицы. На туалетном столике лежала перевернутая лицом вниз фотография Джимми и Кейтлин. Эйлин всегда перевертывала ее, когда бывала с Сонни, – но это все равно не помогало. На обратной стороне черного картона было запечатлено мгновение, когда Джимми Гибсон подбросил свою дочь в воздух. Его руки вытянуты вверх, он поднял взгляд на радостное личико Кейтлин и ждет, когда она вернется в его объятия.

– Да, наверное, меня действительно волнует моя репутация, – призналась Эйлин. – Мало того, что тебе всего семнадцать, но ты к тому же еще и итальяшка.

– По-моему, ты ничего не имеешь против этого.

– Не имею, – подтвердила Эйлин, – однако далеко не все мои родственники такие же непредвзятые.

– Почему некоторые из вас, ирландцев, так ненавидят итальянцев?

– Вы, итальянцы, по-моему, тоже не очень-то жалуете ирландцев, разве не так?

– Тут дело другое, – возразил Сонни. Обняв Эйлин за талию, он привлек ее к себе. – Мы с вами враждуем, но при том не считаем вас никчемным сбродом. А кое-кто из ирландцев ведет себя так, будто итальянцы – просто грязь.

– О, – спросила Эйлин, – теперь мы начинаем говорить серьезно?

– Есть немного, – согласился Сонни.

Эйлин задумалась. Дверь в спальню была закрыта и заперта на замок, и на ней на верхнем крючке висели пиджак и шляпа Сонни. На нижнем крючке висела рабочая одежда самой Эйлин. Та уставилась на простенькие блузку и юбку, и дальше, сквозь закрытую дверь на расположенную за ней кухню, и на стены здания из красного кирпича, откуда доносились глухие хлопки тупого предмета, ударяющего по чему-то мягкому, – это ее соседка миссис Фаллон выбивала ковер или матрац.

– Наверное, – наконец заговорила Эйлин, – для многих ирландцев вы не являетесь белыми, ведь так? К вам относятся как к цветным, как будто вы принадлежите к другой расе.

– Ты тоже так считаешь? – спросил Сонни. – Ты считаешь, что мы с тобой принадлежим к разным расам?

– Какое мне до всего этого дело? – сказала Эйлин. – Я сплю с тобой, разве не так? – Приподняв простыню, она снова заглянула под нее. – Но ты настоящий гигант, Сонни! Господи!

Опрокинув Эйлин на спину, Сонни навис над нею. Ему нравилось смотреть на белизну ее кожи, нежной и мягкой, с маленькой красноватой родинкой на бедре, которую, кроме него, не видел никто.

– О чем ты думаешь, Сонни Корлеоне? – Снова заглянув под простыню, Эйлин добавила: – Можешь не отвечать. Я вижу, о чем ты думаешь.

Смахнув волосы с ее лица, Сонни поцеловал ее в губы.

– Нельзя, – остановила его Эйлин.

– Почему?

– Потому что это будет уже третий раз за сегодняшний вечер! – Эйлин положила ладони ему на грудь, останавливая его. – Я старая женщина, Сонни. Я так не могу.

– О, не надо, – сказал Сонни. Снова поцеловав ее, он уткнулся носом в ложбинку между грудями.

– Я не могу! – взмолилась Эйлин. – Остановись! Я и так в течение нескольких дней буду ходить как обалдевшая. Это будет заметно! – Поскольку Сонни и не думал останавливаться, она вздохнула, поцеловала его один раз, мимолетно в щеку, и ловко выскользнула из-под него. – К тому же уже слишком поздно. – Встав с кровати, Эйлин нашла в ящике комода комбинацию и накинула ее на плечи. – Сюда может заглянуть Корк, – добавила она, жестом показывая, чтобы Сонни тоже встал с кровати.

– Корк так рано никогда не заходит к тебе. – Взбив у себя под головой подушку, Сонни сложил руки на груди.

– Но он может зайти, – настаивала Эйлин, – и тогда у нас обоих будут большие неприятности.

– Ты думаешь, Корк ничего не подозревает?

– Разумеется, он ничего не подозревает! – воскликнула Эйлин. – Ты сошел с ума, Сонни? Бобби Коркоран ирландец, а я его святая сестра. Он уверен в том, что я совершенно не занимаюсь сексом. – Она пнула матрац. – Вставай и одевайся! Мне нужно принять душ и в шесть забрать Кейтлин. – Взглянула на часы, лежащие на комоде. – Матерь божья, уже половина шестого!

– А, ерунда, – небрежно бросил Сонни. Он встал, нашел свою одежду, сваленную грудой на полу рядом с кроватью, и начал одеваться. – Плохо, что ты такая старая женщина. – Застегнув ширинку, надел рубашку. – А то у меня могли бы возникнуть в отношении тебя серьезные намерения.

Эйлин сняла с крючка на двери пиджак и шляпу Сонни. Перебросив пиджак через руку, она протянула ему шляпу.

– У нас с тобой флирт, – сказала она, наблюдая за тем, как Сонни застегивает пуговицы на рубашке и затягивает ремень на брюках. – Корк ни о чем не знает, как, впрочем, не знает никто. Я старше тебя на десять лет, – добавила она, – и от этого никуда не деться.

Забрав у нее пиджак, Сонни надел его, а Эйлин тем временем натянула шляпу на его кудри.

– В воскресенье я ужинаю с одной хорошенькой девушкой, – сказал он. – Ей шестнадцать, и она итальянка.

– Просто замечательно, – сказала Эйлин, отступая от него на шаг. – Как ее зовут?

– Сандра. – Сонни положил руку на ручку двери, не отрывая взгляда от Эйлин.

– Что ж, не изувечь ее, Сонни Корлеоне. – Подбоченившись, Эйлин строго оглядела его. – Шестнадцать лет – это еще слишком мало для того, чем мы с тобой занимаемся.

– А чем мы с тобой занимаемся? – усмехнулся Сонни.

– Ты сам прекрасно знаешь, чем мы с тобой занимаемся, – отрезала Эйлин. Вытолкав его из спальни на кухню, она прошла следом за ним к входной двери. – Мы просто приятно проводим время вместе, – сказала она, приподнимаясь на цыпочки и чмокая его в губы. – Просто приятно проводим время вместе и барахтаемся на сеновале, – добавила она, открывая дверь.

Сонни выглянул в коридор, убеждаясь в том, что они одни.

– До следующей среды?

– Разумеется, – сказала Эйлин. Подмигнув, она закрыла дверь и осталась стоять, держась обеими руками за ручку, слушая, как Сонни сбегает по лестнице. – Господи, – спохватилась она, вспомнив про время.

Поспешив в ванную, Эйлин встала под душ, пока еще не отключили воду.

Томазино Чинквемани почесал одной рукой ребра, а другой сгреб стаканчик виски. Было уже поздно, больше трех часов пополуночи, и Томазино сидел в отдельной кабинке напротив Джузеппе Марипозы, Эмилио Барзини и Тони Розато. Этторе, младший брат Эмилио, и Кармине, младший брат Тони, юноши лет двадцати, втиснулись рядом с Томазино. Фрэнки Пентанджели, мужчина сорока с небольшим лет, сидел верхом на стуле, положив руки на спинку. Они находились в «Ше Голливуд», одном из клубов Филиппа Таттальи на среднем Манхэттене. Заведение было огромным, просторная танцевальная площадка была окружена пальмами и папоротниками в кадках. Кабинки тянулись вдоль одной стены перпендикулярно сцене, на которой вполголоса переговаривались музыканты, собирающие свои инструменты. На певице с завитыми щипцами светло-серебристыми волосами и темными глазами с поволокой было красное блестящее платье с вырезом, ныряющим до самого пупка. Джузеппе рассказывал анекдоты, время от времени умолкая и устремляя взгляд на девушку, которой, судя по виду, не было еще и двадцати.

Марипоза был одет, как всегда, щегольски: розовая сорочка с белым воротником и золотая булавка вместо галстука. Его белоснежные волосы, уложенные на прямой пробор, резко контрастировали с черными пиджаком и жилетом. Стройный, он в свои шестьдесят с небольшим выглядел значительно моложе. Томазино, пятидесятичетырехлетний косматый верзила, был похож на выряженную в костюм обезьяну. Рядом с ним Этторе и Кармине казались тощими юнцами.

Фрэнки Пентанджели склонился к столу. Лысеющий, круглолицый, с косматыми бровями и усами, полностью закрывающими верхнюю губу, он обладал голосом, напоминающим хруст щебня.